Цель - Перл-Харбор - Александр Золотько

— За минуту? — тихо спросил Нойманн.

— Что? А, да, это ваша ирония… За минуту я, пожалуй, не успею. Это у меня не будет свободного времени на то, чтобы работать во благо Германии. Нашей. — Торопов с нажимом произнес «нашей», а потом сделал паузу, давая возможность Нойманну вклиниться и сказать очередную гадость, но штурмбаннфюрер возможностью не воспользовался. — Вы не понимаете, что всякий, кто стал бы сотрудничать с вами по другим причинам — по идеологическим, философским, политическим, ради обогащения, — для вас на самом деле опасен. Какой-нибудь генерал Власов, желающий бороться с вами плечом к плечу против Сталина, рано или поздно заблеет о Великой России и попытается ее построить. Или украинский националист. Или просто какой-нибудь бонапартик, желающий выкроить себе крохотную империю при вашей помощи, обязательно попытается вас, простите, кинуть… А я… Я дерусь за свою жизнь. Я никогда не изменю своих приоритетов. И мне нет смысла вас предавать, потому что иначе риск погибнуть для меня увеличивается многократно… Вы меня слышите?

— Слышу, — тихо сказал Нойманн, Торопов еле расслышал его голос в уличном шуме. — Я вас прекрасно слышу. У меня отличный слух. А еще у меня очень живое воображение. И я представляю себе, как наша беседа забавно может выглядеть со стороны. А? Только подумайте, что должен почувствовать прохожий берлинец, увидев и услышав, как два офицера СД орут друг на друга, стоя посреди улицы неподалеку от Принц-Альбертштрассе, причем орут по-русски, и тот, что младше званием, ни в грош не ставит субординацию… Вы себе такое представить можете? Старший лейтенант кричит на майора, а тот, вместо того чтобы поставить крикуна на место, спорит с ним. А иногда даже улыбается сочувственно…

Торопов оглянулся по сторонам, пытаясь прочитать удивление на лицах прохожих, но те шли мимо, не обращая внимания на спор двух офицеров. Берлинцы были слишком заняты собой, летом, воскресеньем…

— Я готов прекратить этот нелепый спор, — тихо, почти шепотом, сказал Торопов. — Но я прошу… требую хотя бы тени уважения. Я ведь спасу всех этих людей… От смерти, от голода, от насилия. Всех, кто сейчас идет мимо нас. Не так? И не нужно ухмыляться, да, вы могли вытащить из прошлого кого угодно, но вытащили меня. Меня. И я буду инструментом спасения целого народа…

— … и уничтожения многих миллионов людей, — закончил за него Нойманн. — Я тоже готов прекратить этот нелепый спор, тем более что сегодня мы с вами расстанемся, и, возможно, надолго. Во всяком случае, если бы это зависело от меня, то — навсегда. Однако служба — такая штука, что может свести вместе с кем угодно. Даже с вами, херр Торопов… Так что мы прекращаем этот разговор и отправляемся на летнюю веранду. У нас… У вас до встречи еще несколько часов.

— До встречи с кем?

— Да какая вам разница, любезнейший? — приподнял бровь Нойманн. — Сами все увидите. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы предугадать какие-нибудь детали. Ну, пошевелите извилинами… Вслух пошевелите, извините за такую нелепую словесную конструкцию… И пожалуйста, не забывайте отвечать на приветствия проходящих мимо офицеров и солдат. Ладно, эти лейтенанты, они не обидятся, а если мы встретимся с полковником? Вы себе даже представить не можете, сколько в центре Берлина праздно слоняющихся подполковников, полковников и даже генералов! Тут даже я не смогу вас защитить…

Нойманн демонстративно четко откозырял в ответ на приветствие проходивших мимо офицеров. Торопов поспешно поднес руку к козырьку.

— Вот так-то лучше, — одобрил Нойманн. — Значит, мы следуем с вами на веранду, а вы на ходу фантазируете, с кем же вам предстоит сегодня встреча.

Встреча, буркнул Торопов. Конечно, встреча. С кем? Ну, не с очередным штурмбаннфюрером. Это будет кто-то повыше званием и повлиятельнее, чем Нойманн. И с начальником отдела, каким-нибудь полковником… штандартенфюрером. Ради такой встречи никто не стал бы переодевать Торопова и вручать ему удостоверение. Штандартенфюрер сам бы приехал в дом, или, в крайнем случае, Торопова привезли бы к нему в кабинет в закрытой машине, а то и с мешком на голове.

Но Торопову выдали удостоверение, приказали надеть форму, то есть встреча предстоит не просто деловая. Официальная предстоит встреча. Настолько официальная, что Нойманн был вынужден побеспокоиться о внешнем виде своего подопечного. Что из этого следует?

— Да, — подхватил Нойманн, когда Торопов в своих рассуждениях дошел до этого места. — Что же из этого следует?

— А из этого следует, господин штурмбаннфюрер, что встреча предстоит с человеком, для которого звание уже не столь важно. В смысле, его собственное звание. Важно его имя. Как у Роганов, старинного дворянского рода. Все остальные имели титулы — бароны, графы, виконты, а Роганы были настолько знатны, что прекрасно обходились вот этим самым — Роганы. Роганы, и все. Каждый понимает, с кем имеет дело. — Торопов остановился, проводил взглядом девушку с букетом в руках.

— Я смотрю, вы расслабились… — Нойманн тоже посмотрел вдогонку девушке и присвистнул. — Но тут я вас понимаю… Да. Но вернемся к вашим рассуждениям. О Роганах — понятно. Что касается вашей сегодняшней встречи — поясните.

— Не знаю, — пожал плечами Торопов. — У меня нет информации. Но скорее всего, встречу мне назначил кто-то, о ком обычные люди говорят уже не упоминая звания, а произносят фамилию. Никто ведь из них, — жест в сторону прохожих, — никто из них не станет называть, скажем, Геринга рейхсмаршалом? Герингом и назовут… Если не Толстым Германом, конечно. Или так его станут звать позже? Да, наверное, позже. Когда он скажет, что теперь его можно называть Мюллером… Вы успели в моем времени услышать об этой истории? Если на рейх упадет хоть одна бомба, сказал рейхсмаршал, то можете звать меня Мюллером… Слышали эту историю?

— Слышал. Я очень внимательно знакомился с историей будущей войны. А вы не отвлекайтесь, дружище. Значит, вас ждет встреча с кем-то, кого уже можно звать по фамилии, не обращая внимания на звания. И кого вы относите к этой категории? Только не слишком громко — поминать всуе имена первых лиц государства, да еще посреди улицы, в Берлине не принято. Так что же?

— Гейдрих, — сразу выпалил Торопов. — Гиммлер. Борман. Канарис.

Нойманн не перебивал, смотрел на Торопова, склонив голову к левому плечу, как тогда, в лесу возле Уфы. Как на забавное насекомое. Это ужасно злило, сбивало с мысли, но Торопов упрямо продолжал:

— Гесс. Геринг. Мюллер. Шелленберг.

— Да? — восхищенно спросил Нойманн. — Даже Шелленберг?

— А что?

— Ничего, только в настоящий момент Вальтер имеет звание штурмбаннфюрера, и в ближайшие месяцы светит ему должность офицера для поручений Гиммлера. Вы, когда с кем-то серьезным общаться будете, лучше молчите, чтобы вот так вот не напороть… Шелленберг, как же… — Нойманн покачал головой и пошел вперед, не оглядываясь. Люди, заметив его форму, расступались, пропуская, и Торопову пришлось ускорить шаги, чтобы не отстать.

— Что, правда штурмбаннфюрер? — спросил Торопов, нагнав Нойманна.

— Ага, майор, — кивнул тот. — Но в принципе, в ваших рассуждениях есть логика. К сожалению, я не могу ее полностью оценить. Недостаток информации, ничего не поделаешь. Так что — я не знаю, с кем вам предстоит встреча, но искренне советую сегодня избегать спиртных напитков. Мало ли как ваш собеседник относится к алкоголю…

Торопов вздрогнул и внимательно посмотрел в лицо Нойманна. Это не намек? Не к Гитлеру же, в самом деле, поведут свежеиспеченного офицера СД? Не к Гитлеру же? Фюрер не любил пьющих, сам не пил…

По спине потек ледяной холод. Вокруг жара, воздух над асфальтом колеблется и пульсирует, а руки Торопова замерзли. И судорогой свело мышцы живота.

Не к Гитлеру. Иначе…

А что иначе? Торопова готовили бы и предупреждали, о чем можно говорить, а о чем нет? Не факт. Совсем не факт. Нойманн и вправду ничего не знает или прикидывается? Вон, ухмылка в уголках губ. Понимает же Нойманн, о ком должен был подумать Торопов. Понимает и наслаждается сейчас испугом обер-штурмфюрера.

— Не берите в голову, — сказал Нойманн наконец. — Столик заказан, так что отдохнем, посидим, посмотрим на девушек в купальниках. Я даже спорить не буду — в вашем времени купальники куда приятнее на вид, но женское тело всегда остается женским телом. Ножки, грудки — все такое…

Нойманн указал на столик возле самого ограждения летней веранды ресторана.

— Отсюда открывается прекрасный вид. — Нойманн указал на пляж и озеро, расстилающееся прямо у подножия веранды.

— А после встречи я все равно напьюсь, — сказал Торопов, усаживаясь за столик.

— Имеете полное право, — сказал Нойманн и жестом подозвал официанта. — А пока — выберем нам с вами завтрак… ну, или обед, если посмотреть на время. Можно не спешить, до встречи еще восемь часов.