Ольга, лесная княгиня - Елизавета Дворецкая

Все стихло.

Мы не могли понять: это победа или поражение? Одолела Бура-баба злобных кудов Эльгиной судьбы, или они одолели ее?

Бура-баба не шевелилась.

Больше всего она сейчас напоминала кучу старого драного тряпья.

Она умерла? Да нет, она не может умереть – она мертва давным-давно… то есть обитает в том мире, где смерти вовсе нет, потому что нет такой жизни, как у нас…

– П… п… – Эльга так и не сумела ничего выговорить, дернула меня за руку и потащила наружу.

Мы выскочили из избушки и вдохнули свежий, влажный лесной воздух.

Заморосил дождь – и он принес нам облегчение, смывая с души пережитый страх. У ворот мы сообразили выпить воды из берестяной чарочки и открыть другую створку, возле которой стояла «живая вода».

Иначе неизвестно, где бы мы оказались, выйдя из этих ворот. Мы побежали через ельник, все ускоряя шаг: было чувство, будто за нами гонятся.

Не Бура-баба в ступе и с пестом, не ее невидимые «слуги верные», что прибирали бадью у калитки. За нами гналась тяжесть и жуть пребывания в Нави, висела на плечах, не хотела отставать.

Сейчас мы не удержались бы на жердочках мостка – поэтому ворвались в ручей, окунувшись по колено.

Холодная вода несколько остудила нас и привела в чувство.

На другом берегу Эльга остановилась, стащила с головы платок и стала умываться. Я тоже умыла лицо и руки, пригладила волосы, даже попыталась отряхнуть косу, на которой словно застыла паутина из темных бабкиных углов.

Вот эта вода по-настоящему оживила нас.

– А мы правильно сделали, что убежали? – в тревоге спросила я. – Может, надо было… ну, поднять ее?

– Уж если она умрет, то не нам с тобой ее оживить! Она тысячу лет живет и дальше будет. Нас с тобой переживет, наши кости с крады соберет да в жерновах разотрет… – мрачно заметила Эльга. – Уже про нас никто не вспомнит, откуда родом и где похоронены, а она так и будет там сидеть на полатях со своей пряжей!

– А ты все запомнила? Сын – бел, как сыр… Один, два… нет, три, потом девять… потом еще два… – Я старалась вспомнить, сколько детей и внуков ей напророчила Бура-баба. – Жить семь раз по семь лет да еще один год – это сколько будет?

– Много! И овдоветь через двенадцать лет! Ты смотри, не говори никому! – напустилась Эльга на меня. – Кто же на мне жениться захочет, если узнает, что мне овдоветь через двенадцать лет? Дети малые останутся…

– Я и не скажу. Но почему… она больше ничего не сказала? Будто что-то страшное увидела?

– Да меня и так все не радует! – Эльга села на мох, подтянув под себя замызганные полы еще недавно белой шушки. – Она ведь князю сказала, чтобы не отдавали меня варягам. Значит, за Дивислава мне идти. А он мстить за отца не будет.

– Будет. Ведь пока эти викинги сидят на Нарове, через нее нельзя в море ходить. А через Волхов его Ульв не пустит. Теперь – особенно если они одну невесту делят. Стало быть, Дивиславу или идти викингов выбивать, или с паволоками проститься.

– Если Дивислав пойдет на викингов, я овдовею куда быстрее, чем через двенадцать лет! Даже отец не справился… – Голос у Эльги сел от нового всплеска горя. – Куда этому… старинушке? У него сын старший – моих лет. И он после Дивислава князем будет. А мой сын? Тот, который бел, как сыр, и который захочет, чтобы его не пеленками, а кольчугой и шлемом в зыбке снаряжали? Дивиславовым сыновьям будет служить?

– Но ты что же… уже не хочешь за Дивислава идти? Раньше ты за Ингвара не хотела!

– Что я тогда понимала? И с тех пор изменилось кое-что. Ингвар уже мужчина, и он доказал, что может так называться! Он ходит в далекие походы, завоевывает славу и привозит добычу! Такой князь никогда не останется без дружины. А с дружиной можно все: отомстить врагу, захватить земли…

От воодушевления у нее разрумянились щеки, заблестели глаза.

Окажись эти два жениха сейчас здесь – прямо так и сцепились бы между собой за такую красу!

– Наш родич Одд Хельги захватил целую державу, одолел всех врагов и сумел передать ее по наследству. Наши отцы хоть и не захватили Плесков, но занимают здесь почетное положение. Я хочу, чтобы мой муж был не хуже!

– Но твой муж… если это будет Дивислав, он и так не хуже. Он – князь старинного рода, он правит целым племенем…

– А он что-нибудь сделал для того, чтобы занять это место? Только родился сыном своего отца! Надо же, какой подвиг!

– Но ты хотя бы видела его. Он красивый мужчина и добрый человек… как говорят. Он заботится о славе и пользе своего рода. Он любил прежнюю жену и будет любить тебя.

– Это все не так важно. – Эльга подтянула ноги в мокрых чулках и поршнях, обняла колени и устремила задумчивый взгляд в гущу еловых ветвей за ручьем. – Ты понимаешь, что мне придется сделать, чтобы выйти за Дивислава? Мне придется отдаться медведю. Как Воянке перед свадьбой. И ладно бы, я потерплю, если это нужно, чтобы родить здоровых сильных сыновей для своего мужа. Но ты же слышала, что она сказал? У меня будет один сын! Всего один! А первого сына девки, которая была у медведя, забирает медведь, потому что это его сын! Первенец родится от пращура, и его забирает пращур, чтобы сделать князем Нави. Он изначально принадлежит чурам, даже до рождения. Так было с… бабой Гоней, – Эльга выговорила это имя почти шепотом, – помнишь, моя мать нам рассказывала, когда Воянка… Тот медведь, которого мы встречали, это и есть бабкин первенец. От медведя. Теперь от него у меня тоже должен родиться сын. И тоже прожить всю жизнь в лесу. А другого у меня не будет. И на что я буду годна? Какому мужу я буду нужна, пустая и бездетная? Нет, я не хочу на «медвежью свадьбу». Я хочу, чтобы мой первый и единственный сын родился от мужа и принадлежал мужу. И продолжил наш род.

Я не ответила. Мы помолчали.

Чего бы там ни хотела невеста, решает свою судьбу не она. По крайней мере такая знатная невеста.

Даже князь Воислав в таких делах не главный: решают чуры, передавая ему свою волю через волхва – Князя-Медведя.

Власть чуров сильнее княжеской.

– Бывает, что замуж выходят, родичей не спрашивая, – обронила Эльга, будто угадала мои мысли.

Да их и нетрудно было угадать.

– Украдом?

Она кивнула.

– Ты поможешь мне?

– Спрашиваешь? – Я подняла брови. – Это смотря как попросишь, чего посулишь.

Чего бы я ни сделала ради нее? И она отлично об этом знала.

– Красоту мою тебе подарю, ленту алую! – насмешливо ответила она. – Надо сказать тому парню… Мистине. Что я согласна выйти за Ингвара.

– Но за вами гнаться будут. А до Киева далеко, и ехать мимо Дивислава.

– Дивислав за мной только по осени собирается, а осени еще и не видать. И пусть Мистина заботится, как проехать. Посмотрим, так ли он удал, как говорит… да и его князь заодно.

Я не решилась сказать, о чем подумала.

Мне с самого начала казалось, что Эльга не так уж обрадовалась бы мысли вернуться к первому жениху, если бы он прислал какого-нибудь беззубого сморчка. Глядя на Мистину, она, должно быть, и Ингвара невольно воображала таким же красавцем.

Да, Мистина очень хорош собой!

Что бы я о нем ни думала, этого было не отнять. Правда, нос у него был заметно свернут влево, но мы выросли возле дружины, где такие носы – у каждого третьего, этим нас не удивишь. А дерзость в его глазах, которая меня смущала, Эльге, кажется, даже нравилась.

– Но Ингвар еще сначала должен отомстить! – лишь напомнила я. – До осени он не успеет – тут одной дороги сколько.

– Побеседуй с ним тайком. А я поговорю с матерью. Она уж верно знает, что они с князем надумали – когда и что. Тогда и решим. Время есть пока.

Но мы ошибались: времени у нее совсем не было.

Кряхтя, Бура-баба подтянула под себя руки и ноги, кое-как поднялась на четвереньки, похожая на чудного зверя-птицу.

Уцепилась за лавку, приподнялась и усадила на нее утомленное старое тело. Сняла берестяную личину, потерла усталые глаза в густой сетке морщин.

Болели все кости. Голова кружилась.

Но сильнее старческой слабости и недугов мучило то, что она увидела, к чему привела ее дух Макошина нить.

Девки давно сбежали – и след простыл.

Посидев немного и собравшись с силами, Бура-баба подобрала прялочный копыл, поднялась на ноги и побрела к двери, опираясь на него.

У порога взяла клюку.

Вышла, обогнула избу, отворила заднюю калитку, встала в проеме и закричала:

– Эй! Кто в лесу, кто в темном! Выйди ко мне!

Издалека донесся глухой голос, напоминающий рев.

Старуха села на землю.

Через какое-то время еловые лапы закачались, на едва заметной тропке показался зрелый мужчина с длинными, плохо чесанными волосами, с густой бородой, не стриженной много лет, начинавшейся почти от глаз, одетый в медвежий кожух шерстью наружу.