Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, власти постоянно пытались «пригладить» поэта, чтобы он не шел с ними на конфликт и не писал острые песни: «Чтоб ты знал, Романов считает меня чуть ли не врагом народа. И хочет “пригладить ” мое творчество. Мне не от чего отрекаться и каяться не в чем», — так ответил Высоцкий журналисту Эдуарду Попову на предложение «Вам надо бы откреститься от некоторых песен» (об этом его попросил ответственный секретарь «Советской культуры» Владислав Перфильев: «Эдик, чего б тебе по-соседски не взять интервью для нашей газеты у Высоцкого? Тебе Володарский поможет. Будешь первым корреспондентом в стране, опубликовавшим материал с ним. Только есть один нюанс. Надо, чтобы Володя отбоярился от блатных песен»)[1984] [1985].
Высоцкий имеет в виду главного редактора газеты «Советская культура» (1972 — 1983) Алексея Владимировича Романова. Неудивительно, что когда сотрудник «Советской культуры» Виктор Шварц обратился к Романову (который до этого был председателем Госкино СССР) с просьбой пригласить в редакцию Высоцкого, то нарвался на жесткий отпор: «“Советская культура” с первых же дней существования в новом обличье повела под командованием Романова решительную борьбу с “чуждыми” нашей идеологии явлениями. Скажем, к такому явлению было отнесено в те годы творчество Владимира Высоцкого. Помнится, на втором году моей работы в газете я, на правах недавно избранного секретаря комсомольской организации, зашел к Романову и от имени молодежи редакции обратился к нему с просьбой разрешить уже гремевшему тогда на всю страну Высоцкому выступить перед молодыми журналистами.
Романов, с присущим ему свойством мгновенно вспыхивать, побагровел и, бросив на стол очки, буквально заорал на весь кабинет: “При мне этот ваш Высоцкий никогда не переступит порог редакции!”»329.
А вот какая история произошла в 1968 году: «.. Владимир Семенович тщательно готовился к разговору с главным редактором “Ленфильма” Ириной Головань, от которой зависела тарификация его как автора песен для кинофильма “Интервенция”.
Он очень “деликатно” пропел песни. Головань указала Высоцкому на несовершенство и корявость его стихов, дала несколько конкретных рекомендаций. Тогда Высоцкий вынул из папки черновик и сказал:
— Вот посмотрите и убедитесь. С того, что вы мне предлагаете, я начинал — и получились гладкие, хорошо отполированные, никого не задевающие стишата. Корявость и жаргон возникли как результат, как моя собственная интонация, прорыв к моему слушателю… — И добавил: — По-другому я делать не буду!»[1986] [1987] [1988] (поэтому и об alter ego автора в стихотворении «Препинаний и букв чародей…» сказано: «Автогонщик, бурлак и ковбой, / Презирающий гладь плоскогорий...»).
Режиссер Геннадий Полока рассказал еще об одном методе борьбы цензоров с песнями Высоцкого: «В “застойные годы” сформировался особый тип студийного редактора, умевшего отработанными приемами постепенно, почти безболезненно и порой незаметно для авторов превратить самое оригинальное и самобытное произведение в столь желанный для него стереотип. Легендарной личностью в этом смысле стал редактор “Ленфильма” М.Н. Кураев. Вспоминаю, как настойчиво и вместе с тем незаметно выхолащивала песни Высоцкого к “Одному из нас” редактор “Мосфильма” Р.Д. Олыпевец, но он чутко замечал самые замаскированные, самые коварные рекомендации и не уступил ни единого слога. Тогда Олыпевец, формально оставив все песни, добилась сокращения куплетов и превращения этих песен в фоновые, звучащие параллельно с актерскими диалогами. Это был один из основных приемов в борьбе с песнями Высоцкого в кинематографической практике» зз1.
Что же касается мотива «гладкости» в стихах и песнях, то его мы уже частично касались в этой главе, когда сопоставляли «Гербарий» с «Памятником»: «Аккуратно меня расчесали. <…> Но они аккуратно стесали / Азиатские скулы мои» (АР-5-135). В том же 1973 году этот мотив встретится в стихотворении «Я не успел»: «Все мои скалы ветры гладко выбрили» (обратим внимание на созвучие: мои скулы = мои скалы). Об этой же «гладкости» шла речь и в следующем варианте «Памятника»: «И текли мои рваные строки / Непрерывно и ровно, как смерть» /4; 261/.
Как видим, самые ненавистные слова для Высоцкого — это «ровно», «гладко» и «аккуратно»: «Ко мне гурьбою движутся / Ученики прилежные — / Начитанные, умные: / Два пишут, три в уме» («Гербарий», 1976 /5; 366/), «И аккуратный первый ученик / Шел в школу получать свои пятерки» («Случай», 1971), «Аккуратно на банкетах: / Там салфетки в туалетах» («Сказочная история», 1973; СЗТ-З-178), «Аккуратно меня расчесали, / Разжирел я и плаваю в сале» («Памятник», 1973; АР-5-135), «Херувимы кружат, ангел выстрелил в лоб аккуратно» («Райские яблоки», 1977 /5; 510/). Поэтому он всегда ратовал за то, что «развитие идет не по спирали, / А вкривь и вкось, вразнос, наперерез» /5; 124/, - и сам говорил о себе: «Могу — вразнос, м. огу — враскрут»332 /5; 78/, «Я здесь — раздрызганный без пьянки» /5; 554/; и о своей судьбе: «Пошла, родимая, вразнос» /5; 105/. Да и «наперерез» он тоже шел постоянно: «Я вышел им наперерез!» («Песня летчика-истребителя»), «Если шел вразрез — / На фонарь, на фонарь!» («Так оно и есть»), «Тороплюсь ему наперекор» («Штангист»; черновик —
