Три жизни Тани (СИ) - Елисеева Валентина

- Тихо! - прикрикнул он и напомнил: - Болеешь. Лежишь тихо. Лежишь там, где положу! Пьёшь лишь ту воду, что принесёт Маркус!

Таня послушно замерла в его руках, часто моргая и чувствуя, что из глаз её градом катятся слёзы.

- Понимаешь? - прошептал Тьерр и Таня кивнула, а потом вспомнила жесты мира Маэль и постаралась повести плечами.

Кажется, её тоже поняли: глаза Тьерра полыхнули жёлтым огнём.

- Поговорим, когда вернусь, - пообещал он.

К ним приблизились шаги, пахнуло запахом Люка и синеглазый хозяин Тани с тревогой спросил:

- Она плачет? Ей больно?!

- Всё пройдёт, ей надо отлежаться. Лорд, я ухожу на охоту, за Мией присмотрит Маркус, если он вам не нужен.

- Нет, не нужен. Пусть сторожит покой моей собачки, пока она не придёт в себя.

Таню положили на теплую травку пригорка у собачьих вольеров и оставили выздоравливать и радоваться долгожданному чуду понимания речи людей.

День вступил в свои права, разлив по зелени солнечные блики. Таня нежилась в тёплых лучах, блаженствуя от каждого произнесенного рядом и понятого ею слова. Пусть все разговоры слуг сводились к кормежке собак и уборке их вольеров, к бесконечному и пустопорожнему обсуждению инцидента в склепе, безосновательным гипотезам, кто и зачем залез в усыпальницу! Пусть, главное - она всё-всё понимала, и это было прекрасно! Она чувствовала себя, как внезапно обретший слух глухой, или как умственно отсталый инвалид, вдруг ставший полноценным.

Стоило Тьерру уехать на охоту, как к собакам с плановым осмотром нагрянул ветеринар. Он подошёл и к Тане, с любопытством ощупывая её и приговаривая:

- Как ты себя чувствуешь, рыжая красавица? Неужели тебя правда вчера отравили? Я так и не нашёл никаких отравляющих веществ во вчерашних пробах. Дай-ка возьму капельку твоей крови и слюны на анализ - очень мне любопытно, что за противоядие дал тебе Тьерр. Или он вовсе ничего тебе не дал, а то был просто эпилептический припадок, как я и говорил: уж больно быстро ты поправилась и сегодня у тебя никаких признаков отравления нет, только слабость. К слову, лорд Микэль придерживается того же мнения, что и я.

«Вы можете придерживаться какого угодно мнения, Тьерр куда больше вашего смыслит в собаках. Я плохо помню, что со мной происходило, но в самом начале по животу разлилась резкая боль и поднималась желчь к горлу, а это больше похоже на симптомы отравления, а не какой-то болезни. Бедные животные, как вас лечат, если вы ничего объяснить врачу не можете? Мне повезло, что Тьерр вовремя вмешался, а то так и померла бы с неверным диагнозом», - думала Таня, милостиво позволяя ветеринару нанести на кожу обезболивающий гель и взять кровь на анализ.

Действия ветеринара контролировал топчущийся рядом Маркус, а когда врач закончил осмотр, помощник Тьерра принёс Тане чистой воды и с сочувствием произнёс при этом:

- Извини, но кормить тебя не велено.

Маркус явно не ожидал ответа и произнёс эти слова бездумно, так как привык разговаривать с собаками. Вот и сейчас он отошел к вольерам и почёсывал довольную легавую, разглагольствуя о том, какие хорошие результаты та показала вчера на полигоне. Таня слушала его и чувствовала, что есть ей вовсе не хочется, что её тело и без того приливной волной захлёстывают силы, что в ней начинает бурлить желание бежать куда-нибудь сломя голову, всё равно куда, лишь бы бежать и прыгать, сбрасывая избыток энергии. Ей словно вкололи допинг, Тьерр верно предупреждал, что и полумёртвая собака от его чудо-средства вскоре танцевать начнёт. Но танцы откладывались, Тане полагалось изображать слабость и она её изображала.

Вокруг неё бурлила жизнь, люди болтали о своих делах и запахи их навевали умиротворение: никакой агрессии или страха, только спокойные и положительные эмоции, даже редкие всплески раздражения умеренные и кратковременные.

«Ах, нет, кто-то у того края раздражён очень сильно, я бы сказала - страшно зол, его запах долетает до меня и кажется знакомым. Тот самый опасный запах...»

Таня обернулась и ей показалось, что она видит цепкие глазки Клисса: светлые, словно вылинявшие на солнце. Нет, не показалось: похожие глаза смотрели на неё с другого конца площадки перед вольерами, но смотрели они с совершенно незнакомого лица.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Причуды собачьей психики? Мерещится запах и взгляд врага там, где его нет и быть не может?» - подивилась Таня. Настороживший её работник псарни развернулся и исчез в домике с собачьей кухней, а Таня пообещала себе при случае обнюхать этого человека как следует. На всякий случай.

«И есть буду лишь то, что даёт лично Тьерр!»

Глава 16, о раненной куропатке.

Таня лежала у вольеров до самого обеда. Маркус отправился перекусить в столовую для персонала, когда со стороны лесной опушки послышался шум: это неспешной рысцой бежали собаки, забранные Тьерром на охоту. Сам охотник не показывался, служитель псарни открыл двери вольеров и запустил собак, сказав при этом:

- Набегались? Господин Тьерр, небось, большую добычу к кухне повёз, раз вам велел самостоятельно домой возвращаться?

- Хорошо бы парочку оленей затравил, люблю оленину, - с предвкушением произнёс другой работник. На стол лордов поставлялись лишь деликатесные куски дичи, а остальное готовилось для слуг.

- Так он вроде как волков отлавливать уехал, - удивленно заметил третий.

Таня повела носом, пытаясь по запаху определить, какого зверя добыли на охоте, и удивилась.

Во-первых, ни от одной собаки не пахло кровью зверя, даже от мощных волкодавов, предназначенных для последней битвы со зверем.

Во-вторых, даже от стартеров (их роль выполняли псы, похожие на бультерьеров), кровью не пахло, а в задачу собак этой бесстрашной породы входило первоначальное нападение на зверя, когда другие с опаской облаивали его с далекого расстояния. Именно стартеры обычно бывали ранены на охоте, но в этот раз криволапые приземистые псы не пахли кровью - ни своей собственной, ни чьей либо другой.

В-третьих, предназначенные для гона борзые не плелись, тяжело дыша и свесив языки на бок, их бока не ходили ходуном, как после продолжительного бега на пределе сил.

Собственно, все собаки вернулись бодрыми, словно не на охоту ходили, а вальяжно прогулялись по опушке леса.

Прошедших мимо Тани собак загнали в вольеры, служитель отправился звать ветеринара на осмотр, как было положено после любой охоты на зверя, а Таня села и задумалась. Ей было велено лежать на месте и ждать своего спасителя, но хотелось бы увериться, что со спасителем всё в порядке. Как-то слишком рано вернулись собаки, слишком чистенькими и отдохнувшими они были, и слишком подозрительным выглядело отсутствие самого охотника при своре.

«Что мне грозит в лесу? Ловушку мне там точно не приготовили - я же с утра валяюсь на пригорке «больная и обессиленная», никому в голову не могло прийти, что я понесусь в лес, мне самой это в голову не приходило до последнего момента! Если вдруг кто-то пойдёт за мной, то я издалека услышу шаги, почую запах и просто убегу, уж бегать-то я научилась быстро! - думала Таня. - Я просто пройдусь до леса, посмотрю, куда направился Тьерр».

Таня поднялась и побежала к опушке, намереваясь убедиться, что на лесной дороге имеется след лошади Тьерра и запах Тьерра, направившегося с добычей (или без неё) прямиком ко дворцу. Не то чтобы она действительно подозревала какой-то ужасный несчастный случай, она верила, что Тьерр в состоянии позаботиться о себе в любой ситуации, но мирно валяться на солнышке уже не могла. Не умершие в собачьем теле человеческая совесть и ответственность не давали наслаждаться погожим деньком, не выяснив, не случилось ли с кем беды.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Жалея, что в её породе не было ген от гончих и её нюх не так чуток, как у них, Таня тщательно обнюхала разветвление дороги, на которую вывел след вернувшихся домой собак. Никаких следов возвращения всадника! Есть конный след, уводящий от опушки в лес, но обратного следа нет и в помине. Таня понеслась дальше по наводке сильного запаха собачьей своры.