Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита - Андрей Анисимов

— Я редко ошибался в людях. Вы мне сразу понравились, и я вам верю. Но факты вещь упрямая. А тут еще этот допрос.

— В таком небольшом городе концы в воду спрятать трудно. Где-нибудь да они наследили.

— Хорошо, я беру свои слова обратно. Оставайтесь жить с нами. Но пока не будет доказано, что в деле с чиновниками вы не замешаны, ни о какой совместной работе не может быть и речи.

Олег кивнул и поднялся. Мужчины мгновенье стояли друг перед другом. Нелидов первым протянул руку. Голенев ее крепко пожал:

— Спасибо, Алексей Михайлович, вы не пожалеете, что пустили нас под свою крышу.

Тоня ждала его на террасе. Она смотрела на море, но моря не видела. Все было так светло и чисто до сегодняшнего утра. И вдруг вся эта мерзость! Неужели ее муж, Олег, бывший афганец, смелый и добрый, приказал убить человека? Нет, в это поверить он не хотела и не могла. Но что их жизнь с этого дня резко изменилась, осознала твердо.

— Не плачь. Я поговорил с Алексеем Михайловичем. Мы остаемся в этом доме. — Олег обнял ее и поцеловал в соленые от слез глаза.

— Олежка, как же так!? Почему люди думают на тебя такие ужасные вещи? Объясни мне, милый?

— Со стороны выглядит, что убийство этого человека мне очень выгодно. Но мне в голову не приходило его убивать.

— Но кто-то же это сделал?

— Это сделал или бандит, обиженный на Лапочкина, как на адвоката, либо кто-то хотел подставить именно меня. Я разберусь. Ты живи спокойно и не о чем не думай.

— Олежек, я не хочу жить, как кукла. Я хочу работать, помогать тебе. Почему ты не найдешь мне дело рядом с собой?

— Тонечка, я бы давно пристроил тебя в свой бизнес, но мы скоро уедем в Глухов. Стоит ли ради трех, четырех недель начинаться? Отдохни. Дома тебе достанется. Ты забыла, что скоро станешь многодетной матерью? А сейчас корми мужа.

— Олежек, я сегодня ничего не сделала. Понимаешь, плакала и обо всем забыла. Мне же сказали, что нам придется съезжать…

— Ну и ладно. Поехали обедать в «Ласточку».

— Опять в том платье?

— Зачем? Днем народ обедает, в чем ходит на работу.

Она кивнула, и побежала собираться.

В ресторане все столики оказались занятыми. При появлении супругов говор смолк, и наступила напряженная тишина. В это время здесь обедали кооператоры. Олег с трудом отыскал два места на веранде.

— К вам можно? — Спросил он у двух плотных мужиков, с аппетитом уминавших солянку.

— Не занято. — Мрачно бросил один из них. Супруги уселись, и Олег стал высматривать официанта. К их удивлению, соседи по столу перестали есть, отодвинули свои тарелки, достали бумажники, выбросили из них по пятьдесят рублей, тут же поднялись и ушли.

— Что это они? — Тихо спросила Тоня.

— Откуда я знаю. Может, опаздывают куда.

Но вскоре оба поняли, что их соседи ушли не случайно. Знакомые Олегу кооператоры отворачивались и на его приветствия не отвечали, официант принимал заказ, стоя от них так далеко, будто боялся, что Олег или Тоня его укусят, даже Моня Корзон проплыл мимо, не повернув голову.

— Моня, как дела? — Крикнул вслед ему Голенев.

Но музыкант их не замечал.

— Они все нас ненавидят! — Догадалась Тоня.

— Похоже, в этом городе все считают меня убийцей. — Грустно улыбнулся Олег. Аппетит у обоих пропал. Они немного поковыряли вилками салат, и Олег расплатился.

У машины их поджидал Хорьков:

— Можно тебя на минуточку. — Он взял Голенева под руку и увел в сторону: — Сережу арестовали, и весь летучий отряд.

Голенев минуту подумал:

— Отвези жену домой, я поехал в милицию.

— Хорошо, но скажи ей сам.

Олег подвел Тоню к «Москвичу» Степана и, объяснив, что должен срочно выручать друзей, усадил в машину. Они укатили.

Городской отдел милиции находился рядом, на углу Арнаутской и Плеханова, и Голенев отправился туда пешком. В проходной его остановил старшина:

— Вы к кому, гражданин?

— К Чуприянову. И доложи, что я Коленев.

Старшина молча побежал к телефону. Полковник велел подождать. Сейчас у него секретарь райкома.

Голенев уселся на скамейку и вспомнил, что целый день таскает нераспечатанное письмо из Глухова. Он достал конверт с посланием Постникова и принялся читать. Тихон сообщал ему о статье в газете, о посещении таинственного бородача, который отговаривал его выставлять свою кандидатуру на выборах, а потом этого бородача нашли убитым в квартире женщины легкого поведения. В конце письма Постников обещал другу сюрприз. «Приедешь, глазам не поверишь».

Олег начал переваривать информацию, но не успел. Отвлек старшина:

— Полковник Чуприянов освободился и готов вас принять.

Голенев спрятал письмо в карман и поднялся. Познакомился лично с начальником городского отдела Олег не так давно. Когда погиб от рук Турка его фронтовой товарищ, начальник был в отпуске. Потом, после гибели Турка, он даже поил Голенева коньяком.

Сухенький, узкоплечий мужчина лет пятидесяти на начальника милиции внешне не тянул, больше напоминал совхозного счетовода.

— С повинной пришел? — Чуприянов не улыбался, а скорее лыбился. Кожа возле глаз у него морщилась, а глаза оставались колючими.

— Шутить изволите, товарищ полковник?

— А зачем приперся? Я тебя не вызывал.

— Поговорить пришел. Неувязочка вышла.

— Какая еще неувязочка?

— Вы арестовали Сергея Скворцова и его сотрудников.

— Я их не арестовывал, а задержал как незаконное вооруженное формирование. А ты присаживайся, кооператор.

Голенев садиться не стал:

— Оружие у них зарегистрировано, и в уставе охранного кооператива записано право его носить.

— Проверим, разберемся. Если все в норме, отпустим. Но ты же пришел не за этим?

— И за этим тоже.

— Выкладывай все, а там посмотрим.

Олег оглядел стены кабинета:

— Может, на воздух выйдем?

— Чтобы ты и мне голову отрезал? Нет уж, лучше давай здесь, в родных стенах спокойнее. — И полковник снова сморщил кожу у глаз.

— Как вам удобнее. Значит, сразу и начистоту.

— Валяй.

— Упрятать вас всех за решетку, не скрою, собирался. Потому что взятку дал один раз в жизни и поклялся, в последний. Это точно. Но убивать никого не хотел и не хочу. Ни я, ни мои люди голову Лапочкину не отрезали. Помоги найти бандита. За это я готов заплатить большую премию.

— Мечеными?

— Нет, слово офицера.

— Выходит, вчера ты меня хотел посадить, а нависла над твоей башкой тучка, просьбы просишь? Где же твоя хваленая гордость и принципиальность?

— Согласен, выгляжу погано, но убийцу надо поймать.

— А посадить старика с двумя внуками, пожалуйста?

Голенев все же уселся в жесткое кресло напротив полковника:

— А вам не стыдно требовать поборов с человека, который честно платит городу налоги, строит корпус в детском доме и еще подкармливает семьи погибших афганцев?

— Нет, не стыдно. Ты с жиру хоть армию Зимбабве корми. А я, полковник милиции, получаю триста пятьдесят рублей, и меня, прости Господи, еще всякая блядь имеет во все места. Вот зарезали твоего Лапочкина. Ты же знаешь, на ком он женат? Меня сейчас секретарь райкома раком ставил — найди и накажи. Вот я и отрапортовал, мол, подозреваю бывших афганцев. Они же на тебя работают.

— Меня бы лучше арестовал.

— У тебя алиби железное. Как тебя арестуешь? А на чистоту, так начистоту. Я тоже живой. Тебе Сутягин список принес, так вот они все сидят с полными штанами. Сперва Лапочкина, потом нас. С твоими бабками и из тюрьмы человека заказать — раз плюнуть. И я не герой, понял? Так что живи и радуйся…

— Поможешь или нет?

— Иди, говори со следователем Куликовым. Он хоть жопа, но способный.

— Это он допрашивал хозяина моего домика?

— Он допрашивал.

— Хорошо, веди меня к нему.

— Где это видано, чтобы полкан к майоришке бегал. Сам придет. — И Чуприянов и снял трубку внутреннего телефона.

Редактор газеты «Вести Глуши» несколько дней проходил мимо здания городской администрации, втянув голову в плечи. Прудкин ждал неприятностей и боялся встречи с мэром. Пятьсот долларов, полученные им от Кащеева, согревали душу, но гаденькое чувство вины радость омрачало. Потом, после выступления Постникова по местному радио, когда к зданию редакции подкатил наряд милиции и всему персоналу посоветовали запереть двери и не подходить близко к окнам, он испугался по-настоящему. Но в тот день все обошлось, никто его не тронул. Постепенно сердце провинциального редактора страх понемногу отпустил, он снова поднял голову, демонстрируя все три подбородка, и вернул голосу начальственную небрежность. Через неделю он вовсе забыл о злополучной статье и вошел в колею. Но тут его внезапно вызвали к мэру.

Самуил напялил галстук, взял папку с подшивками газет за неделю и снова ощутил неприятные колики в желудке.