Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России - Игорь Шумейко

Именно так — проверьте. ИБрокзауз: «Философия истории» в школе Гегеля, превратилась в теорию прогресса». И советские философы, да и вообще все марксисты это (гегелевский прогресс) единодушно признавали. Соглашались, получается и с тем, что у Гегеля после Античногопериода был только Германский, то есть: славяне, с прочей негерманской мелочью — вне прогресса. И что вершина мирового прогресса по Гегелю — конституционное королевство Пруссия….

А ведь, знаете… такое приведу сравнение. Каждый раз, щелкая кнопкой электрочайника, мы ведь очередной раз признаем закон Ома. Вспоминаем, или нет, не важно. Главное: нельзя, отвергая принципиально закон Ома, одновременно ждать и нагревания электрочайника. Но ведь точно так же дела обстоят и с прогрессом/Пруссией. Пользуясь разработанным понятием «прогресса», никак нельзя забывать (и не только по причинам авторского права), что (чуть спрямляя здесь все гегелевские силлогизмы): «Прогресс» — это то, что ведет к Пруссии.

Единственное, чего Георг по объективной причине (собственной смерти) знать не мог, так это «Новые приключения мирового абсолютного духа». Который, после 1831 года (дата георговой кончины) все дальше и дальше «прогрессируя»… нанял себе для руководства своим развитием Отто фон Бисмарка. Присоединил к себе еще две дюжины немецких королевств и княжеств, и назвался… Германским рейхом (Вторым). Потом прусский мировой абсолютный духорганизовал еще что-то там в 1914 году, потом научился говорить все более и более отрывисто и громко, вскидывая правую руку вверх, потом…

Потом-то и произошло самое интересное с точки зрения нашей книги. И в том числе произошли такие территориальные преобразования, что Пруссия была объединена с Россией. Так что теперь Россия владеет как минимум половиной (Восточной) всего средоточия «Мирового абсолютного духа», данного нам в ощущенияхКалининградской области!

И, довершая в том же философическом стиле, — теперь и могила другого великого — Иммануила Канта для нас уже не «вещь в себе», а вещь…на балансе Правительства Российской Федерации!

Сам проверял, посетив Калининград летом 2008-го: состояние, уход — отличные, зер гут.

Грустно, но как это часто случается у нас, именно смерть позволяет правильней оценить какие-то персоны, их эпохи. Недавняя смерть нашего страдальца Егора Гайдара, тоже чуть-чуть продвинула процесс общественного самосознания. И самое ценное признание прозвучало с «демократического фланга». Вот оно, почти дословно: «Более всего навредили пониманию работы Гайдара те окружавшие его ультрадемократы, что несколько лет твердили обществу: «Нельзя быть немножко беременным!», «Свобода — она или есть или ее нет!», «Демократия бывает или полная — или никакая!»»

Убогость, какая все же убогость — эти их лозунги! Действительно, лидеры партии «Демократический Выбор России», очень навредили пониманию Гайдара, да и всему нашему пониманию сути нашего кризиса. Может, покажется смешно (после вышеприведенного прусско-гегелевского круиза), но дух действительно развивается, познавая свою свободу. И наша свобода, на что я пытался как мог намекнуть в этой главе, это очень получается такая… свободная свобода, то есть мы… слишком свободныв своих толкованиях свободы.

«Слишком» — на западный взгляд, но и это, процитированное из нашей демвыборороссийской публицистики 1990-х годов: «Свобода — она или есть или ее нет!», этот убогий их примитив, всероссийски громыхавший штамп, — тоже не соответствует нашей реальной общественной модели.

Это «нуйкины» (что крайне симптоматично для них): «свободу» с шенгенской визой спутали…

Вот «шенгенка», она, действительно: или она есть, или ее нет. Тут вы правы, зачем только дальше-то лезть, к «свободам», в которых вы, как…

Глава 9. От мировых катастроф — к мировым заговорам и революциям

Даже на самые всеобщие, глобально-космические, общемировые катастрофы, вроде бы уравнивающие всех и вся, от британской королевы до бангладешского доходяги, даже в реакции на какой-нибудь накрывающий всю Землю астероид Апофис или планету Нибиру, проставляющую всем семи миллиардам человек единую дату смерти — различия восприятия столь велики, что дают немалый материал социальным психологам. Всегда некая часть человечества воспринимала это как желанную новость.

Можно от них отмахнуться табличками: «Неудачники. Завистники. Нелюди…» Но штука в том, что всеобщего конца, или глобального потрясения, полностью меняющего картину жизни, в общем «кровавого обновления» — желает не только некая часть в человечестве, но и некая часть в человеке. В значительно более широком слое людей, чем те законченные лузеры— сидит эта тяга к само— и всеобщему разрушению.

Тема слишком необъятна, и в этой книге уместно сузить ее в два приема: во-первых, от мирового перейти к российскому. Во-вторых, от космических, «нерукотворных Апокалипсисов», той же безликой планеты Нибиру, перейти к «рукотворным концам», или хотя бы мнящимся таковыми. Ведь в первом, внечеловеческом, астероидном случае даже и самому неадекватному негодяю остается только мечтать, осознавая свое личное бессилие повлиять, притянуть к Земле гибельную траекторию. Во втором случае, этот класс людей может проявить (и проявляет) себя реальными действиями, вплоть до уголовно квалифицируемых. Перефразируя Маяковского: «Если звезды гасят (пытаются гасить) — значит, это кому-то нужно».

Три вспышки, три периода наиболее широкого распространения подобных настроений было в истории России.

1) XVII век — Раскол,

2) XIX–XX века — от нигилистов, «народовольцев» и до революции, гражданской войны.

3) Конец XX века. Проигрыш «холодной войны», распад СССР и другие известные события

Раскол, первый рукотворный российский «конец света», 1666 года описан в седьмой главе. Начало второго периода русского саморазрушения, автоАрмаргеддона — обозначено четко, как выстрелом стартового пистолета. Собственно это и был выстрел пистолета Дмитрия Каракозова, 4 апреля 1866 года, ровно через 200 лет после Раскола. Этот первопокушенец на императора Александра Второго Освободителя породил сонм подражателей. Мы скажем — «задал моду», нигилисты возразят — «явил пример героического самопожертвования». Можно бы, в свою очередь, им возразить, привести факт — увы! — прошедший тогда мимо массового сознания. Каракозов страдал катаром желудка, что при тогдашнем уровне медицины означало страшные мучения — без надежды на излечение. Огромная часть самоубийств той эпохи, по медицинской статистике — была вызвана именно катаром желудка. На следствии он и признавался: «…одною из главных побудительных причин для совершения преступления, были моя болезнь, тяжело подействовавшая на мое нравственное состояние. Она повела сначала меня к мысли о самоубийстве, а потом, когда представилась цель не умереть даром…».

В сем Дмитрии, первопроходце террора — и анамнез и полная «история болезни» всей касты, но яснее это становится после ознакомления еще с несколькими примерами.

У убийцы Столыпина, революционера и агента полиции Матвея Богрова не было катара желудка, но кроме крайней скуки, ощущения бессмысленности жизни была еще и полная «припертость к стене», грозившая смертью от руки «товарищей».

Сергей Кравчинский, восторгается революционером-террористом: «Он прекрасен, грозен, неотразимо обаятелен, так как соединяет в себе оба высочайшие типа человеческого величия: мученика и героя». «Колокольный» Герцен тоже «за»: «Есть мгновения в жизни народов, в которые весь нравственный быт поколеблен, все нервы подняты и своя жизнь человеку так мало стоит, что он делается убийцей».(Хотя он-то дожил до дня, когда новое поколение революционеров вытерло о него ноги, как о старую тряпку.)

Сборник «На помощь молодежи» (Киев, 1910): «…в молодом поколении растерянность и подавленность, ослабление воли к жизни, отчаянная разочарованность и гнетущее одиночество… Бывают в истории такие периоды и условия, когда разочаровываться жизнью становится особенно легко и удобно, а может быть и модно».

Аполлинария Суслова, экс-пассия Достоевского, а потом и Розанова, доказывала Федору Михайловичу, что за нанесенное ей когда-то мужчиной оскорбление — …не всели равно, какой мужчина заплатит за надругательство надо мной…Почему бы и не сам царь? — «Как просто, подумай только, один жест, одно движение, и ты в сонме знаменитостей, гениев, великих людей, спасителей человечества…». Видите, еще за 80 лет до рождения термина PR Аполлинария ухватила самую суть: все равно на ком сорвать старую обиду, но — если на царе, то ты еще и… в сонме знаменитостей, гениев…Английский термин marked people, дословно «маркированные люди», пиарщики используют в смысле обозначения категории людей уже отмеченных обществом, рынком (в данном случае это схоже: общество = рынок потребителей новостей), войдя в отношения (любые) с которыми можно тоже стать marked people.