Стихотворения - Давид Бурлюк

Осень («Рыдай осенний дождь рыдай…»)

Op. 19.

Рыдай осенний дождь рыдайНад вазой раздробленной летаЧто поглощала яркий крайКак счастье затопляет ЛетаСедая вечности рекаГде дно песчинками века.

Увечья вечности

Op. 20.

Увечия у вечности?.. неправда…Нет костылей Урану иль НептунуИзвечна силачей бравада,Волны прибоя ЗЛАТОРУНА…

«Глядеть с наклоненного бездну корвета…»

Op. 21.

Глядеть с наклоненного бездну корветаИ думать о днеГде нет сожалений презренья приветаАкулы однеСмотреться седины безвестной пучиныНе ночи а векГде спят бесконечности злой исполиныМодели Калек.

«У пристани качался пакетбот…»

Op. 22.

У пристани качался пакетботИ капитан и трезвая командаМолчали полные заботГотовясь взять седого гранда.Был поднят якорь и свистокЛетел аукаться с горамиКогда румянился востокСлегка прикрытый облаками.Старик угрюмо на кормеНе проронил прощаясь словаБыл верен мраку и зимеОн оставался к счастью глухКогда в морей синепокровахВолны расцвел сияний дух.

1920

«Вопрос: А счастье где?..»

Op. 23.

Вопрос:А счастье где?Ответ:Оно играет в прятки в осенних грубостей неумолимой роще.

Веснее солнце

Op. 24.

Солнца злобная тележкаПо камням стучит.Пусть — насмешка жизни пешке,Вскочит лужу — кит.Плутни солнца; прыг в окошко,Чтоб тянуть зеленый лукИз наивного окошка,Сплетен острых пук.Солнце — песенник прилежныйОн, горластый новорот,Захрипел романс ночлежной,Созывая к счастью сброд.Солнце — пламенник надземныйВ трактор брызнет, бросит луч,Ненавидя двор тюремный,Скачет среди талых куч.

Байкал (II)

Op. 25.

Горы громадная душаИзвечно-детская простаяТуч опоясана кушак,Тумана клочьями листая…У ног ее — древнейший лес,На поколенье поколеньемСвои обугливши поленья,До половины склона взлез.Нет дружбы проще и яснее —Скалы гранитно-гордо-стана,Размашистой угрюмой ели,Волны соленого лимана,Ушедшей воды хитрой мелиИ тканью тонкого тумана…

Гелиовсход

Op. 26.

К кошнице гор Владивосток —Еще лишенным перьев света,Когда дрожа в ладьи востокСтрелу вонзает Пересвета.    Дом моД…    Рог гоР…    ПотоП…    ПотоП…Суда объятые пожаромУ мыса Амбр, гелио-тропК стеклянной клеят коже рам.

1920 г.

Теперь

Op. 27.

Здесь, где малиновая сливаНе гнет заботности ветвей,Где шумноград сетях заливаИзнежить толпы кораблей

Из раздела «Острака»*

Записки Альбатроса

Посвящается жене моей, Марии Никифоровне

Souvent pour s'amuser

Les hommes d'équi page

prennent des albatreax,

vastes oiseaux des mers.

Наш бриг недели протрепало,Мохнатой пеной утомив,Пока земли надеждой малойНеясно прозвучал мотив.Под облаком, внезапным стоном,Возник туман широкий гласИ альбатросом неуклоннымТень опрокинута на нас.И следом — выцветший папирусУпал, колебляся у ног;Подняв документ на рапиру,Я строчки прочитать не мог…В начале было все неясно,Что обронил скиталец неб,Но, занимаясь им всечасно,Я глубже погружаюсь хлеб,В мою протянутую руку,Что положил случайный гость!Слежу глухих морей наукуИ осязаю смысла кость.Зрю по запискам альбатроса,Что сведущ обозначил клюв —Он разрешал любви вопросы,Взяв лозунг: сердце оголю!..Разбитый тягостным скитаньем,Желая отдохнуть хоть разУ пристани, где колыханьеНапоминает тихий таз…Но как напрасно тщетно, тщетно…Все было тягостным на век…И годы жадно незаметноОтодвигали счастья брег.Катились годы — волны тоже,Старел отважный альбатрос.Морщины сеть на лик пригожийСвивали неотвратный трос.И буря, буря, не как прежде,Была бессильна против крыл —В его скитальческой одеждеОбразовались скопы дырИ сердце мерзло над пучинойИ мрачных дум клубился ройПод нараставшей годовщиной,Укрывшись жесткою корой.

Да, вечно, вечно над туманомНосить стареющие раны…И одинок на доски палубОн обронил попытки жалоб.

1922

Великий Океан. Кагошима

Брошенные камни

Сколько груза для пращи,Чтоб повергнуть Голиафа?…Меркнут алые плащиЗакрывая тайну праха.Можешь бросить малый тот;Кто же, кто взмахнет скалою,Незабудкою высот,Заиграв над головою?Вспомнил: здесь бежал Улисс…Многовесельного нефаТень скользнула брега близ,Голосов морское эхо.На прибрежной выси лоб,Нагружен большой скалою,Разъярившийся ЦиклопСкачет башнею живою.Солнца миг лучей лишив,Всколыхнул глубоко море,На валах белизны гривВзбил бунтующем раздоре.Был слепец он, не циклопИ не зрел живой мишени,Оттого Улисса в гробНе загнал полет камений.

Ночью дымной полутьмеПолифемовой пещерыОко выколол гореЯрой лихостью пантеры.Вот раздался дикий рев,Глаз шипит под головешкойИ разбойник озверевИщет тщетно человечишка.И быть может пожалелО циклопчестве впервыеСтепгигант, кляня удел,Не нашел бараньей вые.Мал, но смелого врага,Повелителя Итаки.Утром, чтя скота рогаВечноставленником мрака.

«Прах»

Ты нес кармане труп блохи —Малютки времени секундыМой вопль достигнет и глухихТуземцев флегматичной тундрыЧасы твои остановясь —Тебя причислить к мертвецам…Ведь здесь таинственная связь,Что не понять и мудрецам:Пусть океане дохлый кит,Давно остывшая планета.Воображенью кто велитМолчать бесчувственно на это??

Разные калибры

Противоречья слишком часты,Везде кудрявые контрасты —Великий ум и рядом идиот,Что комаром болотным день поет.Огромнотруб архангелов полет,И тут же труп — клопа помет.У топота столичных бюскюладМокрицы исподлобья взгляд.Ты мерил талию беременной блохи?Ей надобен пюпитр, чтоб поразить весь мир.О, грохоты заиндевевших лир,О, девушка — вампир!!!

Из раздела «Сибирские стихи»*

Утилитаристам

Телесное мы чтили наказанье,Был у дворян конюшни бравокультАрхангельске, Тифлисе и РязаниНезыблем был своеобразный пульт.Пороть под счет! О порки четко-ритмыРаспоясав националь-кумачВласы девиц, лилейные молитвыЗвезду очей, извивно стон и плач.Так и теперь — не стих им дай, а розгуДля воли, для ума, для чувства наконецДай злобы и жестокости венец!Пускай во всем не будет много дняИль радости, иль смеха, иль огня —Лишь кислота б лилась и ела кость до мозга!

1919/20