Луна доктора Фауста - Франсиско Луке

- Все еще размышляете о ведьмах?

"Неужели он намеренно желал погубить Андреаса?" - подумалось Филиппу, и он почувствовал сильнейшее головокружение.

- Что с вами? - забеспокоился Спира.- Отчего вы так побледнели?

- Оттого, должно быть,- неприязненно вмешался Лопе,- что нашему доблестному рыцарю не по вкусу, когда ведьм сжигают на медленном огне.

Гуттен удивленно взглянул на него: Монтальво, хоть и держался с ним подчеркнуто сухо, впервые отважился на прямую грубость.

- Почему вы так считаете, капитан? - с нескрываемым вызовом спросил он.

- Есть у меня на то причины,- отвечал тот и отъехал.

"Да что это с ним? - подумал Филипп.- Похоже, он меня просто ненавидит".

"Не вас одного, сударь,- еще несколько месяцев назад говорил ему Перес де ла Муэла,- он всех ненавидит. Ума не приложу, что это с ним случилось. Он всегда, надо сказать, был остер на язык и тяжел на руку, но за последнее время - вот как мы попали в Коро - стал вовсе невыносим. Впадает в самое настоящее бешенство по любому пустяку, а то и вовсе без всякого повода; вечно ходит угрюмый, злой и надутый на весь свет, а то вдруг его охватит дикое какое-то веселье - говорит без умолку, на месте не стоит, напевает и пританцовывает. Я-то полагаю, что это от жары. Здешний климат не годится испанцам, они от него бесятся. Припомните-ка, дон Филипп, ведь уже больше десятка из нашей экспедиции лишились здесь рассудка".

Войско продолжало двигаться вдоль русла Яракуя, который к востоку все больше мелел и становился похожим на ручей. На севере, уходя вершинами под облака, плавно вздымались горы.

- Вот это и есть Большое ущелье,- сказал Эстебан Мартин.- Тут кончаются Северные Кордильеры. А вон те отроги - это уже Анды; обогнув их, мы попадем в Перу и отыщем Дом Солнца.

- Мы двигаемся туда? - спросил Филипп.

- Нет. Мы выйдем к ним на несколько лиг ниже, а сейчас перейдем через перевал - за ним устье реки Кохедес, где нас поджидает Гольденфинген. Потом пойдем напрямик до Акаригуа - это сущий земной рай: там невиданное изобилие плодов и дичи.

Между тем приветливый пейзаж стал хмурым и враждебным.

- Никогда доселе я не видел красной земли,- сказал Филипп.

- Это оттого, что прямо под нею находится преисподняя,- ответил Мартин.- Здесь пустыня, где не растет ничего, кроме кактусов и колючего кустарника, а водятся только змеи да ящерицы. Ах, нет! - спохватился он.Есть еще и пигмеи.

- Это кто такие?

- Индейцы-карлики. Самые рослые - мне по пояс. Они живут у подножья Сьерры-де-Коро. Несмотря на малый рост, они жестоки и воинственны. От всех прочих карликов отличаются они тем, что красивы и хорошо сложены: это не уродцы, а настоящие мужчины и женщины, только совсем крохотные.

- Любопытно...- сказал Филипп и, сам не зная почему, вспомнил про Фауста.

- Глядите, глядите! - закричал Мартин, указывая на странное животное, перебежавшее тропинку.- Это броненосец.

- В самом деле, похож на крысу, закованную в рыцарские латы. Настоящий рыцарь!

- А вам не кажется, что великое множество благородных рыцарей - просто крысы, закованные в латы?

- Что вы хотите этим сказать, маэсе Мартин?

- Ничего... Так, к слову пришлось,- обводя печальным взором дорогу, отвечал тот.- Прошу простить.

Филипп внимательно поглядел на этого уже весьма немолодого, всегда неразговорчивого и обязательного человека, который неизменно приходил на помощь ко всякому, кто в нем нуждался, но сам при этом никому свое общество не навязывал. Мартин был великодушен с пленными, принимал участие в самых рискованных делах. Казалось, что его денно и нощно снедает какая-то тайная печаль. "Кто он? - размышлял Филипп.- Как он прожил жизнь? Почему он не убивает, не насилует, не напивается в отличие от прочих моих сотоварищей?"

Дорога змеей вилась среди зеленых холмов. Лопе де Монтальво с самым приветливым и учтивым видом подъехал к Филиппу. Себальос и Веласко держались чуть позади, увлеченно беседуя.

- Похоже, они уже успели помириться? - дружелюбно начал Лопе, указывая на них Филиппу.

"В жизни не видел, чтобы у человека так менялось настроение. Десять минут назад он был похож на разъяренного барса, а сейчас сама учтивость. Может быть, лекарь прав?" - подумал Гуттен.

Монтальво вдруг натянул поводья и приставил ладонь к уху.

- Что такое? - спросил его Мартин.

- Мне почудилась стрельба.

- Кому тут стрелять?! Толстяк Гольденфинген не меньше чем в пятнадцати лигах отсюда.

В эту минуту из-за гребня холма донеслось три сухих щелчка.

- Это наши! - рысью догоняя их, крикнул Спира.- Они вступили в бой! Поспешим к ним на помощь! Бить тревогу! Капитан Монтальво, ведите своих людей!

Монтальво и восемьдесят его кавалеристов, обнажив шпаги, галопом поскакали к месту схватки. За холмом отряд Гольденфингена пытался разомкнуть стягивавшееся вокруг них кольцо индейцев, ощетинившихся копьями и дротиками.

- Испания и Святой Иаков! - издал Монтальво боевой клич и с тыла врезался в строй нападавших. При виде всадников индейцы с криками ужаса разбежались.

- Больше недели пришлось нам удирать от этих нехристей,- начал рассказывать Гольденфинген.- Месяц назад начались наши распри с туземцами, впрочем, мы сами во всем виноваты: незачем было бесчестить их женщин. Соединившись с хирахарами, индейцы напали на нас, но нам чуть ли не ползком, под покровом ночи удалось выскользнуть из засады.

- Жалко только, что собак не смогли с собой забрать: так они и остались на привязи.

- Иначе никак было нельзя: они бы нас выдали своим лаем.

- Бедные собачки,- вздохнул Спира.- Эти дикари, без сомнения, уже сожрали их. Продолжай, Гольденфинген.

- Выбравшись, мы всю ночь шли по равнине почти без привалов и сумели оторваться от преследователей, опередив их дня на четыре. Позавчера прибыли на этот холм, заняли оборону и решили, что тут нам и конец придет. У меня четырнадцать раненых.

- Капитан Монтальво! - позвал Спира.- Сколько пленных захватили?

- Восемьдесят два, ваша милость.

- Скольких носильщиков нам не хватает?

- У нас их сто, и больше нам не надо.

- Ага...- протянул губернатор.- Скажите-ка мне, капитан Гольденфинген, сколькими собаками пришлось пожертвовать, чтобы ускользнуть от этих вероломных дикарей?

- Шестерых псов, ваша милость, оставили мы там. Лицо Спиры приняло зверское выражение, и громовым голосом он сказал:

- Это неслыханное злодеяние так оставить нельзя. Ясно, что индейцы убили их, зажарили и съели. Они заслуживают примерного наказания. Я приказываю: казнить шестьдесят человек - по десять за каждого пса. А приведут мой приговор в исполнение и отомстят за своих погибших собратьев собаки нашей своры.

- А что с остальными? - спросил Лопе.

- Посадить на кол - вон на том пригорке. о, Солдаты, усевшись или улегшись наземь по всему склону холма, следили за казнью. Спира остался внизу, у подножья, взор его блуждал. Собаки уже растерзали сорок два пленных, и ужасное зрелище, заставлявшее кое-кого отворачиваться, тешило и забавляло солдат.

Хуан Себальос тряс за плечо прикорнувшего на траве Франсиско Веласко:

- Проснись! Много потеряешь, если не увидишь.

Но тот что-то бормотал спросонок, не открывая глаз, и тогда Себальос, точно поводырь слепцу, принялся рассказывать:

- Вот, отпустили еще одного. Бежит, бежит! Почти достиг ущелья. Три собаки догоняют его... Догнали! Леонадо схватил его за ногу! Он падает... Валькирия вцепляется ему в горло, Тор - в пах! Пропал, бедняга...

Когда настал час "Ангелуса"1, губернатор вместе со всем войском преклонил колени, повернувшись лицом к растерзанным телам индейцев. Восьмерым намеренно позволили убежать.

-------------------------------------------------------

1 Ангелуса - Вечерняя католическая молитва.

- Пусть они расскажут всем, что ожидает тех, кто осмелился противостать власти императора! - объявил Спира.

- Эге,- сказал Веласко,- губернатор-то у нас совсем рехнулся. Как по-твоему, лекарь? Видел, с каким наслаждением глядел он, как псы рвут клыками индейцев?

- Разумеется, рехнулся,- отвечал Перес де ла Муэла.- Тоже мне, новость. Я еще в Севилье слышал об этом от Иеронима Келлера. В Германии Спиру все считали тронутым.

Экспедиция продолжала двигаться к Акаригуа, где, по рассказам сподвижников Федермана, уже побывавших там, водилась в изобилии дичь и тянулись бесконечные заросли маиса. Край этот вплотную примыкал к тем горам, за которыми и таился вожделенный Дом Солнца.

Переход по льяносам не ознаменовался никакими неожиданностями, но от тягот пути из четырнадцати раненых восьмеро умерло.

Цветущие равнины и высокие горы, приближавшиеся с каждым шагом, вселяли надежду на скорое окончание путешествия, помогали сносить влажную жару, которая предшествовала сезону дождей и следовала за ним.

Дожди шли чаще, становились обильнее и продолжительней, и Спира отдал приказ разбить лагерь в Акаригуа.

- Две недели отдохнем здесь, а потом двинемся прямо на юг к Дому Солнца.