Возвышение Хоруса - Дэн Абнетт

Балли предположил, что личинки могли быть детенышами врагов, и в первые несколько часов воины систематически уничтожали все, что попадалось по пути, при помощи огнеметов и мечей, но занятие оказалось спилком изнурительным и бесконечным. Личинок оказались слишком много, и постепенно космодесантники предпочли не обращать внимания на эти свистящие мешки. Кроме того, брызги вылетавшей из них зловонной жидкости, попадая на края доспехов, оставляли глубокие следы.

Первое дерево обнаружил Люций, второй капитан и приятель Тарвица. Он подозвал остальных, чтобы осмотреть находку. Дерево намного превышало траву, а формой напоминало гриб с широкой шляпкой. Гигантский купол метров пятидесяти в поперечнике опирался на крепкий ствол диаметром около десяти метров. Куполообразную крону составляли острые, похожие на кости шипы, еще и усеянные колючками в два или три метра длиной.

– Интересно, для чего они? – удивился Тарвиц.

– Ни для чего, – ответил Люций. – Это дерево. У него нет никаких целей.

В этом случае Люций ошибался.

Люций был моложе Тарвица, хотя оба они прожили достаточно долго, чтобы повидать немало чудес в своей жизни. Они были друзьями, но их дружба периодически подвергалась нешуточным испытаниям. Саул и Люций по характерам представляли собой два противоположных полюса Легиона. Как и все Дети Императора, они стремились достичь совершенства в воинском искусстве, но там, где Саул проявлял упорное прилежание, Люций действовал из честолюбивых побуждений.

Саул Тарвиц уже давно понял, что Люций однажды обгонит его по числу наград и в табеле о рангах. Не исключено, что в будущем Люций дослужится до ранга лорда-командира и станет частью замкнутого кружка иерархической верхушки Легиона. Его это ничуть не беспокоило. Тарвиц был прирожденным офицером, способным воином и не стремился к повышению. Он был вполне доволен тем, что на своем месте и с достойным прилежанием прославляет примарха и возлюбленного Императора.

Иногда Люций добродушно посмеивался над ним и утверждал, что отсутствие честолюбия Тарвица объясняется его неспособностью завоевать авторитет среди своих товарищей. Тарвиц тоже смеялся в ответ, зная, что его друг ошибается. Саул Тарвиц неуклонно следовал кодексу и гордился этим. Он знал, что с большей пользой будет служить в качестве боевого офицера. Требовать большего было бы проявлением самонадеянности и некомпетентности. Тарвиц придерживался собственных критериев и презирал всех, кто жертвовал ими ради достижения неуместных целей.

Все это касалось понятий безупречности и превосходства. Воинам других Легионов они были недоступны.

Примерно через пятнадцать минут после обнаружения первого дерева – первого среди многих, увиденных позже среди зарослей стонущей травы, – им пришлось иметь дело с мегарахнидами.

Приближение этих существ было отмечено тремя признаками: все находящиеся поблизости личинки прекратили свистеть, гигантские стебли травы стала сотрясать дрожь, словно от действия электрического тока, а потом Астартес услышали странное чириканье.

Во время той первой схватки Тарвиц едва успел увидеть вражеских воинов. С громким лязгом они выскочили из зарослей высоченной травы и двигались так быстро, что казались серебристыми расплывчатыми пятнами. Схватка продолжалась двенадцать хаотичных секунд и сопровождалась выстрелами, криками и странными, увесистыми толчками. А потом враги исчезли так же быстро, как и появились, стебли травы прекратили дрожать, а личинки возобновили свист и шипение.

– Ты видел их? – спросил Керкорт, перезаряжая болтер.

– Я видел… нечто, – ответил Тарвиц, занятый тем же.

– Дареллен погиб. И Мартиус тоже, – без предисловий обронил подошедший Люций, держа в руке какой-то предмет.

Тарвиц не сразу поверил услышанным словам.

– Они мертвы? Убиты? – переспросил он Люция.

Схватка казалась слишком короткой, чтобы кто-то миг за это время одолеть двух ветеранов Космического Десанта.

– Мертвы, – кивнул Люций. – Если хочешь, можешь взглянуть на их трупы. Это вон там. Они оказались слишком медлительными.

Тарвиц с оружием наперевес бросился через густые заросли травы. Несколько стеблей оказались сломанными от попадания болтерных зарядов. На красноватой земле, среди упавших стеблей лежали два тела. Красивые, красные с золотом доспехи были пробиты, и из-под них сочилась кровь.

Он в отчаянии отвел взгляд.

– Разыщи Варраса, – приказал он Керкорту, и тот убежал на поиски апотекария.

– А мы убили кого-нибудь? – спросил Балли.

– Я задел кого-то, – гордо ответил Люций. – Только не могу найти тела. Осталось только это.

Он поднял принесенный предмет.

Это была конечность или часть конечности. Длинная, тонкая, твердая. Большую часть обрубка составляло слегка изогнутое лезвие около метра длиной, изготовленное из начищенного цинка или оцинкованного железа. Заканчивалось оно изумительно острым наконечником. Все лезвие было тонким, не шире запястья взрослого мужчины, к самому концу расширялось и крепилось к более толстому обрубку. Эта часть тоже была усилена вплавленным серым металлом, но резко обрывалась в том месте, где в нее попал снаряд из болтера Люция. Обрубленный конец на изломе открывал металлический кожух, прилегающий к оболочке из характерного для членистоногих хитина, а внутри него виднелась влажная розоватая плоть.

– Это рука? – спросил Балли.

– Это меч, – поправил его Кац.

– Меч на суставе? – фыркнул Балли. – И с мясом внутри?

Люций схватил обрубок чуть повыше сустава и взмахнул им, словно саблей. Он выбрал целью ближайший стебель и перерубил его одним ударом. Массивный сухой стебель с резким треском накренился и стал падать, задевая соседние растения. Люций засмеялся, но тотчас, вскрикнул от боли и выронил обрубок. У самого сустава имелась такая острая кромка, что рассекла рукавицу доспеха.

– Он порезал меня, – пожаловался Люций, показывая прореху на рукавице.

Тарвиц нагнулся и внимательно осмотрел неподвижно лежащий на красноватой земле обрубок.

– Удивительно, что они не разрезали нас всех в клочья.

Спустя полчаса, когда стебли снова задрожали, Тарвиц лицом к лицу встретился со своим первым мегарахнидом. Он убил противника, но несколько секунд или сражались на равных.

После очередной схватки Саул Тарвиц начал понимать, почему Хитас Фром назвал этот мир Убийцей.

Огромный боевой корабль, словно всплывающий кит, вынырнул из вневременной мглы перехода и с мягким толчком вернулся в безмолвный космос реального пространства. По корабельным часам прошло двенадцать недель, а корабль преодолел расстояние, требующее не менее восемнадцати недель. Чтобы ускорить перенос, были приведены в действие неизмеримые силы, подвластные только воле Воителя.

Флагман по инерции пролетел еще шесть миллионов километров, из-под его необъятной громады все еще тянулись светящиеся струи газов из плазменных двигателей, а затем мерцающие вспышки далеко за кормой возвестили о запоздалом появлении спутников: десяти легких крейсеров и пяти тяжеловесных транспортных кораблей. Отставшие суда запустили двигатели для перемещения в реальном пространстве и стали постепенно догонять ушедший вперед флагман. Едва они окружили его, словно выводок тюленей своего могучего родителя, флагман тоже запустил двигатели и повел флотилию дальше.

К Сто Сорок Двадцать. К Убийце. Расположенные на носу детекторы резкими звуками оповестили об обнаружении магнитных и энергетических силуэтов судов, оставшихся на орбите четвертой планеты системы на расстоянии восьмидесяти миллионов километров. Здешнее солнце сияло горячим желтым светом и рассыпало вокруг себя активные заряженные частицы.

По обычаю ведущего корабля флотилии, флагман транслировал стандартный текст приветствия через вокс-связь, вокс-пикты и астротелепатический канал.

«Это „Дух мщения" Шестьдесят третьей экспедиции. Судно приближается с мирными намерениями в качестве посланника Империума Человечества. Спрячьте оружие и воздержитесь от военных действий. Подтвердите получение сигнала».

На капитанском мостике «Духа мщения» сидел в ожидании ответа командующий флотилией мастер Комменус. Учитывая немалые размеры помещения и большое количество персонала, на мостике было очень тихо. Раздавались только приглушенные до шепота голоса да гудение аппаратуры. Зато был отчетливо слышен протест самого корабля. Неопределенные поскрипывания и легкое позвякивание исходили из самой сердцевины громадного сооружения и распространялись по палубам; таким образом судно реагировало на ужасные перегрузки варп-перехода.

Боасу Комменусу были знакомы почти все эти звуки, и он почти предугадывал их появление. Уже долгое время он был частью корабля и изучил его так, как изучают тело возлюбленной. Он напряженно прислушивался, не раздастся ли среди привычных звуков резкий сигнал тревоги.