Птицы небесные. 1-2 части - Монах Афонский

«Какое величественное место, наверное, таким пейзажем можно любоваться всю жизнь!» — в восхищении шептал я.

Отыскав чайхану и перекусив в ней лепешкой с зеленым чаем и сладким рахат-лукумом, я стал расспрашивать людей, выбирая тех, у которых было доброе выражение лица, о том, где бы мне поработать.

— Ты же русский! — смеясь, сказал мне таджик средних лет бывалого вида. — Вот и поезжай в Халтуробад!

— А где это?

— За аэропортом!

«Странное название…» — думал я, разыскивая на автостанции автобус до аэропорта.

Маленький автобус не спеша привез меня к крохотному зданию местного аэропорта с длинной бетонной полосой перед ним.

— Пожалуйста, подскажите, как мне пройти до Халтуробада? — спросил я русских, покупавших билеты на рейс в Душанбе. Они громко расхохотались:

— Такого места нет, а есть Сейсмологическая экспедиция! До нее еще четыре километра!

Оглядываясь назад, в те туманные дали молодости, изумляюсь тому, какими извилистыми путями и как искусно ведет Бог упрямую душу к узким вратам в Божественную вечность, находя для этого единственно нужных людей и единственно необходимые обстоятельства! Такой промыслительной семьей оказалась для меня чета Халтуриных, одних из лучших встреченных мною в жизни людей и прекрасных ученых. Незнакомого им парня в запыленной выцветшей штормовке, потертых брюках и рваных кедах, они гостеприимно приняли в свою дружную семью. Благодаря Виталию Халтурину я узнал заповедные удивительные районы горного Таджикистана, где человеколюбивый Бог впервые предстал мне лицом к лицу.

Идти утром по горной дороге было одно удовольствие. По широкой долине веял свежий ветер, раскачивая растущие по обочинам высокие тополя. В обрывах слева глухо грохотала река, над синими горными хребтами стояли белые гряды облаков. Войдя в раскрытые ворота Экспедиции с надписью «Институт физики Земли АН СССР», я увидел аккуратные белые домики под пышными белоствольными тополями, повсюду разбегались чистые асфальтовые дорожки с цветущими вдоль них розами и мальвами.

— Простите, к кому мне обратиться по поводу работы? — спросил я у какого-то сотрудника, входящего в один из домиков.

— Идите к Халтурину, вон к тому дому, в конце дорожки!

Подойдя к дому, над входом в который вился виноград, я постучал в стеклянную дверь большой веранды. На стук вышел высокий мужчина, на голову выше меня, с умным приветливым лицом. Мы поздоровались и он, пригласив меня войти, сразу усадил к столу. Затем принес чай и пиалы, выказывая необыкновенное радушие и гостеприимство.

— Значит, хочешь поработать? Ты студент? — он сразу перешел на «ты».

— Да, хочу пожить в горах и поработать…

— Ладно, подумаем… — ответил гостеприимный хозяин и неожиданно предложил:

— Пока можешь остановиться у меня! Зови меня Виталий Иванович!

Мы пожали друг другу руки. В это время в дом вошла миловидная женщина с улыбкой на лице, как оказалась, его жена Татьяна Глебовна, которая в дальнейшем, вместе с мужем, стала моей большой покровительницей. К вечеру вбежали в дом две смешливые девочки, наполнив его смехом и шумом, дочери Халтуриных, учившиеся в местной школе. Мне постелили в зале, на диване, и в эту ночь я впервые чувствовал себя так спокойно, словно снова попал в родной дом, испытывая благодарность к Богу за то, что он привел меня к таким милым и добрым людям. Огни далекого Гарма светили в окна веранды, река глухо шумела где-то неподалеку, и все говорило о том, что душа моя с радостью приняла новые перемены в жизни. От этого благодатного ощущения, с молитвой на губах, я наконец-то уснул.

Утром заместитель начальника Экспедиции, как он именовался официально, повел меня в свою лабораторию, где работала группа молодых людей, в которых сразу можно было узнать физиков. Усадив меня за стол, Виталий Иванович положил передо мной лист с текстом, состоящим из списка простейших задач по физике и математике:

— Нужно посмотреть что ты знаешь! Давай, решай! Через полчаса проверю!

Почти все задачи я кое-как решил, но одна мне упорно не давалась.

— Ну, как дела? — войдя в комнату, спросил он меня.

— Одну задачу никак не могу решить! Простите…

— Ну, вот еще, думай! Это же не задача, а так себе, ерунда!

Но как я ни думал, не мог понять суть этой головоломки. Халтурин терпеливо взялся объяснять мне ход ее решения и вновь ушел. Понимая, что мне не справиться с этой задачей, я поставил в ответ первую пришедшую мне на ум цифру. Виталий Иванович появился снова и спросил:

— Ну, что? Решил? — и, увидев цифру, похвалил:

— Верно, молодец! А как ты ее решил?

— Простите, просто показалось, что ответ должен быть такой…

— Ну, ты даешь! — засмеялся он. — Сразу видно — филолог. Ладно, будешь лаборантом, а пока живи у меня.

— Спасибо вам большое, если только я вас не стесню… — пробормотал я.

— Глупости! — кинул мой начальник и отвел меня в кабинет, где проявлялась фотопленка с записями землетрясений.

Он познакомил меня с молодыми учеными, славными парнями, которые мне очень понравились, а некоторые из этих аспирантов мне очень помогли в будущем. Спросив у своего шефа и друга разрешения осматривать по выходным дням окрестности Экспедиционной базы, в первый же свободный день я взобрался как можно выше по крутому склону ближайшего кряжа на довольно высокую вершину над долиной Сурхоба, вдыхая горячий воздух с запахами чабреца и полыни. Вид оттуда был замечательный: предо мной вдаль уходили горные пики, сливавшиеся на лазурном горизонте с вершинами Памира. Слово «Памир» внушало мне какой-то благоговейный трепет, но пока весь тот таинственный край оставался для меня совершенно неведомым. Еще я исследовал прекрасное ущелье с названием, похожим на русское слово, но произносилось оно у русских, как «Комароу» и к комарам не имело никакого отношения. Река, стремительно мчащаяся с ледников в долину, прыгая с уступа на уступ, вымыла в скалах большие ниши, которые по-таджикски называются «комароб» («комар» означает полость, углубление, а «об» — вода). Кроме великолепных видов на верховья ущелья, я обнаружил в нем множество брошенных одичавших виноградников, с увядшими на ветвях кистями винограда, необыкновенно сладкого, и это вселяло уверенность, что в таких горах можно выжить в уединении.

Меня тогда сильно заинтересовал противоположный склон огромной долины Сурхоба, где ущелья поднимались прямо в верховья ледников. Там я нашел брошенную уединенную кибитку под большим чинаром и туда по выходным дням поднимался, чтобы помолиться в тишине и покое. На высоком плато над долиной, где с гор бежали небольшие поющие на разные голоса речушки, мне посчастливилось обнаружить росшие по ущелью небольшие рощи ореховых деревьев. Под осень, попросив у Виталия Ивановича хозяйственную сумку, я поднялся в найденную долину собрать немного орехов. На земле уже лежал слой то ли упавших, то ли кем-то сбитых плодов, которыми я и начал наполнять сумку, ползая под деревьями.

Потянув в очередной раз свою поклажу, чтобы высыпать в нее очищенные от кожуры орехи, я обнаружил, что чья-то сморщенная рука ухватилась за сумку и тянет ее к себе. Подняв голову, я увидел старую таджичку, принявшуюся истошно кричать, по-видимому, подзывая кого-то. Из-за ближайшего холма, за которым, как оказалось, скрывался кишлак, оставшийся мною незамеченным, прибежал старик и, коверкая русские слова, тоже начал кричать, что это их орехи и что он не позволит воровать их. Он схватил сумку с собранной мной добычей и удалился вместе с разгневанной супругой. Потеряв чужую хозяйственную принадлежность, я, расстроенный, вернулся домой и сконфуженно признался Халтурину, что сумку у меня отобрали старики, потому что я незаконно собирал кишлачные орехи, полагая, что это дикие ореховые деревья. Виталий Иванович рассмеялся и шутливо хлопнул меня по плечу полотенцем:

— А сумка принадлежала моей жене, вот у нее и проси прощения!

По различным горным ущельям Экспедиция установила специальную аппаратуру, ведущую постоянную запись землетрясений.

За ее работой следили сотрудники, обычно муж с женой, жившие в полевых домиках, называвшихся «станция». На одну из подобных станций мой добрый шеф разрешил мне съездить на неделю. Все это время, пока я жил в семье Халтуриных, он внимательно присматривался ко мне и, видимо, какая-то мысль безпокоила его, потому что он однажды, как бы в шутку, спросил меня:

— А за границу не убежишь?

— У меня таких намерений нет! — ответил я, и мой начальник успокоился.

На экспедиционной машине меня отвезли в горное местечко «Хаит», где в 1954 году произошло сильное катастрофическое землетрясение, закончившееся трагедией — целый склон огромной горы обрушился на крупный районный кишлак, похоронив всех жителей под каменной осыпью высотой около трехсот метров. Сейсмостанция располагалась в верховьях ущелья, заросшего редколесьем арчи. Дорога привела нас к маленькому домику, стоящему на луговой террасе над рекой.