Англичанин при Царском Дворе. Духовное паломничество Чарлза Сиднея Гиббса - Кристина Бенаг

Романовых и их верных слуг царило уныние. Они лишились сердца и души Семьи. Куда везут родителей, что с ними будет? И что будет с теми, кто здесь остался? Когда и где они встретятся вновь, если только это произойдет? Занятия почти прекратились, поскольку сестры и наставники сосредоточили свое внимание на Алексее, чья болезнь усугубилась с отъездом матери и отца. Девочки по очереди сидели с ним за завтраком, желая убедиться, что он ест, вместе с ним пили чай, катали его по двору на коляске или же на санках, если вдруг выпадал весенний снежок.

Воспитатели поочередно читали больному и старались развлечь его. В это время Гиббс читал мальчику приключенческую книгу Джеймса Фенимора Купера «Следопыт» и пытался рисовать к ним иллюстрации на кусках картона от двух старых коробок, в одной из которых были конфеты, а в другой игральные карты. Он также добыл проволоки, чтобы изготовить из нее якорь-цепь для модели парусника, который они строили. Долгими вечерами узники читали, писали письма или просто беседовали и размышляли по поводу поразительных событий, происходивших вокруг.

Спустя какое-то время, показавшееся им вечностью, они получили из Тюмени телеграмму. Шла она несколько дней, но они поняли только одно: с путешественниками пока все в порядке. Прошло еще несколько долгих дней, прежде чем пришло письмо от Марии с указаниями Императрицы начать собираться и позаботиться о «лекарствах», как договорились. Работа с «лекарствами» стала их основной, в особенности по вечерам, когда было меньше вероятности, что за ними будут следить охранники. Они зашивали драгоценности — единственное, что осталось у Семьи, — в одежду, в швы платьев, в шляпные ленты, в подкладку пальто, зачастую закрывая их тканью, чтобы получались пуговицы. Особенно удобными местами для сокрытия драгоценностей, благодаря их жесткости, были корсеты. К оборотной стороне этих предметов одежды девушки пришивали бриллианты, жемчуга и другие драгоценные камни, а затем покрывали их подкладкой.

Положение в губернаторском доме значительно ухудшилось. Большевики прогнали полковника Кобылинского и его стрелков из Царскосельского гарнизона, которых сменили грубые, невоздержанные на язык красногвардейцы, руководимые Николаем Родионовым. Беззащитные юные узницы на каждом шагу подвергались оскорблениям. Великим Княжнам запрещалось запирать двери на ночь, и особы свиты, остававшиеся в Тобольске, организовали тайное бдение, по очереди дежуря по ночам, чтобы никто не смел приставать к невинным молодым девушкам. Гиббс регулярно приходил в главное здание, когда наступала его очередь.

Эти злополучные события происходили во время Великого поста, Страстной седмицы и Пасхи. Когда Яковлев впервые явился в губернаторский дом сообщить Николаю II, что его должны увезти, Александра Феодоровна сначала подумала, что он приехал, чтобы разрешить службы во время Страстной седмицы. Оказалось, что это начало их скорбного пути на Голгофу, по примеру нашего Господа Иисуса Христа. В губернаторском доме были проведены Пасхальные службы, и, как сообщала Анастасия находившимся в Екатеринбурге близким, девушки сами украсили иконостас еловыми ветками и цветами. В Екатеринбурге такие службы провести было нельзя, но Царь читал молитвы и гимны собравшейся там маленькой общине. Каждое письмо, написанное в этот период, начинается с традиционного Пасхального приветствия: «Христос Воскресе!» или ответа на него: «Воистину Воскресе!»

Мария, писавшая из их новой и более суровой темницы, поздравляла оставшихся в Тобольске с «этим радостным праздником», хотя дальше признавалась, насколько отличается их нынешнее положение от той «славной» атмосферы, в которой они до этого находились. В ответ Анастасия посылает не просто традиционный Пасхальный поцелуй, а «сотни поцелуев».

К середине мая Наследника сочли готовым к поездке, хотя он все еще не мог ходить. Во время утреннего чая Родионов ворвался к нему в комнату и увидел, что тот сидит на постели. Этого оказалось достаточно, чтобы распорядиться о немедленном отъезде остальных узников. Перевозку поручили комиссару Павлу Хохрякову, и тотчас был подготовлен пароход «Русь» — тот самый, который доставил их в Тобольск.

Вечером накануне отъезда Гиббс и его коллеги решили прикончить последние две бутылки вина, чтобы скрасить приевшийся обед из «телятины с гарниром из макарон». Вино следовало непременно оприходовать, брать его с собой было нельзя, поэтому лучше всего было выпить его.

«Пока мы этим занимались, мы услышали, как новый комендант крадется по коридору. Мы едва успели спрятать бутылки и стаканы под стол со свисающей до полу скатертью, когда он вошел. Встав в дверях, он внимательно осмотрелся вокруг, и мы тотчас почувствовали себя школярами, которые набедокурили. Положение было настолько забавное, что, встретившись глазами, мы не смогли удержаться от дикого хохота».

Обескураженный комендант удалился, вероятно, заключив, что такое веселье с заговором несовместимо.

20 мая по новому стилю путешественники сели на знакомый пароход. Здесь Родионов снова проявил свою мерзкую натуру. Каюту, в которой разместились Нагорный и Алексей, сочли необходимым запереть, несмотря на заявление моряка, что мальчику может понадобиться срочная медицинская помощь. Напротив, каюты молодых девушек, чьей безопасности могли угрожать бродившие по палубе распущенные красногвардейцы, многие из которых были пьяны, оставили не запертыми. Ночью, когда опасность стала слишком явной, комиссар вынужден был сжалиться и запер двери в их каюту.

Во время этой поездки, как и во время предыдущей, путешественникам вновь пришлось соприкоснуться с близкими Распутина. На этот раз это была его дочь Матрена. Она ездила в Тюмень за билетами на поезд для себя и своего недоброй памяти мужа Бориса Соловьева, как вдруг увидела на пристани пароход с сильной охраной. Приблизиться к нему ей не позволили, но когда она пробилась к кассиру, «неожиданно Настя [Гендрикова] и маленький [Алексей] увидели меня в иллюминатор; они были страшно рады… Они были как ангелы».

В Тюмени путешественников следовало пересадить с парохода на поезд. Появившийся Родионов стал распоряжаться посадкой согласно подготовленному им списку. Сначала были поименно названы особы свиты и некоторые слуги. Они поднялись и ушли. Затем были названы Царские дети; они тоже поднялись и пошли к вагону. Нагорный нес Алексея на руках. Родионов вернулся и пролаял: «А теперь все остальные».

Гиббс, Жильяр, баронесса Буксгевден, мадемуазель Шнейдер и графиня Гендрикова сели в вагон 4-го класса, который немногим отличался от отапливаемого товарного вагона.

В полночь 23 мая они прибыли в Екатеринбург, но «наш поезд двигался взад и вперед, останавливаясь в каком ни будь недоступном месте, чтобы изменить направление движения». Так продолжалось до семи утра, когда поезд наконец замер. Гиббс выглянул из окна и увидел, что, хотя они не находились на станции, у насыпи стояли экипажи, явно ожидавшие пассажиров. Они с Жильяром видели в окно, как девушки шли по щиколотки в грязи. Татьяна в одной руке несла