Категории
Самые читаемые
ChitatKnigi.com » 🟠Проза » Советская классическая проза » Ударная сила - Николай Горбачев

Ударная сила - Николай Горбачев

Читать онлайн Ударная сила - Николай Горбачев
1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 79
Перейти на страницу:

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать

Получать шишки? И из-за кого? Ну и времена пошли — солдат безобразия творит, машину угоняет, женится (до чего дошли!), а тумаки и шишки получай командир. Еще и антимонию разводят: дисциплина на сознании!

Думая о «временах», Иван Пантелеймонович холодел, словно бы душа его внезапно одевалась ледяной коркой, тогда уж элементарной логике не было места — шел «вразнос»: вот он — этот умный, инженер, пришел командовать на готовенькое да еще шпыняет в хвост и в гриву! И ты терпи. А первый-то Карась тут начинал, крутился белкой и в руки твои передал все. Понимать бы такое надо! Первый на первом объекте. На другие объекты теперь тоже начинают поставлять аппаратуру, командиров назначают, но таких, как он, Карась, тоже зачинателей, ставят повыше — начальниками штабов частей, а не так, как его, — толкнули командиром подразделения на «луг»! А что он может поделать? Конечно, он тогда сказал кадровикам: «За непочитание родителей такое? Вроде бы чту — честь по чести...»

Его, Карася, уже ничем не удивишь, на всяких насмотрелся командиров, всякое повидал на своем веку службы, — немного надо, чтобы все насквозь понять, а вот тут, кажется, опростоволосился, поверил тогда: как же, интеллигент, складно, умно говорит! «Работайте, Иван Пантелеймонович, покажите себя, возможности для роста будут». Но теперь-то шалишь! Как голенький виден. Вот уж верно, как в пословице: ставили, думали — голова, на поверку — головка...

Хрумкало под ногами. И однотонный такт шагов и размышления выстраивались как бы в четкие ряды — неодолимо, до зуда хотелось вдавливать и вдавливать песок, словно от этого что-то могло измениться. «А я будто не работаю, не вкалываю, как говорят эти умники, «железно»? Вот темень, ночь — только плетешься домой».

Он поравнялся с соседним домиком, домиком холостяков, минует его и окажется у себя, в тепле и уюте — домашнем, особом, — значение которого он постигает не умом, а всем существом. И в ту самую минуту, когда он готов был уже миновать домик, окно в торце распахнулось, кто-то выставил на подоконник проигрыватель, капитан увидел лишь голые руки, и тишину ночи, как ударом, расколол джаз...

Вздрогнув, будто удар этот обрушился на него, Карась чертыхнулся, проговорил вслух:

— Вот они, умники, возьми их за рубль двадцать! Не офицеры, а техники! Небось Гладышев! Оргии устраивает, руки ломает, а находятся добрячки, все покрывают и...

Оборвал себя: за этим «и» крылось такое, чего он не мог произнести вслух. Что лейтенанты?! Подполковники, возможно, ходят туда же!.. Не только тогда, у домика, встретил их на пару — Гладышева и Фурашова, видел и одного Фурашова, как выходил из подъезда двухэтажного дома, — мол, проверял работу строителей. Но он-то, Карась, знал: там в это время была Милосердова...

Прибавил шагу, подгоняемый джазовой, резкой скачью. На крыльце тупо и тяжело обивал сапоги, испытывая злое помрачение; с ним и вошел в дом, прихлопнув с силой дверь, — за ней остался стегавший по перепонкам рев меди. В коридорчик, навстречу выплыла приземистая, округлая жена, расцепив руки, привычно сложенные под обвисшей грудью, заторопилась принять у мужа фуражку, ремень. По стуку сапог на крыльце, по хлопку дверью она поняла: он не в духе.

— Случилось что, Ваня?

Карась отвел ее протянутые руки. Сам снял фуражку, расстегнул ремень.

Такое было ему не внове: подавшись к нему, Капа вся сразу напряглась в привычной готовности — если нужно, принять на себя всю тяжесть. Это нравилось капитану в жене. И еще: вот уж чего-чего, а за нее его не упрекнут — общественница, в женсовете фигура первой величины. И тут же, сознавая, что, кажется, ненароком обидел ее, помягчел:

— Ничего, Капа.

Ужинали молча. Порядок в доме был заведен такой, что Ивана Пантелеймоновича ждали, без него не садились за стол, только в исключительных случаях Капа позволяла детям — мальчику и девочке, — светловолосым, некрупным, в родителей, поесть отдельно, и этот порядок тоже мил сердцу Ивана Пантелеймоновича. Попадая в такую привычную, домашнюю атмосферу, он как бы оттаивал, но сегодня — сам чувствовал — дурное настроение не исчезало, словно вселилось навек. Капа приглушенно кидала детям: «Не сопи», «Не на пожар — торопись помалу». Мишка, курносый, с бледной, как на воробьином яйце, россыпью веснушек по скулам, посапывал, старательно выгребая из тарелки картошку. Надя, яблочно-щекастая, тоже с россыпью веснушек, ела торопливо, открывая мелкие мышиные зубы.

После ужина Карась устроился возле телевизора: в маленьком стеклянном квадратике «КВН» метались игрушечные люди. Он любил смотреть футбол, волнение его в такие минуты доходило до крайней степени, и волновался он не за какую-нибудь команду, а вообще. Сидел, точно на куче иголок: ерзал, то и дело вскакивал, хватался за сердце: «Тьфу! От набрали команду! Гола хочь купи!» В перерыве бежал на кухню, доставал из шкафа пузырек валерьянки, выпивал двадцать капель. Во втором тайме, не дожидаясь конца игры, снова бегал на кухню, после чего соловел и, сморенный сонливостью, дремал на стуле...

В этот вечер, как на грех, футбола не было, шел какой-то спектакль, — лишь глаза Ивана Пантелеймоновича видели, что там делалось на экране, умом же, сознанием он был далек от происходившего: думы с репейной цепкостью сидели в голове, а ушные перепонки рвали медные всплески джаза, возникавшие откуда-то из неведомой, глубины. «Вот вам — надежда, будущее! Техники... Даже инженеры! Вот он, возьми его за рубль двадцать, Русаков, зампотех! Какой из него военный? Гражданский шпак — и все! Спец по этим самым — как их? — по коктейлям да по «тройчатке». Хотя зря я так — дело-то они знают все: Русаков, Бойков, Гладышев, — троица холостяцкая, а вот с дисциплиной... Как в полевой бригаде, да и то в плохой. А дисциплина — главное. Нет, не такой была армия! Случалось тогда, до войны, он, старшина, торчком ставил — в рот смотрели, слово боялись проронить, а теперь? Одного надо воспитывать, специалистом делать, другой шуры-муры разводит с Милосердовой, руки себе ломает. Солдаты — дошло уже! — женятся... Цирки, да и только!

Постой, постой! Цир-ки? Цирки... Да ведь это любимое слово генерала Василина! Василин... Забыл генерал командира зенитной батареи лейтенанта Карася? Немудрено, десять лет прошло! А если... если вот ему написать? Там он, в штабе, вверху, имеет прямое отношение к ракетным делам. Пусть знает, что делается. Обо всем и написать, вспомнит, не вспомнит — неважно, а он, капитан Карась, не может, не должен молчать.

Он с усилием заставил себя досидеть до конца передачи, вовремя подумав, что встань он, уйди — и Капа тотчас выключит телевизор, отправит детей спать, и, досиживая уже, вызывал в памяти факты, мысленно складывал слова в фразы и чувствовал, как билось, трепетало под ложечкой, будто живым клубочком, возбуждение. Встав со стула, сказал жене:

— Укладывай детей и сама ложись, а я...

Недосказал: ни к чему. Нашел тетрадку, чернильницу-невыливашку, сел в кухне за маленький столик и, вздохнув, подумав, решительно опустил перо на бумагу; оно заскрипело, легла первая фиолетовая строчка:

«Здравия желаю, товарищ генерал! Пишет вам ваш сослуживец по фронту капитан Карась...»

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Уже спускаясь со своей «голубятни» по скрипучей, пересохшей деревянной лестнице, крутой, точно трап, Коськин-Рюмин запоздало подумал: «А чего вызывает? Зачем понадобился?» Голос замредактора Князева был подчеркнуто официальным: «Зайдите, пожалуйста».

У «секретарской» в проходе толпилось человек пять, кто-то сидел на продавленном, облезлом диване, — была горячая пора подписания полос. Густо пахло свежей типографской краской: полосы висели на стене, загромождали столы «секретарской». Литсотрудники столпились вокруг замответсекретаря, черноволосого, цыганистого Журавина, он что-то рассказывал, к «трепу» его привыкли, слушали, «подливали масла». Коськин-Рюмин завернул сюда: Журавин все знает.

Константин протиснулся ближе, спросил:

— Чего, Федя, понадобился Якову Александровичу?

— Со статьей, старик, застопорилось, — ответил Журавин.

«Еще этого не хватало! Что такое?» Коськин-Рюмин пошел в знакомый затененный коридорчик. На этот раз в приемной дежурила секретарь Ниночка, круглолицая, полная, царственно улыбнулась.

— К Якову Александровичу? Пожалуйста.

Князев поднял глаза. Ничего в них не понять — вымуштрован, вышколен: спокойствие, как у старого опытного бобра, который видит и понимает все. Ну что ж, и ему, Коськину-Рюмину, тоже волноваться нечего.

— Знаете, Константин Иванович. — Голос Князева звучал с привычной дрожью, негромко, точно вот-вот оборвется, и Коськин-Рюмин внезапно подумал: неужели этот человек мог быть грозой, как рассказывал «литраб» Беленький? И оттого, что, наверное, думал об этом, он пропустил, что сказал Князев, но ощущение — сказал плохое — дошло до сознания, и Коськин-Рюмин нетерпеливо переспросил:

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 79
Перейти на страницу:
Открыть боковую панель
Комментарии
Настя
Настя 08.12.2024 - 03:18
Прочла с удовольствием. Необычный сюжет с замечательной концовкой
Марина
Марина 08.12.2024 - 02:13
Не могу понять, где продолжение... Очень интересная история, хочется прочесть далее
Мприна
Мприна 08.12.2024 - 01:05
Эх, а где же продолжение?
Анна
Анна 07.12.2024 - 00:27
Какая прелестная история! Кратко, ярко, захватывающе.
Любава
Любава 25.11.2024 - 01:44
Редко встретишь большое количество эротических сцен в одной истории. Здесь достаточно 🔥 Прочла с огромным удовольствием 😈