Рассказы дяди Миши, одессита - Вадим Алексеевич Чирков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Непоседа снова заглядывал за мою спину.
— Почему бы ей, — он снова награждал макушку легким тумаком, — не сработать так же днем, когда я настороже, на стреме, как ночью?! Нет, днем она тише воды, ниже травы, притворяется только моей, как иная улыбчивая женушка… Если б ты знал, что она вытворяет ночью! Рокфеллер, Ротшильд, Брынцалов, чукотский Абрамович, Гейтс! Аж гудит! Шахматист Фишер с ней не сладит!
Чем дальше, тем больше Непоседа разделял себя и свою голову.
— И вот что еще важно — куда все это добро, что она производит по ночам, потом девается? Пропадает? Исчезает бесследно? Тогда зачем производится прекрасная ночная работа? Для кого, для чего? Поверь, когда я наблюдаю ее ночью, мне кажется: это я так блистательно работаю, а оказывается — она! Та, инородная, чужая, одолженная. Подаренная на день рождения! Где тогда я сам? Нет, ты скажи мне — где? В какой телесной точке нахожусь я сам, Гера К. человек, мужчина 43 лет, и чем я в конечном счете думаю?
Нет, я знаю, иным людям их мозг, решающий задачи во сне, отдает в конце концов результаты. Те вовремя просыпаются и видят формулу воочию. Возьми того же Менделеева с его Периодической системой, другого (не помню имени), которому приснилась формула в виде сцепившихся хвостами обезьян… Да мало ли таких? Но почему это не я? Чем я хуже? Я работаю не меньше и сосредоточен на идее так же по-сумасшедшему, как Эйнштейн. В чем дело?
Я вообще теперь уверен: в снах люди пооткрывали большинство необходимых человечеству законов! Но проснувшись и раззявив в зевке рот, забыли их. Только облачко меловой пыли оседало на пол… Ну, не говоря уже о том, что великая Мэрилин Монро залезала в постель какого-то спящего сластолюбца, а после оказывалась только исчезающим запахом духов…
— А ты ни к кому больше с этими вопросами не обращался? — нашел я единственный выход из положения.
Гера встрепенулся.
— А как же! Конечно, обращался! Пошел к психиатру, все-все рассказал, как тебе сейчас, прошу: как-то бы помочь мне… Больше, мол, не могу. Или сблизьте меня с моей гениальной "кухней", или избавьте от наваждения. Я разрываюсь на части, я изнемог!
— И что он?
— Врач сказал так: "гений — он всегда вроде в полусне. Потому и рассеянный, не от мира сего — то есть нашего мира он в упор не видит, он весь в своих сияющих бреднях, держит прямую связь с своей "кухней", как вы сказали. И вообще, говорит, гениями не становятся, гениями рождаются. Так что…"
Непоседа снова скосился набок и заглянул за мою спину.
— И все?
— Нет, не все. Он сказал, что можно, конечно, углубить мой сон так, что я не буду больше свидетелем собственного гения… — Я замахал руками.
— Тогда, он говорит, можно сделать сон поверхностным — вы, чуть что, будете просыпаться… но я не уверен, что ваш гений, живущий, выразимся образно, в подкорке, займется решением задач, когда у него такой, снова выразимся образно, беспокойный сосед… Я бы вам посоветовал, сказал он напоследок, постараться избавиться от ваших душераздирающих ночей. Если не хотите окончательно раздвоиться — на вашу голову и на все, что останется вне ее — выпишу сейчас таблетки и вы будете целенький, ровненький, спокойненький…
Тут меня как осенило.
— Э-э, — сказал я, — нет, доктор, вот уж нет так нет! На это-то я не согласен! Избавиться от моих ночей?! Ведь однажды ночью я, может, стану Ротшильдом, Рокфеллером со всеми их делами, а что я днем? Гера К., безвестный мелкий бизнесмен, шавка, сявка, терпила, коммерсант-неудачник, владелец воняющего селедкой вэна!
Да и кто, в конечном счете, откроет мне, в какое время суток, днем или ночью, мы живем по-настоящему? Вот один мой знакомый по ночам летает — и ночь от ночи все легче, все выше! А днем он еле тащится по улице. Спросите его — хочет ли он избавиться от его ночных полетов? Да ни за что на свете! Так и я. Пусть я хоть ночью живу, как я хочу. Я еще там — вот увидите — заведу хорошие знакомства, я уже знаю, с кем. Чем плох, предположим, султан Брунея Хаджи Хассанал Болкиа? Или король Саудовской Аравии? (у него очень длинное имя, я его при общении с ним укорочу).
С некоторых, между прочим, пор я, ложась спать, говорю себе: вперед, старина, уж сейчас-то мы поживем! Уж сейчас-то мы свое возьмем!..
Непоседа снова обеспокоенно посмотрел за мою спину.
— Кого ты там все время выглядываешь? — не выдержал я. — Думаешь, твой Хаджи сюда зайдет?
— Объясняю. Когда я прихожу сюда, я, как ты уже заметил, всегда сижу на этом стуле. Отсюда виден плакат на стене напротив меня. На нем написано: "ЖИЗНЬ У". Дальше не видно из-за стойки и из-за голов покупателей. Их здесь, в "International food" на Брайтоне, всегда полно. Что такое "У"? Это начало многих русских слов. Я прихожу, сажусь, вижу урезанный текст и справедливо думаю: "ЖИЗНЬ УЖАСНА. Она ужасна, и никто меня в этом не разубедит. Как можно жить реальной жизнью после таких дивных сновидений, когда… ну, я об этом уже рассказывал.
Ужасна, ужасна! — думаю я, и плакат это подтверждает, хоть он и закрыт головами покупателей. Я сижу, размышляю, а время — оно идет, идет… Оно движется к вечеру, к ночи… И чем оно к ней ближе, тем мне становится спокойнее и лучше. И вот я выглядываю из-за чьей-то спины (сегодня из-за твоей) и вдруг вижу — там в самом-то деле написано: ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ!
Какой-то остроумный парень придумал этот текст.
Да ведь это же про меня! Про меня, который нашел смысл жизни! Да, товарищи, граждане, господа, мистеры, сэры и сэрши, я нашел его в ночи, в сновидениях, когда человек тоже жив, причем, может быть, более жив, чем днем, ибо открываются его неисчерпаемые возможности, и он может достичь за восемь ночных часов хоть свободного, без крыльев,
