Клерк позорный - Леонид Рудницкий

Они распрощались, так и не сойдясь в цене ни по одному товару.

А вот Тофлер и Нестеренко ухитрились продать им синтетическую нить, но только один раз. После этого Толян стал ждать от них новых сделок, но их не последовало.

– Обосрались ребята, – констатировал он после долгого ожидания и разлучил сладкую парочку.

Тофлера, который был по образованию химиком, Толян перекинул на свой рудник, а Нестеренку, имевшего какое-то незавидное образование, отдал в отдел Жучковскому.

Тофлер с показным рвением взялся за новое задание. Он придумал гигантский график, в котором было несколько тысяч клеточек, и по одному листку распечатывал его на принтере, а потом склеивал с обратной стороны скотчем. Получилась простыня размером метр на полтора или даже больше. Он повесил ее на стену и стал закрашивать клеточки маркерами разных цветов. Получилось красиво. Сразу было видно, что человек работает с полной самоотдачей.

– Это таблица критических дней? – как-то поинтересовался Коржик.

Тофлер зло посмотрел на него и ничего не ответил. Это был график ввода рудника в строй. К Тофлеру ходил какой-то пожилой горный инженер, и они вместе обсуждали технологические процессы и сроки окончания работ, которые еще и не начинались.

Толян иногда забегал в отсек Тофлера и смотрел на график, дивясь его размерам и сложности, но почему-то никогда не подходил к нему близко, как будто боялся.

Тофлер продолжал трудиться над графиком с утра до вечера, высунув от усердия язык и почти ни с кем не разговаривая. Коржик смотрел на него и думал: «А ведь какой крутой бизнесмен был вчера. А сегодня стал обычным прилежным клерком с двумя талантами. Укатали Сивку крутые горки».

54

Коржику приснился сон про педантичного клерка. Тот очень любил подписывать канцелярские принадлежности. Получит, бывало, карандаши, степлер и маркеры – и тут же все надпишет своей фамилией. Чтобы, значит, другие не брали, а если возьмут – возвращали побыстрее. Чтобы надпись на принадлежностях им глаза выедала и побуждала поскорее вернуть. И вообще, чтобы ковролину них горел под ногами, пока не вернут.

Особенно любил он подписывать карандаши. Для этого он брал острейший, только что выданный нож для бумаги, выдвигал его на один щелчок и тоненько так снимал стружку с краской на том конце карандаша, который не затачивался. Из-под стружки показывалась чистая деревянная поверхность. На ней уже можно было писать. По краске-то хрен попишешь, а если и попишешь, то будет неаккуратно как-то, неэстетично. А вот по дереву, да еще тонкой ручкой – совсем другое дело. И красиво получается, и писать приятно, без нервов. Все карандаши были у него с обрезанным боком и с его фамилией на этом боку. Блокноты, степлеры и папки он подписывал несмываемыми маркерами.

Завидев такую педантичность, другие клерки стали не без основания подозревать в нем необычайное скупердяйство. Они спрашивали, не приходилось ли ему дважды есть одно и то же, и как он вообще относится к такой возможности в будущем, когда ученые найдут способ это делать. Клерк обижался и посылал их в жопу. Те клерки обижались и подкалывали его еще сильнее.

Они наделали много маленьких этикеток с его фамилией и стали лепить их куда ни попадя: на стол, на стул, на его офисные туфли, которые он оставлял на работе. Он старался не обращать на это внимания.

Тогда они стали лепить этикетки на больших тараканов, которых специально для этого ловили, хотя это и было противно. Тараканов с этикетками потом со смехом давили у него на глазах и это называлось «задавить того клерка».

Педантичный клерк обиделся окончательно и объявил, чтобы отныне никто не смел брать его карандаши и прочую канцелярскую лабуду. Но они продолжали брать и не возвращать.

Тогда педантичный клерк по совету старшего товарища купил у вороватого прапора из ближайшей части десять граммов тротила, детонатор и заминировал свои карандаши.

Первому же потянувшемуся за чужим добром взрывом оторвало два пальца и выбросило в окно на Тверскую. Пальцы потом нашли и пришили обратно, но обида у того осталась.

Он вышел из больницы, купил у другого вороватого прапора сто граммов тротила и заминировал стул педантичного клерка. Тот сел и – бабах! Его размазало по стенам, а часть выбросило в окно.

Когда Коржик проснулся, ему было жаль обоих клерков. «Вот до чего доводит чрезмерная любовь к казенным канцтоварам и педантизм», – подумал он.

55

После одной особенно затяжной командировки у Ларисы начались проблемы со здоровьем. Толяновы партнеры устраивали в ее честь приемы с обильными возлияниями, все пили до упаду и после упада, как это и принято в провинции, и что-то в ее хрупком здоровье не выдержало.

Прежде чем уйти на больничный, Лариса устроила присоединение к Толяновой конторе целой фирмы. Это была небольшая консалтинговая компания, уже давно сидевшая без заказов. На чем они специализировались и кого консультировали, так и осталось для Коржика загадкой. Толяна интересовало не это.

Фирма была белая и законопослушная, через нее было удобно легализоваться, не выводя основной бизнес из тени. У Толяна как раз случился облом с рудником, который он прикупил по случаю в глухейшей провинции. Месторождение было бедное, и его не стали разрабатывать даже в советское время, когда денег не считали. Построили только обогатительную фабрику и законсервировали. Теперь же инвесторы на него и подавно не находились.

Тогда Толян обратил свой взор на Запад. Консалтинги пообещали ему подготовить грамотный инвестиционный проект, и он их приютил. Такое количество новых людей в офисе надо было как-то объяснить старым сотрудникам, хотя он этого и не любил.

Он собрал всех в своем просторном кабинете. Мест, конечно же, не хватило, и часть народа осталась стоять. Почему-то получилось так, что все консалтинги сидели. Собрание было недолгим. Не вдаваясь в подробности, Толян сказал, что отныне все – единая команда, что фирма берет название у консалтингов и формально главным становится их директор, а фактически главным остается он.

Посмотрев на кислые физиономии старых сотрудников, он добавил, что так нужно для бизнеса и он надеется, что коллектив станет единой командой.

Коржик не любил слова «команда». Оно означало только одно – каждый становится винтиком в машине. Но что-то подсказывало ему, что сплоченности не получится. Слишком уж высокомерно держались новые сотрудники. Внешне они напоминали банковских клерков, только сильно обносившихся. А снобизм излучали тот же. Они смотрели на старых сотрудников, как на простых ребят от станка и сохи, которые многого не понимают. Себя же они числили интеллектуальной элитой.

Но Толяновы клерки понимали и другое – консал-тинги присоединились к ним не от хорошей жизни. Кто-то из тех проболтался, что зарплату им не платили уже несколько месяцев. Портфель заказов у них был пуст. Фактически, они пришли к Толяну, в чем мать родила.

Офис сразу разделился на два лагеря.

Консалтинги стали готовить инвестиционный проект по руднику на английском языке, а через месяц Толян улетел с двумя из них в Лондон на инвестиционную тусовку.

Вернулись они хоть и ни с чем, но окрыленные. Кто-то из тусовщиков им что-то пообещал. Вероятно, чтобы отвязаться, потому что спешил в туалет, но они приняли это за чистую монету.

– Ты в первый раз был в Лондоне? – спросил за обедом Толян у Ромы, который считался у консалтин-гов самым умным.

Тот кивнул. Рома был высоким и немного заторможенным.

– Ну, и как тебе Лондон? – встрял Шильдин.

– Понравился, – лаконично ответил тот.

Секрет его сдержанности был прост. Не мог же он расписывать свои восторги перед такой деревенщиной, как старые клерки.

«Меня бы лучше взял в Лондон, – с досадой подумал Коржик, – больше было бы толку». Самолюбие его было уязвлено.

Этого Рому он невзлюбил сразу. Не за Лондон и не за то, что тот был консалтингом, и даже не за снобизм. Это был тот самый случай, когда человек не нравится с ходу, с первого взгляда, хотя о нем еще ничего не известно. Рома не нравился Коржику настолько, что он не здоровался с ним с первого же дня. Просто отворачивался, когда проходил мимо. Он понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Со временем неприязнь Коржика к Роме только возросла – слишком уж он напоминал своим поведением банковских клерков.

Вскоре случился казус, несколько сбивший с консалтингов спесь. Толян распорядился заказать для всех новые визитки с наименованием их фирмы, но с новым адресом. Консалтинги заказали их там, где и всегда. Но новый адрес на Тверской указать забыли, и визитки напечатали со старым. Прочитав его, Толян пришел в ярость, что случалось с ним очень редко.

Прежде консалтинги сидели в каком-то убогом подвале, и в новых визитках подробно объяснялось, как к ним пройти – на сколько ступеней опуститься вниз и на каком повороте пригнуться, чтобы не удариться головой о трубу под потолком, потому что темно. Для старых клерков, сидевших в центре Москвы, такой адрес был в диковинку.