Цикл - Джереми Роберт Джонсон

Голоса приходили волнами. Говорили не по-испански, поэтому Люси поняла, что с родителями и предками не воссоединилась, но, кажется, они были ей знакомы. Иногда они становились слишком громкими или испуганными, отчего приятное чувство грозилось исчезнуть, но временами казались мягкими и заботливыми, и тогда она впускала их в свое сознание, когда выплывала из безмолвного райского небытия, в котором, как надеялась, ей однажды разрешат остаться навсегда.

– У вас больше ничего нет? – взволнованно сказал мужской голос. Люси он был незнаком.

– Да. Самый минимум, чтобы требования по безопасности не нарушать. У нас тут сложно травму получить. – Молодой, слегка раздраженный голос.

Иуда? Из «Эксчейнджа»?

– У меня в машине есть мини-аптечка, но она в Котельной, а я ни за что туда не вернусь. – Голос женский.

Тони/Антуанетта. Что-то произошло. Никогда не слышала ее такой потрясенной.

– Не ндо, смной всехршо. – Невнятная речь.

Джейк, что ли? Он все еще жив?

– Вообще, ему намного лучше. Раньше я думал, он не доживет, но изолента его спасла. Вот это повезло. Но ее вроде как раз для травм всяких и изобрели, да? Или это про суперклей так говорят?

Брюэр:

– Суперклей.

– Да, точно. Может, изоленту теперь тоже можно использовать. Та, которой я окно заклеил выбитое, неплохо ему скальп держала. А вот на глазу повязку надо поправить, Джейк… Не могу на него смотреть… Осторожно… Твою мать, ты сейчас своими лапами только хуже сделаешь… Дай помогу… Вот так….

– Спасибо.

– Обращайся, приятель.

Снова голос взрослого мужчины:

– У них гематомы, а у индийца, может, еще и внутреннее кровотечение.

Он про Бакета?

– Хватит уже это повторять. У нас тут не больница, понятно? Имеем, что имеем. Я здесь почти каждый день и точно знаю, что нет тут никакой потайной операционной или тайника с медикаментами. Только кучи компакт-дисков, которые никто никогда не купит, всякие сувениры да плакаты. И если не получится помочь ребятам марлей и парой пакетов со льдом, тогда нужно их увозить. Жду твоих гениальных идей о том, как это провернуть и не нарваться на банду гребаных психопатов. Если идей нет, тогда помолчи.

– Извини. Ты прав. Я только… Я просто хочу помочь.

– Если хочешь помочь, то хватит вести себя так, будто здесь отделение неотложки, а не музыкальный магазин. И перестань гоняться за странными маленькими девочками в шляпках из фольги по дорогам и устраивать аварии. И не разговаривай со мной как с подчиненным.

Иуда сильно взбесился. Но он всегда кажется немного раздраженным.

А та девочка тоже здесь?

Почему я ее не слышу? Почему я ничего не слышу?

– Это неправильно.

Тони что-то шептала, стоя над Люси.

Она думает, что я ее не слышу. Я мертва? Похоже, я умерла. Неужели я застряла в теле?

Люси снова попыталась открыть глаза и тут же пожалела из-за нахлынувшей боли. Она постаралась успокоиться.

Тише. Сохраняй спокойствие. Ты в «Эксчейндже». Скорее всего, парни, что гнались за тобой, погибли в аварии, а ты нет. И если за тобой придут другие, то нужно как следует отдохнуть.

Иуда прошептал Тони:

– Ты видела ее глаза? Она одна из них. Даже если сейчас не нападет – потом сорвется. Нельзя ее развязывать.

– А вдруг она умрет? Прямо здесь, пока мы ее связываем. Ты готов к этому? Что, если Стив дал ей слишком много инсулина Бламперса?

– Он сказал, что доза небольшая. Только ослабит и дезориентирует ее. Это же доза для кошки, так? А она намного больше кошки.

– Так судье и скажем, Иуда. Мы помогли незнакомому мужчине связать маленькую девочку и вколоть ей инсулин, потому что у нее были охеренно голубые глаза и мы боялись, что она нас убьет, а еще она была больше кошки. Отличное оправдание.

– Вспомни, что они сделали с Тревором на парковке. Ты когда-нибудь видела, чтобы двое подростков одолели взрослого мужчину? Да еще и вышибалу? У него ноги в другую сторону смотрели, Тони, а они смеялись. Законы больше власти не имеют. Что бы с подростками ни случилось, сейчас они не в себе. И эта девочка такая же больная.

– Но Стив сказал, что она другая.

– Естественно. Но кто такой этот Стив? Это его настоящее имя вообще? И почему он за этой девочкой вообще следовал?

– Он хотя бы разбирается в медицине.

– Разве? Любой знает, что к припухлостям нужно прикладывать лед, а раны обматывать марлей.

– Слушай, я знаю его не лучше тебя. Серьезно. Может, он какой-нибудь жуткий сталкер. Но когда произошла авария, он первым бросился вытаскивать детей из машины. И пока они все живы. А это уже что-то.

– Ладно. Я понял. Но больше кошачьего инсулина я ему не дам. Не собираюсь стоять и смотреть, как он убивает девочку у нас на глазах.

– Я тоже, понял? Обещаю.

Люси услышала шелест одежды – Иуда и Тони обнялись; а потом услышала, как каждый из них попытался сделать глубокий вдох, но ничего не вышло.

– Значит, заразились в основном дети из Бьютт?

– Думаю, да.

Иуда и Брюэр. Они рядом. Измученные. Истощенные.

Брюэр продолжил:

– Во второй пещере была еще одна группа. Никого знакомого не увидел. Там был Джейсон Уорд, а еще… те штуки, о которых я тебе рассказывал, исходили из него и залезали в других. Очень быстро. Потом они сошли с ума. Начали дергаться. Убивать людей. Они охотились за нами всю ночь.

– Получается, эгоистичные маленькие засранцы превратились в зараженных кровожадных засранцев? Здорово.

– Не знаю. Не все из них засранцы, они просто хотели потусить. Кто-то не трогал тебя, если ты не трогал их. Они были, типа, придурками за компанию. Но пара паршивых овец среди них все-таки есть.

– Это из-за того, что им всё на блюдечке вручали. Все, чего они только желали. Не знали они стресса или беспокойства, вот и занимались хренью всякой, потому что только так что-то чувствовали. Привыкали, а последствий не было, так и вошло у них все в привычку. Я так думал, когда в Спринг Мидоу учился.

– Все никак смириться не можешь?

– Не могу. Знаю, тупо – сам работаю в магазине в маленьком городе, но злюсь на богатых детей, спортсменов и психопатов и то, как им все сходит с рук, – но ничего не могу с этим поделать. В детстве все остро ощущается. Все задевает. Все очень серьезно. А во взрослой жизни все уныло, все повторяется, и год незаметно пролетает. Будто я дни только вполсилы проживаю, даже самые лучшие. Полный отстой… Но дело не только в детской зависти. У