С ними по-хорошему нельзя - Раймон Кено

До сих пор ребенок вел себя спокойно. Со стыдливым любопытством я поглядывала на него краем глаза. Он лежал на коленях миссис Килларни, и, пока она ела, крошки еды падали ему прямо на лицо. Когда звуки пережевываемой пищи смолкли, он проснулся. И запищал.

— Малыш проголодался, — подсказала мама.

Миссис Килларни кивнула, расстегнула корсаж и высвободила огромный, разбухший от молока шар, на который бэби набросился с таким же рвением, как мы на сало с капустой. Мысль о том, что эта прожорливая мягкая хризалида (может быть) — мой племянник, ошеломляла меня не меньше, чем мысль о том, что однажды я вынесу на себе какого-нибудь козла и мои маленькие твердые груди станут такими же шарами, как у миссис Килларни, а также о том, что ей пришлось когда-то стоять на четвереньках перед моим братом. Я плохо себе представляла, как все происходило, не могла вообразить эту сцену. Я в нее не верила. Все путалось и мешалось у меня в голове, я никак не могла в этом разобраться. А обжористый бэби продолжал сосать: у мамы был растроганный вид, у Мэри — брезгливый. Тут Джоэл поднял глаза и сказал:

— Миссис Килларни, лучше бы вы спрятали свое добро с глаз долой.

— Это еще почему? — спросила мама. — Миссис Килларни не делает ничего дурного.

— А! — воскликнула кормящая. — Наконец-то сударь соизволил ко мне обратиться.

— Спрячьте, я вам говорю!

— Грубиян!

— Спрячьте, спрячьте!

— Наглец!

— Ну, ну, ну, — запричитала мама. — Не будем ссориться из-за такого пустяка! Джоэл, если это зрелище тебе противно (непонятно почему?), возьми и отвернись. Думаю, малыш скоро насытится.

— Это девочка, — с достоинством произнесла миссис Килларни.

— А как ее зовут?

— Саломея[*].

— О! Какое восхитительное имя! — засюсюкала мама.

— Я дала ей это имя в память о мистере Джоэле. Так он называл меня в моменты нашей близости.

— Саломеей? — спросила Мэри, пристально глядя ей в глаза.

— Да, мисс. Он говорил так: «Ты станешь моей Саломеей, но сохранишь семь своих покрывал»[*].

— Нет, ну каков мой Джоэл?! — гордо провозгласила мама. — Воображения у него хватает; было бы желание.

И она присоединилась к нашему смеху. Нас с Мэри от смеха просто выворачивало наизнанку, пучило аж до слез.

— Черт-те что! — пробурчал Джоэл и выдавил кривую гримасу. — Черт-те что! И к тому же все неправда!

— Как не стыдно!

— Убирайтесь!

Джоэл попытался принять достойный вид.

— Пум-пум, — прокомментировала Мэри.

Мы изнемогали от смеха.

— Я обращался с вами слишком хорошо, — объявил Джоэл. — С женщинами так всегда. С ними по-хорошему нельзя.

Я досмеялась до того, что пришлось бежать кое-куда. Справив малую нужду, я уже собиралась вернуться в столовую, где шум усилился, как вдруг в дверь позвонили.

— Я открою, — крикнула я, но в столовой вряд ли меня услышали.

Я открыла дверь. Передо мной стоял мужчина в надвинутой на глаза шляпе, руки в карманах. Ни идиотский фонарь, освещавший улицу перед домом, ни хилая лампочка в коридоре не позволяли мне разглядеть его лицо. Мужчина был с меня ростом, широк в плечах и чуть горбился.

Еще не отойдя от развеселого состояния, я оторопела. Наконец с трудом промямлила:

— Что вам угодно, сэр?

Глухим голосом он спросил, по-прежнему ли здесь живет миссис Мара. Я ответила утвердительно.

— Прекрасно, — промолвил он.

Затем тщательно вытер ноги о половичок, вынул руки из карманов, решительно отодвинул меня в сторону и вошел.

— Сэр! — глупо крикнула я, следуя за ним. — Сэр!

Дойдя до конца коридора, он остановился.

— Ну и гвалт! — прошептал он.

— Сэр! — повторила я.

Он снял шляпу и уверенно запустил ее в сторону вешалки. Затем взял меня за подбородок:

— Ты — домработница?

Я оттолкнула его руку. Я была почти уверена, что узнала его.

— Нет. Я — Салли.

— В таком случае, — сказал он спокойно, — можешь поцеловать своего отца.

Мне этого совсем не хотелось. Мужчина обхватил меня и поцеловал. У него была колючая щетина, холодные серые глаза и изрядно помятый вид. Я вдруг подумала, что совершенно ничего не помню о нем. А еще заметила, что его куртка протерлась и вся в пятнах.

— Что там за шум? — спросил он.

Казалось, он был заинтригован и озадачен.

— Наша прежняя экономка уверяет, что Джоэл — отец ее ребенка. Вы пришли как раз вовремя.

Он немного подумал и спокойно сказал:

— Черт. Хорошее начало.

Он почесал голову и шагнул к вешалке:

— Что-то мне опять захотелось смыться.

Шум в столовой усилился: неразборчивый гул из ругани, смеха, стонов и звуков передвигаемой мебели.

— Все-таки загляну, — решился папа. — Это хоть весело?

— Местами, — ответила я неуверенно.

Он тихонько открыл дверь в столовую, и мы увидели Джоэла, который, вытащив из штанов свой прибор, пытался расплющить его щипцами для колки орехов. Мама дико визжала:

— Не делай этого, Джоэл! Ты его повредишь!

Миссис Килларни вопила, ребенок пищал, Мэри, закатив глаза к потолку, истерично хохотала.

— Очень мило, — прошептал папа.

Первым его заметил — и узнал — Джоэл.

— Отец! — воскликнул он.

Он выронил щипцы и натянул штаны. Мама обернулась и с криком «Джон!» ринулась к нему в объятья. Мэри никак не отреагировала.

— Здрасте всем, — сказал папа.

Он раздал поцелуи семейному кругу, уважительно поклонился миссис Килларни и пожал ей руку. Одарил улыбкой младенца. Затем сел, налил себе стакан уиски и с задумчивым видом осушил его маленькими глотками.

— Ты принес спички? — спросила у него мама.

— Конечно.

Он пошарил в кармане, вынул совершенно новый коробок и бросил его на стол.

— Спасибо, — сказала мама.

— Подобрал бы щипцы, — сказал папа Джоэлу.

Джоэл встрепенулся, но щипцы подобрал.

Потом папа обратился к миссис Килларни:

— А вы, уважаемая, что намерены делать?

— Ах, сэр, я так рада, что вы здесь. Я вам сейчас все объясню.

— Не стоит. Я уже знаю. Вы уверяете, что этот огрызок — мой внук? Так вот, правда это или нет, идите отсюда на хер, и причем немедленно.

— Нет! — произнес Джоэл.

— Что ты сказал?

— Я сказал: нет. Она останется здесь, или уйду я.

— Она уйдет отсюда на хер, а ты можешь уйти вместе с ней, если тебе так хочется.

— Хорошо.

Джоэл встал и подошел к миссис Килларни. Помог ей подняться со стула и торжественно объявил:

— Миссис Килларни, позвольте мне разделить вашу жизнь. Мы воспитаем нашего ребенка в чести и достоинстве!

Мы с Мэри встретили это заявление энергичными аплодисментами. Мама прослезилась.

— Завтра заберу свои вещи, — продолжал Джоэл. — Прощай, мать, прощайте, сестры, простите, что покидаю вас. Меня призывает долг.

Подхватив миссис Килларни под руку, он вышел, а мы проводили их бурными аплодисментами.

— Что касается вас, — произнес папа, — если хотите здесь остаться, то ведите себя тихо, не то получите по первое число.

Мы замерли. Входная дверь хлопнула. Воцарилась тишина.

Мама нашлась первой. С легким укором в голосе она обратилась к папе:

— Джон, долго же ты ходил за коробком спичек.

— Спички — это плевое дело, — ответил папа. — Труднее было найти коробок.

И он налил себе еще один стакан уиски. Так я проиграла брата и выиграла отца.

25 января

Вялый, но суровый, он кристаллизует домашнюю атмосферу в кусок режущего льда или сгущает в подобие вязкого клея. Он пьет почти столько же, сколько и Джоэл (нет, все-таки намного меньше), но это никак на нем не отражается. Он нечасто покидает дом, по правде говоря, после своего возвращения он вообще еще не выходил. Мама светится от счастья, Бесс — запугана до смерти. Мэри заявила, что уйдет из дома, как только станет почтовой служащей.

Да, жизнь в доме заметно изменилась.

30 января

Мы с Мэри пошли проведать Джоэла. Он живет на очень крутом повороте улочки, идущей от Кросс Кевин-стрит возле Политехнического института до Нью-стрит. Первый этаж дома занимает лавка потрохов и требухи. Мы перешагнули через закисающие свиные головы, циррозные телячьи желудки и прохудившиеся бычьи яйца и стали взбираться по занозистым ступеням темной лестницы, посреди которой проложил себе русло ручеек мочи.

— Здорово! — увидев нас, заорал Джоэл. — С тех пор, как я ушел из дома, ни разу не напивался. Правда, Саломея?

Мы поприветствовали миссис Килларни и подошли взглянуть на нашу племянницу, которая дрыхла на дне чемодана, приспособленного под люльку.

— Смотрите, — продолжил Джоэл, — всего-навсего восьмой стакан уиски (было шесть часов вечера). И я даже начал работать! Я работаю! Вчера отнес чемодан на вокзал Уэстланд-Роу, а позавчера провез тачку через всю Кукс-лейн! Я словно заново родился!