Вампир высшего класса - Юлия Набокова

— Потерпи, маленькая. Скоро приедем.

Хочу спросить куда, но нет сил. Вижу только, как машина, игнорируя красный свет, проносится мимо светофора. А потом мы сворачиваем на какую-то пустынную улочку с глухими стенами и упираемся в тупик. Вацлав резко бьет по тормозам и выскакивает наружу. Пока я пытаюсь унять дрожь от холода, сесть и понять, где мы находимся, Вацлав открывает багажник. А затем он распахивает заднюю дверцу рядом со мной, впуская в салон морозный воздух и приглушенный стон.

— Что ты творишь? — силюсь сказать я, глядя на безвольно обмякшего в его руках полноватого мужчину средних лет, но из одеревеневших губ вырывается только хрип.

Вацлав удерживает незнакомца на коленях, наклонив голову вбок, так что шея мужчины оказывается совершенно беззащитной, и я слышу, как оглушительно громко бьется кровеносная жилка под его кожей.

— Тебе нужна кровь. — В голосе Гончего — приказ. — Иначе ты можешь погибнуть.

«Тебе мало того, что ты угнал его машину? — хочу сказать я, но не могу даже шевельнуть губами. Собираюсь помотать головой, но не получается даже повернуть шею. Просто ее не чувствую. — Я не буду», — изо всех сил внутренне сопротивляюсь я и по сердито вспыхнувшим глазам Вацлава понимаю, что он слышит мои мысли.

— Не глупи, — жестко обрывает он, толкая мужчину на сиденье рядом со мной и нависая над ним. — Только кровь спасет сейчас от обморожения. Только она запустит регенерацию.

«Но я ведь не могу умереть», — упрямо возражаю я.

— Хочешь лишиться рук и ног? — яростно перебивает Гончий.

«Ты же не лишился».

— Я его уже выпил! — рычит он. И я замечаю на шее мужчины след укуса. — Думаешь, почему я еще могу двигаться, вести машину, говорить и спорить с тобой? И потом, я старше и регенерирую быстрее. Так что не сравнивай себя со мной.

Вацлав наклоняется к мужчине, а потом так же резко отстраняется. Я вижу вскрытую яремную вену на шее водителя и алую росинку в уголке губ Гончего, когда он приказывает:

— Пей!

Кажется, когда-то это уже было. Отчаянно спорящая я, наседающий на меня Вацлав. Тогда я впервые попробовала человеческую кровь не из пробирки — из вены. Только в ту ночь жертвой был парень лет двадцати. И тогда моей жизни ничто не угрожало — Гончему просто были нужны все мои силы ясновидящей для помощи в расследовании.

— Пей же, — командует он и добавляет: — Если не ради себя самой, то хотя бы ради своего деда, который сдерет с меня шкуру живьем, если с тобой что-нибудь случится. Может, мне ему сейчас позвонить? — яростно вопрошает он. — Может, у него лучше получится тебя убедить?

На споры уже нет сил. Моя и без того холодная кровь, того и гляди, превратится в лед, ледяной панцирь уже сжимает сердце. Ног я уже не чувствую, рук тоже, лицо — мраморная маска, губы — ледышки, перед глазами — метель, которая пеленой закрывает от меня лицо Вацлава.

— Жанна! — доносится до меня как через слой снега.

И внезапно я падаю куда-то вниз, и стужу метели разгоняет благодатный жар теплого источника. Первыми отогреваются губы и глотают это спасительное тепло в надежде согреться изнутри. Затем пальцы окутывает горячей водой.

— Да пей же! — в отчаянии повторяет чей-то знакомый голос, и я понимаю, что жар — лишь тепло источника, который, истекая рубиновой влагой, сочится сквозь мои пальцы. В этом источнике — спасение от холода, который пожирает меня изнутри, подбираясь к самому сердцу. И я больше не сопротивляюсь желанию, припадаю к источнику голодным ртом, жадно глотаю солоноватую на вкус жидкость, чувствуя, как с каждым глотком отогревается тело и возвращается чувствительность. Метели перед глазами больше нет. Ее вытесняет густой красный туман.

Я брела по пустыне. Красное солнце висело над верхушками далеких песчаных барханов, немилосердно паля. Злой ветер с глумливым свистом бросал в лицо пригоршни колких песчинок. Раскаленный воздух можно было пить как чай. Губы растрескались от жара, как сухая почва под ногами. Еще шаг — и ноги увязли в горячем плотном песке, я оказалась в самом центре песчаной реки, которая вдруг воронкой закрутилась вокруг меня, норовя утащить на дно. Уйдя в песок по пояс, я закричала — пронзительно, безнадежно, понимая, что никто не придет на помощь, что мне суждено быть заживо погребенной в песке и из века в век слышать его вкрадчивый шепот, пока я сама не превращусь в пригоршню песчинок. И быть может, когда-нибудь заблудившийся морской ветер подхватит меня на своих легких крылах и унесет далеко-далеко, в лазурную даль, где воздух дышит свежестью и прохладой…

Песчаная воронка смерчем поднялась вверх, отрезала меня от мира, оставив лишь окошко над головой, в котором виднелось желтое, как выцветший на жгучем солнце лист, небо, а я сама стремительно тонула в горячем песке.

— Держись!

Внезапно в окошке над головой возникло родное лицо. Из последних сил преодолевая сопротивление песка, я бросила тело вверх, ухватившись за протянутую руку, и ощутила восторг полета. Когда я очутилась наверху, воронка у моих ног с хлопком исчезла. Но желтое небо вдруг низверглось вниз песчаным дождем. Мой спаситель стянул с себя кожаную куртку, зонтом раскрыл ее над головой и привлек меня к себе. Чувствуя непреодолимую жажду, я привстала на цыпочки и припала сухими губами к его обветренным в окружении иголок щетины губам. Его дыхание было освежающим, как родниковая вода, и опьяняющим, как шампанское на голодный желудок, оно наполняло меня счастьем, как вода наполняет пустую вазу, и вот уже это счастье готово перелиться через край. А какими нетерпеливыми и ненасытными оказались его губы! Словно был только этот миг накануне апокалипсиса. Словно не будет больше возможности выразить свою любовь и желание. Словно в следующую минуту мы можем погибнуть. Или проснуться.

— Проснулась!

Контраст между экзотическим пейзажем пустыни и привычным номером гостиницы был так велик, что я сомкнула веки, стремясь вновь перенестись в опасный зной пустыни и продолжить прерванный поцелуй.

— Жанна! — окликнул меня любимый голос, и я невольно потянулась на его зов, моля о поцелуе. Но в следующий миг реальность оглушила меня пронзительным автомобильным гудком за окном, я окончательно проснулась и вскочила на постели, по кусочкам собирая явь.

Вот люкс для новобрачных. Вот Вацлав, до него рукой подать. Замер на краю кровати, не сводя с меня своего гипнотического взгляда, и словно читает обрывки моего сна. Только этого не хватало! А вот я, совершенно обнаженная под одеялом, которое сползло с моей груди, почти полностью ее оголив. За миг до неминуемой катастрофы я торопливо цапнула одеяло и натянула его по самую шею. Для верности еще и под ним прикрыла грудь рукой.