Анатомия развода - Галина Щербакова

– Удивительная девчонка, - сказала свекровь.

Артистизм у Алены от матери. Да плюс естественность, еще не замороченная жизнью. Да плюс бесстрашие, потому что Алена Нине как-то сказала: «Я ничего не боюсь. Маму я уже похоронила, а больше у меня никого нет. Меня нельзя обидеть - я просто не обижусь. Меня нельзя придавить - я выскользну. Меня можно только убить, но я не боюсь смерти, потому что мне интересно, что там…» - «Ничего», - сказала Нина. «Откуда вы знаете? Есть и другое мнение. Во всяком случае, пятьдесят процентов надежды на то, что там тоже что-то есть, я имею. Это прекрасные шансы…»

Нина сравнивала Алену с Дарьей и признавалась: дочь сравнения не выдерживает, хоть они и одно поколение. Ну способна ли ее доченька вот так сорваться с места, выдернуть себя с корнем? Да никогда! Нина спросила ее после того разговора с Аленой: «Ты в жизни чего боишься?» - «Остаться в условиях без теплого клозета и электричества». - «Я серьезно», - сказала Нина. «И я… - засмеялась Дарья. - Вот этого боюсь. И именно в связи с этим боюсь войны». - «Какую чушь ты порешь, - возмутилась Нина. - Разве этим война страшна?» - «Мне - этим», - ответила Дашка. «Твоего мужа могут убить», - сказал Нина. «Это будет конец, - ответила Дашка. - Для меня конец всего, а значит, уже все не будет иметь значения».

Вот так - в грудь она выпихнула ее с территории своей жизни. Не приставай! В общем, все пространство - муж, а потом сортир и электричество.

Нина приехала в Москву, когда еще жили старушки, которые могли видеть Толстого или Чехова. Встречая на улице маленьких старых женщин в шляпках и с сумочками, как-то испуганно-виновато прижатыми к груди, она вдавливалась в стены, чтоб, не дай бог, их не задеть… Ее потрясало в них все - семенящий шаг, достоинство, перчатки с рваными пальцами. О том, что они не рваные, а так специально сделанные (митенки), она узнала позже. Чулки стандартного размера на некую единую женщину топорщились на их сухих щиколотках.

Стараясь их не задеть, Нина вдыхала их запах - запах нафталина, корицы, валерианы, запах пыли старой мебели… Сталкиваясь с кем-нибудь на улице, они вскрикивали, как испуганные птицы, и бормотали какие-то слова.

Они говорили на том, ушедшем в прошлое русском языке, которого уже пет. С языком у Нины отношения очень личные. Она любит русские слова. Русские названия. Она добреет, когда их слышит.

Как она ненавидела этих законодателей современной речи. Она содрогалась от возлюбленной ими деепричастной формы глаголов: «Идя», «встречая», «побеждая».

Лишенные смысла слова вянут и меркнут, как проколотые шары.

Те старушки… Они воспринимались, как привет откуда-то из времени без деепричастного оборота…

Через двадцать с лишним лет время смело старушек в митенках. А старушки нынешние уже не видели Чехова. Это другие старушки. Многие из них бегают, как Нинина свекровь, в синих тренировочных костюмах. Кто из них сейчас пахнет корицей и ванилином, если в продаже навалом французских и американских духов, а корицы нет и в помине…

Сегодняшнее время пахнет иначе.

Сегодняшнее время - время Алены…

Она приехала и всех победила.

Веселая, беспринципная, здоровая, горячая, нахальная Алена, никого и ничего не боясь на свете, приехала и победила.

Как бы Нина хотела хоть чуть-чуть, хоть немного почувствовать себя смелой.

Дашка позвонила после передачи сразу.

– Какова? - сказала она об Алене. - Я же тебе сразу сказала: нынешняя периферия душит без анестезии. Где москвичка моргнуть не успеет, лимита три раза вокруг Земли обежит.

– Алена была прелестна! - закричала Нина.

– А я о чем? Она же абсолютная нахалка, она же шла на всех грудью.

– Молодец! - сказала Нина.

– Между прочим, мне не нравится, что она живет у Куни. Ее потом не выгонишь.

– Это Кунино дело. А ты о каждом только плохо… Дарья бросила трубку. Но дело свое сделала. Она повернула все мысли Нины к Куне, от них делалось тревожно, вспоминался все время Плетнев, будь он неладен, глупой, какой-то неестественной казалась их встреча на виду у собак. Нина чувствовала себя человеком, который подслушал, подглядел и разгласил. Какое она имела право вторгаться в их отношения? Почему у нее всегда так? Почему она считает себя вправе решать за Куню и поступать, будто бы исходя из ее интересов, а на самом деле нанося обиды, уколы… Все! Никогда больше! Только да - нет. Только спасибо - пожалуйста. Только дай - на.

Куня сама прислала письмо. Писала, что ей у Раи хорошо, что двум сестрам-старухам есть о чем поговорить. Что зима, а очень тепло, даже прибрала все могилы, собирается красить оградки. Говорят, холодов и не будет. Видали Алену по телевизору. Молодец, всех переиграла. Правда, показалось, что Алена пополнела, а может, искажает телевизор.

Нина потом скажет себе: почему тетка за тысячу километров увидела то, чего я не увидела? Дело в том, что Алена была беременна.

Она пришла к ним вечером недели через три после передачи. Это были не простые три недели. Объявился Евгений. Он позвонил матери с работы и сказал: «Ну вот, я уже на месте». - «Где ты был?» - закричала свекровь. «Ты же знаешь, болел». - «Где болел?» - «В больнице, где же еще?» - засмеялся Евгений. «То есть как в больнице?» - «Вот так. Ты не волнуйся, мать. Я никому ничего… На работе тоже знали не больше…» - «Что у тебя было?» - «У меня? Тебе на самом деле или чтобы спокойней было?»

Свекровь призналась, что хотела сказать - чтоб спокойней было. Потому что подумала о венерической болезни, испугалась, что он сейчас назовет ее. Но сказала тихо: «Говори правду, только уж не всю, пожалуйста». - «Меня прищучила стенокардия, мать, - ответил Евгений. - И я понял, что смертен».

Все в таком Евгении было непонятно Нине. Любитель комфорта, он болел бескомфортно, лежа в больничном коридоре. К нему никто не ходил, ничего не носил. Такая аскеза ему не соответствовала. Он позвал Нину к телефону.

– Давай погуляем вечером? - предложил.

Свекровь смотрела на ее сборы пристально, стараясь понять: платок надела - это что значит? Сапоги на низком каблуке, растоптанные - а это что?

– Спроси, где он живет… - попросила она.

– Спрошу, - перебила ее Нина, - прежде всего об этом спрошу.

– Я не хочу, чтоб он думал…

– Он ничего не подумает, - ответила Нина. - Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтоб подозревать в чем-то.

Женька обнял ее и поцеловал в щеку.

– Ты где живешь? - сразу спросила Нина.

– Один наш мужик живет у своей пассии, квартира пустая. Я сторожу.

– Вы будете с женой размениваться?

– Не буду, - ответил Евгений. - Полежал в больнице, подумал и решил - не буду. Пусть живет женщина спокойно, не ахти какие хоромы, а ведь съедим друг друга, если будем делиться. Так же - ей абсолютно хорошо, мне - относительно, и останутся силы подумать.

– О чем?

– Слушай, - сказал Евгений. - Я не хотел сразу… Я хотел с подходом… Но мне теперь так жалко времени на пустяки. В общем - короче… Я ни на чем не настаиваю. Не имею права. Но подумай, а? Не объединить ли нам наши усилия, чтобы дожить жизнь?

– Ну знаешь! Ты - непредсказуемый тип! - растерялась Нина.

– Зачем же так? Скажи - просто бабник, у которого вылезли волосы и одрябли мускулы, поэтому он…

– Перестань! - зло сказала Нина. - Перестань! Делаешь женщине предложение, так хоть для приличия прикинься…

– А то ты меня не знаешь… - как-то вяло сказал Евгений. - Все ты про меня знаешь, как бы я ни прикидывался. Я могу, конечно, сказать тебе, что у меня лучше тебя женщины не было…

– Вот что! - ответила Нина. - Иди-ка ты на все четыре стороны. У тебя не волосы вылезли, мозги поизносились… мелешь, мелешь языком…

– Нин, - тихо сказал Евгений. - Я просто робею. Потому и молочу. Я люблю тебя, Нинка, ну вот и все. Всегда любил.

– Не надо! - закричала Нина.

– Чего бы я тогда от них от всех убегал? Я от тебя - тебя же и искал. Лежал в больнице, смотрел в потолок, в замечательные его разводы, не потолок, а географическая карта. То зеленое, то желтое, то синее… Над ним проходили трубы, они сочились и создавали мне объект для наблюдения. Я по этим разводам глазом походил, походил, все про себя понял. Так что я теперь умный. И потому остаюсь при своем предложении.

– Скажи еще, что у нас дочь общая, - уныло произнесла Нина.

– Не-а, - засмеялся Евгений. - Не скажу! При чем тут дочь? Она уже своими ножками топает… Подумаешь обо всем, что я тебе сказал?

– Глупость ты сказал, - ответила Нина. - Не хожу я назад, Женя, не хожу! Не умею.

– Подумай, - повторил Женька. - Мы еще не завтра умрем.

Странные он сказал слова. Глупые и точные. А может быть, точные, потому что глупые? Мы недооцениваем глупость. Ее непосредственность, ее простодушие. Глупость такое может выдать, что уму не снилось. Пока ум сомневается, глупость произносит. Как часто она вещает с легкой подачи интуиции. Да здравствует глупость, которая возвращает надежду! Надежду, что еще не завтра нам умирать. Следовательно… Стоп, сказала себе Нина. Вот тут пока стоп…