Арт-терапия – новые горизонты - Коллектив авторов

Арт-терапевтические сессии проводились во второй половине дня, в субботу, и иногда это создавало неудобства, поскольку мешало участию детей в иных мероприятиях. К сожалению, пол игровой комнаты, где проводились арт-терапевтические занятия, был покрыт ковром. Я стелила на пол целлофановую пленку, заклеивала стеклянную дверь бумагой и вывешивала табличку с надписью «Занято». Тем не менее, в ходе сессий клиенты нас иногда беспокоили, поскольку в помещении, примыкавшем к игровой комнате, располагалась стиральная машина. Время от времени другие дети хотели воспользоваться игровой комнатой, когда там проходили арт-терапевтические сессии. После сессий нам иногда делали замечания по поводу того, что ковер все же пачкается.

Участниками реабилитационной программы нередко являются родители и ребенок (дети). При этом ребенок становится свидетелем выражения его родителями чувств, связанных с попытками преодоления зависимости. В ходе психотерапии некоторые родители осознают, что наркотическая зависимость в значительной мере обусловливает их эмоциональную зависимость от детей. Начинается весьма болезненный процесс эмоционального дистанцирования от детей, что, в свою очередь, делает клиентов более уязвимыми к стрессу и сложным моментам в межличностных отношениях. Когда родители испытывают сомнения по поводу продолжения реабилитационной программы или хотят прекратить ее, дети также переживают тревогу и неопределенность. Помимо того, что родители страдают от стигматизации и осуждения со стороны окружающих, они нередко переживают вполне обоснованный страх по поводу того, что окружающие считают их плохими родителями.

Программа работы центра основана на бихевиоральном подходе и требует строгого соблюдения субординации, что в значительной мере обусловлено необходимостью авторитарного регулирования неупорядоченного поведения клиентов, вызванного зависимостью. Кроме того, программа предполагает поддержку работников центра, которые должны постоянно прорабатывать возникающие у них чувства беспомощности и гнева.

Я обнаружила, что работа в жестко структурированной среде нередко вызывает у персонала реакции защиты и зависимости. Это особенно характерно для тех, кто раньше сам проходил лечение от наркотической зависимости. Когда эти реакции осознаются сотрудниками, это позволяет им лучше понять клиентов и оказывать им помощь в решении имеющихся у них проблем.

Однако иногда реакции контрпереноса остаются нераспознанными, и тогда паттерны эмоциональной защиты и отрицания у персонала приобретают устойчивый характер. В этих случаях клиенты и персонал пытаются «неосознанно получить поддержку со стороны окружающих и использовать свои отношения с ними как способ психологической защиты» (Langs, 1975, p. 356–359) либо дистанцируются от них. Когда между клиентами и персоналом учреждения формируются созависимые отношения, их переживания часто отреагируются бессознательно.

Временами я могла наблюдать проявления защиты и зависимости в поведении и реакциях персонала центра, хотя нередко они имели завуалированный характер и квалифицировались персоналом как вполне «законные». Это, в частности, могло проявляться в следующем:

• персонал центра был склонен считать, проблемы имеются только у клиентов, что вело к проявлению феноменов расщепления, реакций обвинения и неспособности персонала осознать свои собственные проблемы;

• персоналу центра было сложно понять и принять переживания клиентов;

• персонал стремился жестко контролировать резидентов и проявлять в отношении них директивность, требуя, чтобы они «что-то делали» для своего «лечения»;

• персонал ориентировался на выполнение процедур и решение практических вопросов либо на обеспечение занятости пациентов;

• отрицая, что эмоциональные проблемы клиентов могут отражаться на персонале, специалисты часто недооценивали необходимость прохождения супервизий и работы с собственными эмоциональными проблемами, были неспособны проявлять эмпатию по отношению к резидентам и друг другу; у них развивался дистресс и «синдром выгорания».

Эти способы защиты отражали общую динамику отношений в учреждении. Работая с Кристиной в русле психодинамического подхода, я все больше осознавала те потенциальные трудности, которые будут появляться вследствие применения персоналом исключительно бихевиоральной модели, когда коммуникация между клиентами осуществляется главным образом посредством проективной идентификации, и последняя выступает при этом в качестве формы психологической защиты.

Я пришла к выводу, что при работе с данной клиентской группой очень важно поддерживать тесную обратную связь со всеми работниками учреждения, поскольку это позволяет предупредить проявления авторитарного поведения и тенденцию обвинять клиентов, являющиеся серьезным препятствием для проведения психотерапии.

Я опасалась, персонал учреждения будет склонен к обвинениям и навешиванию ярлыков, поэтому я решила воспользоваться лишь основной информацией, предоставляемой мне специалистами центра, а также самими клиентами и их родственниками. Благодаря этому мое понимание клиентов и их семейной динамики росло по мере развития психотерапевтических отношений.

Занятия, насколько это было возможно, носили недирективный характер. Я объясняла детям, что они могут использовать время сессии и предоставляемые материалы по своему усмотрению. Изобразительная деятельность сочеталась с вербальной коммуникацией с учетом их индивидуальных потребностей.

Во время работы в центре я учитывала, что наркотики и иные психоактивные вещества могут использоваться клиентами как средство защиты от тревоги или подавления болезненных детских воспоминаний. Если родители прибегают к таким способам защиты от тревоги и неприятного опыта прошлого, это неизбежно снижает их способность к проявлению эмпатии по отношению к своему ребенку, а также адекватному эмоциональному реагированию на его поведение. Из литературы хорошо известно, в чем заключается «достаточно хороший» уход за ребенком (Bion, 1959, 1962; Klein, 1940, 1957, 1975; Winnicott, 1965, 1971). Вследствие приема наркотиков и утраты контакта со своими чувствами и потребностями способность родителей осуществлять должный уход за ребенком, а также процессы проекции, удержания, отражения и интроекции серьезно нарушаются. Они не способны проявлять к ребенку достаточную эмпатию и удовлетворять его потребности. При этом ребенок чувствует себя отвергнутым, эмоционально депривированным и травмированным.

Кейз (Case, 1990) описала некоторые нарушения развития, характерные для таких детей:

• снижение способности к научению и установлению доверительных отношений с окружающими;

• неспособность к символизации и следование «безопасным», стереотипным паттернам поведения при установлении новых отношений;

• многократное и навязчивое отреагирование одного и того же психического материала;

• стремление контролировать окружающих или манипулировать ими;

• подавление чувств и формирование «эмоциональной толстокожести» (bick, 1968) либо проекция невыносимых чувств на других.

Все эти особенности были характерны для Кристины, которая выработала сильные защитные механизмы, пытаясь справиться с трудной для нее ситуацией. Для лучшего понимания материала, описываемого в этой статье, следует принять во внимание связь данных защитных механизмов с параноидно-шизоидной позицией, которая была описана сначала Кляйн (Klein, 1927, 1946), а затем Бионом (Bion, 1957) и Огденом (Ogden, 1979, 1982). Эти защитные механизмы заключаются в расщеплении и проекции определенных частей Я клиента на окружающих.

При наркотической зависимости имеет место проекция на внешние психоактивные вещества, что ведет к расщеплению Я, трудностям в поддержании личных границ, удержании чувств, символизации и интроекции. Неспособность к символизации и поддержанию личных границ является следствием зависимости от психоактивных веществ: с одной стороны, эти вещества угрожают здоровью и жизни субъекта, а с другой стороны, они воспринимаются им как необходимые для выживания. Это двойственное отношение к наркотикам, предполагающее конфликт между зависимостью и защитными тенденциями, напоминает внутрипсихический конфликт, характерный для маленького ребенка.

Одним из направлений психоанализа, которое может помочь в понимании раннего внутрипсихического конфликта, является теория объектных отношений, разработанная на основе работ Кляйн (Klein, 1927, 1946). Согласно этой теории, ребенок с рождения находится в определенных отношениях с объектами, поначалу он отделяет их от своего Я весьма примитивным образом. Иными словами, Кляйн полагала, что на ранних этапах развития ребенок не может в достаточной степени разделять свое Я и внешние объекты или силы. Различные ощущения – чувство голода, например, – он связывает со своим телом, которое воспринимается им как источник дискомфорта либо как источник удовлетворения своих потребностей (эти потребности выступают для него в качестве внутренних объектов). Младенец воспринимает внутренние объекты как хорошие или плохие в зависимости от испытываемых им в тот или иной момент телесных ощущений. На этом этапе своего развития ребенок воспринимает те объекты, с которыми он взаимодействует, как «хорошие» или «плохие» и, соответственно, они вызывают у него чувства любви или ненависти.