Спи спокойно, дорогой товарищ. Записки анестезиолога - Александр Чернов

— Добрый вечер.

Импозантная мадам импульсивно дернулась к выросшему в дверях врачу. Полы модного плаща распахнулись, явив соответствующие последнему писку стиля сапожки. Те, в свою очередь, плавно переходили в слегка располневшие ноги, скрывавшиеся под обтягивающим рельефные формы платьем.

— Ну! Как она?!

Немного покоробленный отсутствием встречного приветствия, реаниматолог снисходительно приписал спонтанную хамоватость леди ее стрессовому состоянию.

— Понимаете, ваша… — Он выжидающе взглянул на собеседницу, но вынужден был уточнить: — Простите, вы ей кем приходитесь?

— Внучка. — Сжатый ярко-красный валик пухлых губ на мгновение разжался, блеснув белизной ухоженных зубов.

— Хорошо. Понимаете, ваша бабушка поступила к нам в очень тяжелом состоянии…

— У меня мало времени! Нельзя ли покороче?!

«Ну это уже ни в какие ворота!..» Впрочем, так, быть может, даже проще…

— Ну если совсем коротко, то — дела плохи, — стараясь блюсти умеренно трагичный тон, проинформировал ее Александр.

— Ясно. — Она выдохнула микс из ароматов клубничной жвачки и ментоловых сигарет ему в лицо. — Ну а вы могли хотя бы сожаление изобразить…

«Достала!..» — Впрочем, подобная скользкая ситуация была для Темнова отнюдь не новой.

В практике любого врача, а реаниматолога в особенности, нередки случаи, когда приходится нести дурные вести. Ставшая почти алгоритмом тактика: каменное лицо, неподвижный взгляд в область переносицы собеседника — тот при этом часто отводит глаза, и говорить становится проще. И начинается рассказ о том, что болезнь прогрессирует, что несмотря на проводимую терапию состояние ухудшается и однозначного прогноза для жизни дать не представляется возможным. И иногда в этот момент кто-нибудь из родственников (обычно женщины «постбальзаковского» возраста) резко прерывает заезженный монолог фразой типа: «Вы, доктор, хотя бы слезинку проронили!»

Сталкиваясь с подобной ситуацией на первом году работы, Александр терялся, начинал мямлить что-то невразумительное, пытался неумело отшутиться или же попросту замолкал на полуслове. Потом был двух-трехлетний период, когда он скорее злился и едва ли не хамил, перекрывая доводы слезливых гуманисток вычитанным где-то аргументом, что он, дескать, не священник, и тем паче не плакальщик у чужого гроба.

Но вскоре научился у старших коллег бесстрастно парировать: «Ну давайте вместе поплачем. А лечить больного кто будет? Шанс, хоть и мизерный, всегда есть…» Это в случаях, когда речь шла об ухудшении в состоянии обсуждаемого пациента.

Но иногда приходилось брать на себя роль вестника смерти. Подобная «привилегия» предоставлялась или врачу, во время дежурства которого больной скончался, или же ложилась на принявшего эстафету суточного сменщика. В таких случаях допускалась лишь негромкая фраза: «Мы сделали все, что могли. Сожалею». Дальнейший диалог вел лишь к истощению и без того исчерпанных психических ресурсов среднестатистического эскулапа.

Поэтому, во избежание пустой траты времени и нервов, Александр благоразумно проигнорировал осуждающее замечание нарциссичной собеседницы и ровным тоном продолжил озвучивать запланированное:

— Базовый набор медикаментов у нас имеется. Но есть некоторые, особо дефицитные и современные, препараты, которые могли бы оказать более эффективное воздействие. — Ему показалось, что красная роза сомкнутого рта еще больше сморщилась в гримасе молчаливого недовольства. — Если вы готовы приобрести данные лекарства, я могу дать список…

— Знаем-знаем… И от друзей наслышаны, и телевизор смотрим… — Роза ощерилась белым частоколом сверкающей эмали. — Извлекаем пользу из любой ситуации. Так ведь, доктор?!

— Простите?..

— Да все вы понимаете! — Женщина удовлетворенно выпрямилась, отчего рельеф пышных грудей с горделивым бесстыдством высвободился из-под распахнувшегося плаща. — Откаты там всякие, бонусы, премии от аптек… Да не пугайтесь вы! — покровительственно успокоила она нахмурившегося реаниматолога. — Я ведь тоже не первый день живу. Знаю, что кушать всем хочется… Но напрягать меня не нужно! Случай не тот! Ясно?!

— Не совсем, — сверля ей взглядом переносицу, отчеканил Темнов. — Но тему считаю исчерпанной. До свидания! — Он повернулся к отделенческим дверям.

— Минуточку! — Ее окрик стеганул реаниматолога по спине. — Мы еще не закончили.

— Я — закончил. — Теперь он на нее даже не смотрел. Гуманитарно-профессиональный интерес посетительница в его глазах утратила окончательно. — Нам больше не о чем говорить. К тому же я — занят.

— Да подождите вы! Что я вам, девочка какая… Из Москвы среди ночи прилетела. Потом на такси тряслась… Имею я право на нормальное обращение?!

«Ага, так ты меня еще и в хамы записала!.. А сама — сплошная невинность».

— Прогноз я вам сообщил. Лекарства вы покупать отказываетесь. Не вижу поводов для дальнейшей дискуссии…

— Выслушайте меня, доктор! И прошу вас отнестись к моим словам с полной серьезностью. — Выдержав короткую паузу, она уточнила: — Вы уверены в неблагоприятном прогнозе для жизни моей бабк… бабушки?

— А вы как думаете? — Манеру отвечать вопросом на вопрос он ненавидел. Но сейчас не смог сдержаться.

Эффект был достигнут. Самовлюбленную стерву всю передернуло. Но, не желая раньше времени ставить крест на, как ей казалось, могущих быть полезными отношениях, дамочка лишь сдержанно выдавила:

— Врач — вы. И я вас спрашиваю как специалиста. Доверяя вашим знаниям и опыту.

«Ого! Да ты еще и льстить умеешь!»

— Вы должны понимать, что любой прогноз относителен. И ни одна ситуация не имеет однозначно определенного исхода.

— Да-да. «Вы не боги», «и Нострадамус ошибался», «надежда есть всегда»… — Стандартные фразы в ее напомаженных устах звучали ехидной пародией. — Простите, доктор. Я сейчас в таком состоянии, что… — Она скорее устало, чем извиняясь, махнула наманикюренной рукой.

— Я вас слушаю, — напомнил о себе Темнов.

— Да. Так вот… Не поймите меня неправильно, но не кажется ли вам, что в случае с моей бабушкой наиболее, — она запнулась, ища обтекаемую формулировку, — э-э-э… рацион… нет, гуманным решением было бы не мешать ее уходу?

— Что вы имеете в виду? — опешил врач.

— Ну не тащите вы ее! Что здесь непонятного?! Дайте ей спокойно уйти!

— То есть вы предлагаете мне не оказывать медицинской помощи вашей родственнице? — Тщательно подбирая слова, он гасил бурлившую на поверхности сознания злость.

— Да, — выдохнула она. — Именно это я вам и предлагаю.

Так просто. Кратко и без околичностей. Темнов, впервые столкнувшийся со столь неоднозначной просьбой, был буквально выбит из врачебного образа.

— Не беспокойтесь, доктор, — подбодрила дамочка растерянного эскулапа. — Я подпишу все необходимые документы.

— Буду рад, если вы мне их сначала предоставите. — Александр тряхнул коротко остриженной головой. — У меня, признаться, еще не было юридического опыта по оформлению подобных казусов.

— Понимаю, — почти добродушно согласилась она. — У нас, в столице, эвтаназия тоже пока редкость. Что же о периферии говорить…

— Эвтаназия в любой форме… — он сделал многозначительную паузу, — в нашем государстве запрещена. Даже так называемая пассивная эвтаназия…

— Не нужно лекций, доктор! Теоретически я подкована не хуже вас, уж поверьте мне…

— Может быть… Но ответственность вы возлагаете на меня. Даже при наличии упомянутых вами мифических бумаг…

— Я говорю о вполне конкретных, имеющих юридический вес, документах. — Казалось, она слегка обиделась на законодательно безграмотного доктора.

— Вы — юрист?

— Ну-у, я имею некоторое отношение к правовой сфере.

Он готов был поспорить, что последние несколько лет она не имела отношения ни к одной сфере, кроме потребительской. Содержанка…

— Так что насчет моего предложения? В течение двух часов все будет организовано.

«Каким образом?» — Александр почувствовал всю никчемность и убогость дальнейшей дискуссии.

— Не стоит напрягаться. Я все равно не буду участвовать в этой… э-э… процедуре.

— Доктор, вы, похоже, не осознаете всей серьезности ситуации. — Наштукатуренная маска выражала строгую сосредоточенность. — Должна вас разочаровать. Я не приму отказа.

— Интересно. И каким же образом вы принудите меня к исполнению задуманного? — Она все же вынудила его задать не озвученный ранее вопрос.

— Во-первых, на моей стороне закон…

Темнов впервые с момента их встречи расплылся самодовольной ухмылкой.

— А вот с этого момента поподробнее.

— Извольте. — Порывшись в изящной сумочке, она выудила умеренной помятости альбомный лист, наполовину исписанный убористым почерком и отмеченный свежим прямоугольным штампом в верхнем правом углу. — Это заявление моей матери, являющейся ближайшей дееспособной родственницей бабки, о том, что она полностью поддерживает любые радикальные меры по прекращению страданий последней…