Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников

— Все, достаточно! Поехали дальше!

Едва-едва перебирая ногами, Микаелян медленно двигался перед машиной. Весть о случившемся уже разнеслась по радиосети бронеобъектов, и, когда мы подъезжали к очередному, Микаеляну уже не нужно было никому ничего объяснять. Мы из машины наблюдали, чтобы этот самосуд не закончился трагедией. Хотелось, чтобы все солдаты, избивая предателя, задумались, что такое же ждет любого из них, кто повторит гнусный и подлый поступок Микаеляна. А то, что такое возможно, мы уже не сомневались. Как говорится, дурной пример заразителен. Через несколько постов, поняв, что подлецу уже достаточно, а продолжение воспитательного процесса может принести нежелательный результат, мы прекратили солдатский самосуд.

Жалости к нему не было. Он был предателем, мразью, и в той обстановке заслуживал самой высокой меры наказания. Каждый проданный им патрон нес кому-то смерть. После объезда позиций повезли солдата на гауптвахту. Она совсем не была похожа на те, которые предусматривались Уставом гарнизонной и караульной служб, а представляла небольшую территорию, по периметру обнесенную невысокими столбиками с колючей проволокой. Вместо камер для содержания нарушителей воинской дисциплины, находящихся под следствием и осужденных, были вырыты квадратные ямы глубиной выше человеческого роста, так называемые «зинданы». Над ямами ставились солдатские палатки, прикрывающие арестованных от солнца. В соответствии с Уставом предусматривались ямы (камеры) для офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат, общие и одиночки. Как находящийся под следствием, рядовой Микаелян был посажен в отдельную яму. Следствие закончилось быстро, через несколько недель, и он был приговорен к 6 годам лишения свободы. К сожалению, как мы и предполагали, Микаелян стал первой, но далеко не последней «ласточкой» в этом виде преступлений среди военнослужащих нашей бригады, кто занимался таким преступным бизнесом. Его горький урок не пошел впрок другим, кто продолжил его грязное и мерзкое дело. Такие случаи периодически повторялись. Преступность в частях Ограниченного контингента советских войск в Афганистане имела постоянную тенденцию к неуклонному росту.

— Что делать? Как бороться с ней? — этот вопрос звучал на всех совещаниях.

Все искали новые формы и методы работы с личным составом по искоренению преступности и улучшению показателей состояния воинской дисциплины. Первоначально было даже принято решение о том, чтобы приговоры в отношении военнослужащих, осужденных к высшей мере наказания, приводить прямо в воинской части, принародно. Уже была передана в части шифрограмма, предписывающая в определенный день представителям воинских частей из числа ярых нарушителей воинской дисциплины и комсомольского актива убыть в один из гарнизонов для присутствия на таком показательном суде, но в последний момент последовала команда «отставить!».

Обилие убитых, крови стало обыденным явлением жизни личного состава Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Это не могло не отразиться на психике военнослужащих армии. Некоторых на злодейство толкали неукротимая жажда наживы, вседозволенность, потеря чувства реальности совершаемых ими действий.

В 1981 году в Афганистане военнослужащими одной из десантных бригад было совершено тягчайшее преступление: личный состав десантников, действуя в одном из кишлаков, изуверски уничтожил семью крестьянина.

При прочесывании кишлака пятеро солдат-десантников вошли во двор афганца. Увидев стоящую корову, решили забрать ее с собой. Привязали за рога к технике и потянули со двора. В это время из избушки вышел хозяин, который стал возмущаться действиями солдат. Недолго думая, десантники его тут же и расстреляли. По пути следования корова каким-то образом отвязалась и убежала. Вернувшись за ней в тот же двор, солдаты увидели плачущих над трупом старика пожилую женщину, жену хозяина, и их несовершеннолетнюю дочь. Хозяйку тоже расстреляли. Дочь изнасиловали, пустив «по кругу», в том числе и в извращенной форме, затем отрезали ей груди, искололи ножами и, забрав корову, ушли.

40-я армия готовилась к встрече очередного партийного съезда, но этот случай, ставший известным узкому кругу лиц, в том числе и самим афганцам, как-то не вписывался в нужную композицию дружбы и братства между советским и афганским народами. По жалобе местных активистов данный факт проверялся офицерами армии и округа, но якобы не подтвердился.

Источники, близкие к военным верхам, рассказывали, что во время работы съезда Л. Брежневу доложили о случившемся в Афганистане. Туда вылетела комиссия ЦК. КПСС. Скрытый факт стал достоянием общественности. Было возбуждено уголовное дело, в результате которого двоих военнослужащих приговорили к высшей мере наказания — расстрелу, троих — к большим срокам заключения.

Да, война это очень жестокая вещь, но даже на ней существуют негласные правила, нарушение которых вызывает омерзение и непонимание со стороны воюющих. Это — садизм, предательство, продажа оружия, боеприпасов, неоправданная жестокость, насилие и многое другое. Делающие это — не солдаты, а подонки в советской форме.

Был случай, когда писари штаба, которые ни разу не ходили на боевые операции и не слышали, как свистят пули, повздорили между собой. Один, решив отомстить товарищу, положил ему в постель боевую гранату, а растяжку от чеки протянул через проход между кроватями. Расчет был прост: обидчик идет к своей постели, задевает растяжку, та выдергивает чеку, граната взрывается, уничтожая сослуживца. Но раньше выверенного им времени в палатку вошел совсем другой солдат и, ничего не зная об этом, наткнулся на коварство своего сослуживца.

Помню, как плевались многие «афганцы», когда был подписан Указ Президента СССР М. Горбачева об амнистии военнослужащих, совершивших преступления на территории Афганистана. Может, он и носил гуманный характер, но в памяти всплывали факты и имена тех, которые по существующим моральным нормам не имели права даже жить на земле. Время лечит, притупляет боль утраты. Но многое не забывается вообще.

— Я сейчас читаю книгу про фашизм и Гитлера, так вот вы еще хуже фашистов, — сказал нам однажды богатый афганец, присутствовавший на месте аварии, которую совершил пьяный водитель нашей бригады.

Конечно, за такие слова его можно было запросто расстрелять, но мы проглотили сказанные им слова, как очередную горькую пилюлю, потому что факты, как говорится, были налицо. Они роняли наш авторитет и умело использовались душманами в борьбе против нас. Да, «накуролесили» мы в Афганистане здорово. Думается, что мирных жителей страны в той войне мы уничтожили во много раз больше, чем вооруженных бандитов. Так мы жили, так воевали. Убивали, зная главную, стратегическую задачу — победить. А как поступать в той или иной обстановке, это было наше право, и мы пользовались им на полную катушку. И действовали, очевидно, правильно. За два года моей службы в Афганистане я не помню, чтобы кто-то из командиров был наказан за превышение полномочий в бою. Эти «полномочия» не измеришь, особенно когда по тебе стреляют, а так хочется жить. Тот, кто рядом с тобой, как и ты, такой же обреченный, он тоже хочет жить, поэтому стреляет и убивает без разбору, лишь только чтобы выйти из боя живым. Такой человек поймет тебя, а тыловые крысы и прочая шваль, которая так ничего и не поняла в той жизни, не в счет! А победителей, как известно, не судят.

О чем можно было рассуждать, если вокруг шла война. Уже после замены в Союз я услышал, что начальник Кандагарского ХАДа был сыном крупного душманского руководителя, который находился в Пакистане. Вот откуда умышленное предательство и вредительство в органах государственной безопасности страны, и это наблюдалось не только в нашей провинции. Наверное, не тех и не в достаточном количестве «отправляли мы в Кабул», если по прошествии стольких лет у руководства страной стоят многие из тех, с кем мы воевали тогда почти 10 лет по разным сторонам «баррикад», а бедные крестьяне по-прежнему воюют за свое «светлое будущее».

Иногда думаю, а не жестоко ли мы поступали в Афганистане, выполняя интернациональный долг, и как бы поступил я сейчас, окажись снова в той обстановке 1980–1981 годов, только в более зрелом возрасте? Да, наверное, так же, и нечего лукавить, оправдывая себя, что можно было бы поступать иначе. Иначе быть не могло! Там шла истребительная партизанская война. Война без правил. Чтобы сохранить своих подчиненных, себя, у нас был один выход — прокладывать себе путь к мирной жизни только с помощью автоматов и пулеметов и через трупы своих врагов дойти до своего светлого и радостного дня — замены. Каждый бой для нас был победным. Но парадокс заключался в том, что при всех наших успехах нет у нас, афганцев, как у ветеранов Великой Отечественной войны, своего Дня Победы. Наверное, потому, что в той войне наша мощная держава с ее «непобедимой и легендарной» армией понесла в целом невиданное и неслыханное поражение, которое стало началом краха всего нашего государственного строя, идеологии, политики, веры в свою партию, правительство, вооруженные силы, закон и справедливость.