Искупление - Анна Мистунина

— Мора, это я! Это Кати! Пусти меня!

Из горла грифоницы выплеснулся злобный клекот, но Мора все-таки отодвинулась. Кати упала коленями на скользкие камни. Коснулась мертвого тела. Поздно, слишком поздно. В холодном воздухе предгорий разложение шло медленнее, но время исполняло свою жестокую работу и здесь. И… через мгновение Кати поняла то, чего не разглядела раньше за сплошными вспышками видений. Прибудь она сразу после смерти Зиты, воскрешение все равно было невозможно. Ее жилы были перерезаны еще при жизни — руки, ноги, и только потом горло. Так убивали магов дикари. Кровь Зиты вытекла полностью. Никто не посмел взять ее для Силы — кровь чистокровного мага запретна, это было бы худшим из преступлений. Твердая почва медленно впитала ее, и смерть стала абсолютной.

Кати поднялась. Закат почти угас, темнота постепенно укутывала опустевшие дома и разбросанные между ними тела. За спиной молча ждали Сэт и грифон — их ужас пах отвратительнее трупов. И не зря.

— Это ты меня выследил, — Кати была спокойна, как смерть. — Ты донес Амону.

— Я не доносил! — он плакал от страха, словно ребенок или дикарь. — Сильная… Я не хотел! Он вскрыл мою память и увидел сам! Я не знал, что так будет, Сильная, я не хотел!

— Зачем ты полетел за мной?

— Из любопытства… Сильная, я не знал! Прости!

Кати ударила не оборачиваясь. Грифон закричал, когда его партнер превратился в огненный шар, с воем покатился по земле, мертвый и еще не понимающий, что он мертв. Взмах руки Сильной отшвырнул атакующего грифона. Тот вскочил, кинулся, безумно крича, снова и снова был отброшен.

— Убирайся, — сказала Кати. — Я не хочу тебя убивать.

Вопли осиротевшего зверя — за годы войны Сильная привыкла их слышать. Огненная стена выросла перед грифоном. Тот с криком взметнулся в воздух. Приготовился напасть, но Кати ударила первой.

— Пошел вон!

Отчаянно крича, грифон полетел прочь. Он не покончит с собой, как пытался когда-то сделать Ветер: золотой грифон Кария уникален так же, как уникальна их невероятно тесная связь. Грифон Сэта, одичавший и почти безумный, может вернуться в горы — или надолго поселиться в лесах Империи, нападая без разбору на людей и животных, среди десятков таких же, как он, жертв войны. К ним предстоит присоединиться и Море. Но не сейчас.

— Мора…

Грифоница, равнодушная ко всему, все еще стояла над мертвым телом. Ее спокойствие пугало больше, чем приступ безумия другого грифона.

— Мора, выслушай меня, пожалуйста. Я плачу вместе с тобой. Ты знаешь, как я любила ее! Я обещала ее защитить и не смогла. Если бы только можно было поменяться с нею местами! Я не могу. Не в моих силах вернуть ей жизнь, но, если ты поможешь… Я ошибалась, когда не видела смысла в мести. Теперь я понимаю. Зита была нам дороже всего на свете. Просто убить Амона — это будет слишком милосердно. Я хочу отнять у него самое дорогое, как он отнял у нас Зиту. Я отниму его победу, его мечту о возрождении Империи. Я видела будущее, Мора… возможности. Я могу это сделать. Амон умрет и перед смертью он увидит крах всего, над чем трудился столько веков, увидит победу своего сына, которого ненавидит. Клянусь тебе в этом. Но мне нужна твоя помощь.

Грифоница не шевельнулась — может быть, и не услышала. Кати вздохнула.

— Мора, прошу тебя. Ради Зиты.

В полной смертных запахов тишине женщина и грифоница встретились взглядами.

— Пожалуйста… — прошептала Кати. — Помоги!

Изогнутый клюв в последний раз коснулся волос мертвой подруги, и Мора отвернулась. Припала к земле.

— Спасибо, Мора, — сказала Кати, занимая место на ее спине.

Прощальный круг над погибшим поселком, взмах руки — и огненный столб взметнулся над ним, отдавая последнюю честь преданности, любви и надежде, погибшим здесь. Кати больше не смотрела вниз. Глаза ее были сухи, разум — ясен.

— Нам придется научиться понимать друг друга, Мора, — сказала она. — Спустись где-нибудь подальше отсюда, у воды. Я должна позаботиться о твоих ранах. И заняться магией… Высшей магией.

Сильнейший ожидал их, одиноко стоя среди дремлющих грифонов. Пошел навстречу. Хмуро и слегка смущенно оглядел Мору и тут же отвернулся. Грифоница прикрыла глаза, из последних сил сдерживая ненависть. Кати мысленно коснулась ее сознания, внушая спокойствие: «Помни наш уговор». Ее собственные чувства были укрыты надежно.

— Ты вернулась, — сказал Амон.

Судя по виду, он спал за эти дни от силы несколько часов — как и сама Кати.

— Вернулась.

— Все еще настаиваешь на поединке?

— Нет.

— Хорошо, — он тряхнул головой, то ли благодаря, то ли просто смахивая сон. — Я ждал тебя, Сильная. Ты нужна своему народу.

— Я здесь.

— Я сожалею о гибели твоей воспитанницы. Маги, убившие ее, нарушили мой приказ. Назначь им наказание по своему выбору, все, что угодно, вплоть до смерти.

— Зачем? Это ее не вернет. Когда мы выступаем, Сильнейший?

— Я ждал только тебя. Хочешь отдохнуть?

— Умыться и поесть, если позволишь.

— Конечно, — сказал он. — Я велю принести тебе завтрак.

— Спасибо.

Кати мимолетно коснулась перьев грифоницы: «Не делай глупостей», и ушла, не оглядываясь. Амон смотрел вслед. Он был Сильнейшим и мог различить будущее, мог увидеть возможности — если бы Кати ему позволила. Но завеса, укрывшая ее путь, была совершенна. Амону не осталось лазейки.

Проснувшийся лагерь захлестнула суета сборов. Тщательно выбранные рабы занимались погрузкой. Им предстояло отправиться с магами на восток и жить, пока не возникнет нужда в их крови. Остальных убивали — тут же, за стеной еще не убранных шатров. Серебряные чаши передавались из рук в руки, выплескивались и снова наполнялись. Маги подходили один за другим, молчаливые, сосредоточенные. Утро потемнело от испарений. Лагерь полыхал гигантским костром Силы.

Подошла за кровью и Кати — Сила нужна была ей как никогда. Одна, две, три чаши выплеснулись на землю розоватой водицей прежде, чем Сильная удовлетворилась. Выбралась наружу, обходя группы ожидавших своей очереди магов. Пронзительная ясность зрения и мысли причиняла боль. Не глядя по сторонам, Кати нашла Сильнейшего — он был занят, давая последние наставления Оуну. Несколько минут искала в напряженности Амона подозрения, но нашла только нетерпение и мрачную радость. Для Главы Совета он стал ошибаться слишком часто. Кати не сказала бы с уверенностью, следует ли ей благодарить свою магию, ослабление Амона или всего лишь века ненависти, разучившие его любить — он поверил, что упрямая дочь подчинилась. Он не понял, что погибшая мать трех глазастых полукровок ей дороже, чем все трижды проклятые надежды Владеющих Силой.