Нежный плен - Роберта Джеллис

Второе письмо было от леди Элы, в котором она просто-таки умоляла Джоанну любой ценой избавиться от общества Генри де Брейбрука. В вопросах женской чести, писала леди Эла, гораздо безопаснее пренебречь приказом королевы, нежели давать почву для сплетен. Не важно, насколько невинны отношения между мужчиной и женщиной, но в случае, когда паутину слухов плетет королева, никто не поверит в невиновность Джоанны.

Потрясенная, Джоанна прочитала письмо леди Элы несколько раз. Затем медленно перевела взгляд на письмо Джеффри. Кровь ударила ей в лицо, превратив глаза в две яркие звездочки. Ее не столько взбесил намек на вину перед Джеффри, сколько задело сомнение относительно ее хорошего вкуса.

— Брейбрук! — разгневалась Джоанна. — Я могла бы просто наплевать на этого напыщенного хвастуна и пустослова, на этого безмозглого осла! Если Джеффри валяется в постели с любой падалью, предлагающей себя, то неужели он думает, что я не знаю себе цену?! Неужели он думает, что я настолько глупа, чтобы прельститься фальшивой монетой?!!

Однако Джоанна обладала врожденной осторожностью и не обратила свой гнев на пергамент, чтобы потом сожалеть о сказанном. Сперва она поинтересовалась у слуг, не искал ли ее какой-нибудь знатный человек. Убедившись, что никто ее не спрашивал, Джоанна кликнула Брайана и отправилась на прогулку, чтобы немного охладить раздражение. Джеффри, возможно, ни в чем и не виноват. Ведь существовала вероятность, что он отправил посыльного прежде, чем до него дошли какие-то слухи, и его сдержанность объясняется просто усталостью.

Джоанна написала резкое письмо леди Эле, решительно заявив, что из Уайтчерча она убыла только в сопровождении Бьорна, Нуда и вооруженного отряда. Более того, она не могла положить глаз на сэра Генри де Брейбрука, поскольку их встреча, когда он пытался выбраться из розового куста, куда его загнал Брайан, едва ли могла вызвать в ней романтические намерения. Ее несказанно удивило и обидело, что леди Эла могла допустить мысль, будто ее воспитанница настолько вульгарна, что может получать удовольствие от пустых излияний сэра Генри.

«Очень скверно, — писала Джоанна, — что вы так думаете о моем благоразумии и неспособности обходиться без нежелательных ухаживаний. Но гораздо хуже то, что вы поверили, будто я позволила этому пустоголовому болтуну следовать за мной, тайно присоединиться ко мне и оставаться в моем обществе. Даже если не говорить о приличиях, я избавилась бы от него, какова бы ни была воля королевы, хотя бы для того, чтобы спасти свой рассудок. Четырех дней общения с сэром Генри, от Роузлинда до Уайтчерча, мне вполне хватило. Я скорее задушила бы его голыми руками, нежели вынесла с ним четыре недели! Не знаю, можно ли как-нибудь закрыть королеве рот. Наверное, нельзя. Что касается моей чести, то я могу доказать: сэра Генри и близко рядом со мной не было все это время. За исключением одного дня в Шрусбери, я постоянно находилась в обществе жен и дочерей вассалов и смотрителей замков моей матушки. Таким образом, я не боюсь столкнуться с любой небылицей, придуманной обо мне, но подобные вещи никогда не выносятся на открытый суд, где их можно опровергнуть. Смею надеяться лишь на то, — продолжала Джоанна, — что вы сможете каким-либо образом узнать, где на самом деле провел Брейбрук все это время. Полагаю, он не нежился под крылышком жены, так что правда о нем обеспечила бы меня прекрасным оружием. К сожалению, это оружие обрушилось бы прежде всего на него. Если он и позволил разлететься нелепым слухам из злобы ко мне, то виновата в этом и я. Просто в очередной раз увлеклась забавной игрой. Но об этом я вам лучше расскажу с глазу на глаз, а не в письме».

Написав все это, Джоанна вдруг почувствовала к Брейбруку не злость, а жалость. Она почти не сомневалась, что он был лишь пешкой в игре королевы. Ей казалось, что бедолага оказался между двух огней: с одной стороны, его задевало явное презрение Джоанны, а с другой — королева внушала ему, что он одолеет девушку, нужно только хорошо постараться. Вот что хуже всего: если сдержанность письма Джеффри связана с его ревностью, то Брейбрук будет раз. давлен, прежде чем сгорит меж этих двух огней. Эта мысль заставила Джоанну рассмеяться, но она тут же одернула себя. Ничего смешного нет. Отец сэра Генри — фаворит короля и пользуется влиянием при дворе. Публичное унижение, тем более убийство его сына опасно для Джеффри, несмотря на заступничество графа Солсбери.

Подумав, Джоанна приписала в конце:

«Если Джеффри уже при дворе и слышал все эти сплетни, можете показать ему мое письмо, если сочтете нужным. Однако любой ценой не позволяйте ему нападать на сэра Генри, который оказался скорее пешкой в чужой интриге, нежели отъявленным совратителем».

Осмыслив всю ситуацию в новом свете, Джоанна пересмотрела свое намерение уехать в Роузлинд в самое ближайшее время. Но это уже не имело никакого значения, разве что гнев ее поутих, ибо через день после того, как она отправила гонца к леди Эле, приехал Джеффри. В это время Джоанна и сэр Питер прогуливались, размышляя, отвести ли открытую поляну на склоне горы под пастбище или высадить там саженцы деревьев. Когда они вернулись, Джеффри сидел во всем своем военном снаряжении у окна, понуро рассматривая сад.

Изумленный управляющий начал было извиняться за неучтивость своей жены, но, правду сказать, он просто не знал, что говорить. Леди Мэри не слыла умнейшей из женщин, но она хорошо знала, чего требует вежливость по отношению к гостю, особенно к жениху будущей хозяйки поместья.

Джеффри мгновение безучастно смотрел на стоящего перед ним мужчину, затем вздохнул и улыбнулся.

— Скорее прощения должен просить я, — успокоил он сэра Питера, понимая, почему тот так запинался. — Крайне неучтиво с моей стороны сидеть здесь в подобном виде, словно я жду, что в этом замке мне причинят зло. Клянусь, это не так! Будьте добры, передайте мои извинения и своей супруге. Я в крайне дурном расположении духа, но это не ее и не ваша вина.

Это замечание заставило Джоанну поднять брови, не отвечая на него прямо. Она еще успеет поделиться с Джеффри своими мыслями! Зачем это делать на людях? Если уж Джеффри хочет ссоры, они могут поругаться наедине!

— Поскольку я должна учиться мириться с вашей раздражительностью, милорд, — лукаво сказала Джоанна, — не соблаговолите ли вы подойти, чтобы я сняла с вас доспехи и ваш грозный вид не оскорблял гостеприимных хозяев?

Легкий румянец вспыхнул на щеках Джеффри. Сэр Питер откашлялся и беспокойно стал переминаться с ноги на ногу. Он не был сообразителен, но за долгое время общения с хозяйкой Роузлинда успел уяснить, что лучше держаться подальше, когда она начинает выказывать признаки гнева. Конечно, он не знал Джоанну так же хорошо, как знал леди Элинор, но не сомневался, что яблоко от яблони недалеко падает.