Рысь - Урс Маннхарт

Штальдер попросил враждебно настроенного фон Кенеля показать место, где он нашел овец.

– Совсем у опушки, для рыси лучше не придумаешь, – сказал Штальдер.

– Когда же мы сможем отстрелить эту гадину? – спросил фон Кенель.

– Когда она задерет еще десять овец и это будет задокументировано, – ответил Штальдер.

– Задокументированно задерет, – издевался фон Кенель. – То есть вы хотите сказать, что мне надо сложа руки смотреть, как эта тварь задерет у меня еще десять овец, прежде чем я смогу ее отстрелить?

– Сгоняйте своих овец в стадо по вечерам, не давайте им пастись у опушки и приставьте к ним осла или ламу. Об убытках позаботится министерство. А вам наверняка удастся придумать что-нибудь заодно с вашим соседом. Вы уже знакомы с ним?

– С этими юными рокерами и их ламами? – уточнил фон Кенель. – Глаза б мои их не видели. С беглыми аргауцами, которые не смыслят ни бельмеса ни в альпийском хозяйстве, ни в жизни, да еще без спросу паркуют у меня под носом свою развалюху, я ничего общего иметь не хочу.

Штальдер помедлил.

– Другой вариант – загонять овец на ночь в загон. Тогда они все точно будут целы.

– Такое может предложить только человек, который ничего не знает ни об овцах, ни об этом пастбище, – возразил багровеющий фон Кенель. – Вы знаете, какое оно огромное? Чтобы к вечеру согнать сто двадцать овец, начинать надо с самого утра. Я как правило работаю здесь один и давно уже не мальчишка, да и по времени не смогу подниматься сюда каждый день.

– Понимаю, – кивнул Штальдер. – Но до тех пор, пока вы не приспособите свое фермерское хозяйство к тому обстоятельству, что в горах снова появились рыси, вам придется считаться с потерями овец.

– А вам придется считаться с потерями рысей. Уж мы, охотники, позаботимся о том, чтобы рысь не долго обитала в Оберланде.

Штальдер промолчал. Так ясно фон Кенель еще ни разу не высказывался. Казалось, он радуется молчанию Штальдера. Фон Кенель спросил Шпиттелера, не хочет ли он остаться и пропустить по пивку. Шпиттелер скривил извиняющуюся физиономию и сказал, что должен отвезти Штальдера обратно.

Крепким рукопожатием простился немного разочарованный фон Кенель со Шпиттелером, а тот попросил обращаться к нему в случае чего.

Штальдеру он пожал руку весьма неохотно.

25

Как всегда в середине месяца, Беньямин Геллерт выполнял кропотливую работу по составлению ежемесячного отчета. Просматривал все пеленгационные бланки, собирал базу данных и наконец рисовал на цифровой карте актуальные области перемещения рысей. Синим – территории самцов, красным – самок.

Ник Штальдер вошел на станцию, сбросил рюкзак, положил приемник, антенну и копию заполненного Шпиттелером бланка на сушилку у раковины и вскользь заметил, что Тито и в самом деле обитает на Мечфлуэ.

Геллерт выругался, предрекая скорый отстрел Тито. Проблесковые маячки вокруг стада овец, ослы или овчарки за счет министерства – пора было что-то предпринять. Штальдер махнул рукой.

Не прошло и минуты, как на пороге собственной персоной появился Пауль Хильтбруннер. Он поздоровался с обоими зоологами, совершенно не подготовленными к столь внезапному визиту. Не обращая внимания на то, какой разговор он прервал своим появлением, Хильтбруннер размашистым жестом достал из рюкзака крохотную и хрупкую на вид желтую вещицу и протянул ее Геллерту.

– Золотая антенна, – торжественно произнес он. – Это тебе за тысячную пеленгацию.

Геллерт, все еще думавший о защитных ошейниках, фотокапканах и овчарках, ничего не понимал.

– Я заглянул в присланную тобой базу данных и понял, что ты на днях совершил тысячную пеленгацию. Добро пожаловать в клуб! – ликовал Хильтбруннер.

– Надеюсь, тысячная была и четырехточечной? – осклабился Штальдер.

– Увы, нет, – ответил Хильтбруннер. – Но я ее засчитал! Иначе нам было бы нечего праздновать.

Геллерт принял золотую антенну и смущенно улыбнулся.

– Но ты же приехал не только ради Геллерта и этой антенки? – спросил Штальдер, повернувшись к Хильтбруннеру.

– Не только ради него, но это главное, – отозвался тот. – Мне стоило немалых трудов склеить сие чудо техники. А еще я захватил вам два новых ошейника.

– Нового поколения? – поинтересовался Геллерт.

– Нового поколения, – подтвердил Хильтбруннер. – Их только вчера привезли. Говорят, аккумуляторы продержатся тридцать месяцев.

– То есть, если округлить, двадцать, – съехидничал Штальдер.

– Ну да, – согласился Хильтбруннер. – У пессимистов время бежит быстрее.

– Пессимисты исходят из сложившейся конъюнктуры, – возразил Штальдер. – Я только что зарегистрировал двух первых мертвых овец нового сезона. Записал обеих на счет Тито.

Геллерт снова переключился на овчарок. Держа в руках золотую антенну, словно какую-то гадость, он и Хильтбруннера стал агитировать принять превентивные меры.

Хильтбруннер позиции Геллерта не разделял.

– Хочешь ночи напролет караулить огромное пастбище фон Кенеля? Хочешь послать туда пять ослов и полдюжины овчарок? Фон Кенель противится любым предложениями этого рода, даже если ему сто раз пообещать, что все совершенно бесплатно. Но если фон Кенель и согласится: пока мы это организуем, пока министерство пришлет животных, а те привыкнут к своим обязанностям, от Тито и след простынет. Нам надо думать о будущем, Беньямин. Рысь должна задержаться в Альпах хотя бы на столетие, а по мне – так до тех пор, пока стоят эти самые Альпы. Нам нельзя строить планы лишь на следующий месяц. Если окажется, что летом какая-нибудь рысь по тем или иным причинам переключится на овец, то нам придется отстрелить ее, согласно принятому решению. Нам надо мыслить политически. В душе можно сколько угодно оставаться зоологом, но нельзя допускать политических ошибок.

Штальдер, не склонный ни к политическим компромиссам, ни к краткосрочному радению о минимизации ущерба, выразился в том смысле, что было бы логичней дать фон Кенелю дозу успокоительного, чем прогонять Тито с пастбища.

– Фон Кенель – образцовый дуболом. За всех задранных овец он получает больше, чем если бы резал их сам, а горланит так, будто это его режут.

– Здесь проблема поглубже, – сказал Хильбруннер, крутя в руках два новых ошейника.

– Да не поглубже. Речь идет о том, что даже через тридцать лет после повторного заселения хищных зверей кое-кто отказывается признавать необходимость изменений в организации хозяйства. И поскольку он этого не делает, мы из года в год мотаемся к нему на пастбище и констатируем, что изменения вносит рысь – количественные, а не качественные.

– Об этом, наверно, хорошо рассуждать в Копенгагене, а в Ленке у нас другая лексика.

– Знаю-знаю, – еле слышно проговорил Штальдер. – Кстати, мне уже давно пора собирать вещички.

Он ушел к себе и закрыл дверь.

Хильтбруннер спросил Штальдера через дверь, не захватит ли тот в Копенгаген дискету с кое-какими данными – для одного австрийца, мейл которого он потерял.

Штальдер открыл дверь, пристально и недоверчиво взглянул на Хильтбруннера, после чего молча взял протянутый диск.

Хильтбруннер поинтересовался, не хочет ли Штальдер дать ему просмотреть текст доклада. Штальдер, поблагодарив, отказался.

– Поужинаешь с нами, Пауль? – спросил Геллерт, которому никак не удавалось подобрать аргументы, чтобы заставить Хильтбруннера сделать что-нибудь для Тито.

– Только если у вас есть что-нибудь съедобное.

– Ризотто сойдет?

– Сойдет, если есть белое вино.

Геллерт бормотал что-то неразборчивое, раскрыв дверцу кухонного шкафа, в то время как Хильтбруннер изучал карту на мониторе Геллерта.

– Я еще не все ареалы отметил, – словно извиняясь, произнес Геллерт. – А с Балу я вообще не уверен, что стоит какие-то границы чертить. Блуждающее Яичко успел побывать более чем в семидесяти долинах.

– Начерти, даже если это не замкнутый ареал. Так мы хотя бы увидим, какой путь Балу проделал за последний месяц.

Геллерт услужливо кивнул.

Хильтбруннер отвернулся и, окинув гостиную властным взглядом, подошел к стене с шестью картами. Искалеченной бабочки на подоконнике рядом с телефоном он не заметил. Зато обратил внимание на черные булавки, которых прежде не видел.

– А это что за черные штуковины? – спросил он.

– Это идея Геллерта, – прокомментировал Штальдер, вышедший из своей комнаты, чтобы поискать в рюкзаке билеты на ночной поезд. – Каждой убитой рыси по памятной черной булавке.

Хильтбруннер вопрошающе взглянул на Геллерта.

– Не по памятной, а просто – по булавке, – поправил Геллерт. – Чтобы мы видели, где орудуют враги рысей.

– Беньямин нашел себе новую подработку, – сострил Штальдер. – Оперативником угрозыска. Работает под прикрытием.