Мятежники - Юлия Глезарова

Полковник знал, что играет хорошо, и искоса поглядывал на слушателей, наблюдая за реакцией. Мишель схватил Сергея за руку: «Слушай, слушай…». Он вспомнил вдруг: заснеженный Киев, Аскольдову могилу и себя, только что принятого Пестелем в общество. «Я буду счастлив, буду, буду, – и буду знаменит…», – пронеслось у него в голове..

Пестель окончил игру.

– Вот, господа, плоды моих досугов, – сказал он, предупреждая аплодисменты. – Не судите строго.

Мишель подбежал к нему, обнял.

– Ты гений!

Полковник улыбнулся:

– Что ты, Миша… Я и играть-то толком не умею. Так, чему маменька в детстве научила. Я рад, господа, что мог доставить вам хотя некоторое удовольствие.

Гостей было много: человек пятьдесят. Василий Давыдов, гостеприимный хозяин дома, поминутно опрокидывал стопки с водкой, вставал из-за стола, шептал на ухо лакеям, садился обратно. Он был нетрезв, к тому же хотел угодить гостям – и оттого неимоверно суетлив. Его братья – родной, Александр, отставной генерал, и единоутробный, генерал от кавалерии Николай Раевский, командир 4-го корпуса, седели среди гостей и с тревогой поглядывали на него. Шел общий разговор обо всем, звенели бокалы.

Сергею было неуютно: он здесь мало кого знал, Мишель с кем-то беседовал поодаль, Пестеля вообще не было видно. Рядом с ним за столом оказалась Софья Львовна Бороздина, сестра Давыдова, весьма молодая и дородная дама. Сергей пытался занять даму светской беседой, но разговор не клеился. «Старею я, должно быть», – тоскливо думал он, вспоминая Петербург и светские обеды.

– Как вам нравится у нас, господин подполковник? – вопрошала Бороздина, тоже не знавшая, о чем говорить, – Вы ведь впервые здесь, не так ли?

Сергей улыбался:

– Очень, очень нравится, сударыня.

– Но вот братец мой, Васинька, – он глазами указала на Давыдова, – весьма переживал вчера, чтобы все хорошо вышло… как в приличных домах. Званый обед как-никак… Васинька весь в покойного батюшку, ежели хочет угодить кому, то непременно все для того сделает.

Давыдов по-прежнему суетился возле стола. От выпитого он уже едва стоял на ногах, но тем не менее своего места не покидал. Слуги бегали, не успевая выполнять его команды.

– Ах, подполковник! – жеманно произнесла Софья Львовна. – Братец такой добрый, такой добрый! Он ведь и сам искусно готовит… С тех пор, как в плену был… Его один француз научил. Еще братец храбр, как царь Леонид… в плену не испугался.

Сергей вспомнил давыдовское «резать всех» и наклонил голову в знак согласия.

– Я весьма ценю вашего брата, сударыня. Он… совокупность множества достоинств. И, главное, добрый человек.

– Вы так думаете? – Бороздина влюбленными глазами глядела на брата. – А вот муж мой, Андрей Михайлович, – она опасливо посмотрела на восседавшего чуть поодаль мужа. – Не любит братца. Говорит, что болтун он.

– Ваш муж неправ, сударыня.

– Вы благородный человек, вы понимаете меня. Мне так трудно, так трудно… Мой муж не любит моего брата. Что мне делать, Сергей Иванович?

– Все образуется, сударыня, поверьте мне…

Сергей оглянулся: Мишель, подхватив под руку какого-то незнакомца в штатском. Встав из-за стола, они направлялись к выходу. Мишель заметил взгляд Сергея и помахал ему рукой. «Боже, скука какая», – подумал про себя Сергей и вновь улыбнулся Бороздиной.

Мишель, меж тем, был поглощен беседой со своим новым знакомцем. Иосиф Поджио, горячий итальянец, отставной штабс-капитан русской службы, с интересом слушал рассказ Мишеля о тайном обществе. Когда речь зашла о том, что государя не будет больше, а будет свобода и конституция, глаза его загорелись.

– Я хочу быть в сем обществе! – сказал он нетерпеливо.

– Сударь, да ведь цель наша – уничтожение императорской фамилии! Готовы ли вы принять сие? – спросил Мишель вкрадчиво.

– Готов! – храбро ответил итальянец.

– Так ведь Сибирью это пахнет, – продолжал Мишель испытывать нового знакомца. – А коли вам самому будет поручено привести меру сию в исполнение?

– Готов! – так же громко, но менее твердо ответил Поджио. – Только обстоятельство одно имею… личное. Будучи вдов, имею четырех малолетних детей…

– О, сударь, не беспокойтесь, общество позаботится о них… Ваши дети – мои дети.

Итальянец вдруг отпрянул и с удивлением посмотрел на Мишеля.

– Да вы сами-то кто будете… в обществе?

– Я?.. Принят вот… недавно. Господином Пестелем. Друг господина подполковника Муравьева-Апостола.

– Друг? Наслышан о нем, наслышан… Рад знакомству, прапорщик. Принимаете меня?

И он с прежним воодушевлением пожал Мишелю руку. Мишель смутился.

– Не могу покамест. Права не имею. Надобно доложить полковнику Пестелю.

В дверь, между тем, постучали. Итальянец взглянул на часы, стоявшие над камином, и ударил себя ладонью в лоб.

– Эх, забыл совсем. Должно быть, это Машенька, меня разыскивает… Невеста моя, – добавил он, открывая дверь.

За дверью стояли две девушки. Одну Мишель уже знал – она вошла, когда Пестель играл свой вальс. Другую видел впервые.

Сестры присели в реверансе, Мишель учтиво поклонился. Поджио, взяв Машеньку под руку, повел ее в залу – начинались танцы, и оттуда раздавались звуки музыки. Мишель подхватил под руку ее сестру.

– Пригласите меня на мазурку, – игриво попросила она и выдернула руку.

– Я приглашаю вас… на мазурку…, – Мишель поцеловал ей руку.

– Принимаю ваше приглашение, – ответила она и убежала вслед за сестрой.

«Он мила, – подумал Мишель, осторожно беря своей рукой ее руку. – Она очень мила».

С утра Поль постучался в комнату Сергея.

– Сегодня к вечеру я уезжать должен. В полк, – с видом сожаления сказал он. – Ныне погода располагает к конным прогулкам. Не желаешь ли?

Сергей выглянул в окно. Снега не было, он весь сошел еще накануне. Яркое солнце светило в окна.

– Согласен.

Через полчаса, умывшись и выпив наскоро кофе, он стоял в саду и ждал Поля. Поль вышел, ведя в поводу двух лошадей.

Поль был одет тепло: в овчинный тулуп и меховые сапоги.

– Впервые вижу тебя без мундира, – заметил Сергей, садясь на лошадь.

– Всему свое время. Ныне время отдыха, – резонно ответил Поль.

Они выехали на дорогу.

– Давай взапуски? – предложил Поль.

Не дожидаясь ответа, он пустил лошадь рысью, затем в галоп. Он был прекрасным наездником, и Сергей сразу понял, что не сможет догнать его. Опустив поводья, он следил за дорогой, за силуэтом всадника на белой лошади, растворявшегося вдали. Поль, впрочем, вскоре вернулся обратно. Он был разгорячен быстрой ездой, глаза его горели.

– Что не догонял? – спросил он, переводя дыхание.

– Да вижу – не угнаться за тобою. Незачем и пробовать.

– Да… Хожу вот с трудом, а на лошади хорош, в кавалергардах научился. Ты чем-то расстроен, Сережа? – Поль участливо посмотрел ему в лицо.

– Я? Нет… С некоторых пор не люблю светских увеселений. Старею.

Солнце скрылось за тучами, голые ветви деревьев качались под порывами ветра. Похолодало, Сергей закутался в плащ. Несколько десятков шагов они проехали молча.

– Брат Матвей пишет мне… – начал Сергей, чтоб прервать молчание, – в столице по-прежнему весело. Все давно забыли нас и нашу историю. Как и не было старого Семеновского полка…

– Матвей очень помогает мне, спасибо. Договориться нам надо с северными, без них никуда. А что история ваша ныне забыта – так все забывается в этом мире. Может, это и к лучшему.

Небо заволокло тучами, пошел снег.

– Я вот что думаю, Поль… Выступать надо немедля, не дожидаясь северных. Я и брату о сем отпишу сегодня. На ближайшем государевом смотре. Государя уничтожить надобно, а затем – поднять полки и идти на Москву. Я ручаюсь за полк свой, за нашу дивизию, за корпус… Мне жаль, что в Бобруйске не вышло, что Норов отказался, что Якушкин не поддержал. Право, мне жаль…

Сергей говорил просто, буднично, как о чем-то само собой разумевшемся.

– И давно у тебя… такие мысли?

– Недавно… – признался Сергей. – В Бобруйске не думал так, мыслил … забавы… Мишеля. Думал, он в разбойников играет, повзрослеет. И не противился сему… Но ныне вижу – прав он.

– Что же сделало переворот в мыслях твоих?

Сергей задумался.

– Ты вот в Киеве не верил мне, а я… правду говорил тогда. В деревенской глуши мысль работает сильнее, нежели в блеске света. Я один совсем, среди чужих мне людей, среди пьяных офицеров, тупых солдат. Даже службы – и той нету, батальонное учение раз в неделю, а то и реже. А остальное время – скука безвылазная…

– А Мишель? Он говорил мне, что беспрестанно ездит в Васильков, скуку твою развеять.

– Мишель… он приезжал ко мне… часто. Но ведь и он не может отлучаться надолго, и он штрафован за историю нашу. К тому же у него, – тут Сергей запнулся, – дел много, он молод, горяч, ты давеча сам видел, наверное.