Рыжая легкого поведения - Анна Дубчак

P.S. Поливай цветы и вытирай пыль, как я тебе говорила. Будем надеяться только на хорошее».

Наталия разрыдалась прямо на лестнице. Она сидела на ступеньках, закрыв ладонями лицо, и, не в силах унять внутреннюю дрожь, полностью отдалась своему горю. Она вновь была слабой и беззащитной Наташей Ореховой, уязвимой и страшно закомплексованной, воспринимающей мир как надвигающуюся на нее огромную темно-серую тучу, неотвратимую и холодную…

Успокоившись, она вернулась к Валентину, прижалась к нему всем телом, обняла и вскоре уснула.

А проснулась от шума: кто-то нахально открывал замки, звенел ключами и громко разговаривал.

– Валентин, сюда кто-то рвется… мне страшно… – пыталась она растормошить Валентина. – Ну же…

Он открыл глаза:

– Что случилось? – И, услышав шум в прихожей, хотел уже было встать, но не успел, шаги приближались. Наконец дверь спальни распахнулась, и Наталия, к своему ужасу, увидела серое лицо Логинова. И его самого, такого огромного и холодного, как скала… За ним маячило удивленное лицо Арнольда Манджиняна.

Логинов, оценив щекотливость ситуации, выпроводил своего помощника из спальни и прикрыл за ним дверь.

Наталия, не обращая внимания на всю безвыходность ситуации, встала как была, обнаженная, быстро оделась, испытывая парализующий страх, который сковывал движения и мешал ей сосредоточиться, и вышла из спальни, оставив в постели ошарашенного Валентина. Логинов последовал за ней.

На кухне она достала из сумки сигареты и закурила.

– Почему ты не предупредил меня о своем приезде? – спросила она, глядя в окно и пытаясь пересчитать листья на ветке тополя, качавшейся на уровне ее глаз.

– Это тот самый?… – Он не договорил и тоже жадно схватился за сигареты. – Это я тебя должен спрашивать: почему не звонила, почему не давала о себе знать, почему оказалась в постели с чужим мужиком?…

– Я знаю, кто убил всех женщин.

Я теперь знаю все. А что касается Валентина, то еще сегодня ночью мне казалось, что я люблю его… Как когда-то казалось, что люблю и тебя… Ты все равно не поймешь. Вы были нужны мне оба. А теперь поступай как хочешь… Я напишу все, что знаю. Я много работала, меня даже пытались убить… Смотри. – Наталия задрала рубашку и показала свежий шрам на животе. – А теперь уходи…

Она повернулась: в дверях стоял Валентин.

– И ты тоже уходи, – сказала она дрогнувшим голосом. – Мне надо побыть одной. Сегодня вечером я оставлю всю информацию в соседней квартире, у Лены. А где буду сама – еще не знаю.

Логинов молча смотрел на нее и, пожалуй, впервые в своей жизни не знал, как ему поступить. Он был готов ей простить все, если бы почувствовал, что она раскаивается, что ей не хочется терять его… Но она вела себя так странно, так независимо, что он просто потерял дар речи.

Что касается Валентина, то он, тоже не ожидая такого поворота событий, молча взял свою сумку и ушел, не сказав ни слова.

Чувствуя, что Логинов просто так не уйдет, Наталия резко повернулась к нему и, уперев свои маленькие кулачки ему в грудь, стала попросту выталкивать его из кухни.

– Уходи! Я устала и не могу сейчас ничего объяснять. Да и не хочу. Это ты во всем виноват: и в том, что отпустил меня одну в Москву, и что не дал мне охраны, и – и это главное – что ты никогда не верил в меня…

Любимый ее жест – закрыть лицо руками и спрятаться от всего мира – спас ее. Когда она отняла руки от лица, в квартире уже никого не было.

Она налила себе коньяку и, немного успокоившись, принялась наводить порядок в квартире. Перемыла везде полы, убрала спальню, вытерла пыль, полила цветы и позвонила Лене.

– Вот тебе письмо, прочитай его, а потом поговорим…

Пока Лена читала, Наталия вернулась в спальню и, узнав по справочной телефон антикварного магазина на Арбате, позвонила Агееву:

– Михаил Александрович, это я, Виктория, помните?

– Да, конечно… Ну как, вы пообщались с Фальком?

– Да, он просто прелесть и обещал мне помочь… А теперь скажите, только честно… ведь Селиванов вас провел? Ведь ему привезли не двенадцать картин, а все двадцать четыре? – И, не дожидаясь ответа, положила трубку.

«Не все коту масленица». И какая теперь разница, по ошибке люди Родионова погрузили в машину все картины Лотара или это было сделано как-то иначе? Скорее всего, Агеев сам лично упаковывал копии коллекции, чтобы здоровенные ребята Родионова, телохранители или просто доверенные лица, погрузили их в машину и отвезли в С. И как случилось, что они прихватили и копии, и подлинники, Агеев никогда в жизни не признается. Другое дело, что он заказывал не одну копию, а потому сумел выгодно перепродать их в Париже, выдавая за подлинники… И все было бы тихо, если бы краски, которыми пользовались нанятые им художники, не растворились в воздухе. Вот каналья Агеев! Как его только земля носит…

Она подошла к окну и распахнула его. Из соседней комнаты доносилось чуть слышное всхлипывание. Наталия подошла к зеркалу, села на низкий мягкий пуф и взглянула на себя. «Ты похудела, Наташа, – обратилась она к своему отражению, – и тебе это не идет… Да, впрочем, какая разница, раз я сегодня потеряла сразу двух своих мужчин…»

Она махнула рукой и задела стоящий на самом краю туалетного столика ларчик из яшмы, где Полина хранила не самые свои дорогие украшения: бриллианты и золото с изумрудами она возила с собой в С. По паркету рассыпались серебряные колечки, цепи, броши, кулоны… Один кулон привлек ее внимание своей необычной формой. Она подняла его с пола и зажала в руке. Так, с капсулой в зажатой ладони, она вошла в гостиную, где сидела потрясенная письмом Елена.

– Скажи, невнимательный и рассеянный ты человек, ты видела мужчину, которому Полина передавала пленку?

– Ну видела…

– Как он выглядел?

– Высокий, молодой, с нахальным лицом, на нем была красная трикотажная кофта…

– То есть передача происходила здесь, в квартире?

– Да, Полина специально пригласила Давыдова и Куренкова, своих друзей, чтобы ее не обманули…

– И что сказал человек в красной кофте, когда получил пленку?

– Он посмотрел ее при помощи специального устройства, кивнул, оставил портфель с деньгами и ушел. Я видела из окна, как он сел в большую черную машину – я в марках не разбираюсь – и уехал. И больше я его не видела…

– Понятно. Мы с тобой потом поговорим… Извини…

Она снова вернулась в спальню, разжала ладонь и посмотрела на маленькую металлическую капсулу, развинтила ее, и оттуда выпали два крохотных снимка.

Ей потребовалось полтора часа, чтобы съездить в фотоателье и увеличить их. Когда ей выдали снимки, она была поражена. На одном из них была изображена рыжая девушка с кофейником – фотография с картины, с той лишь разницей, что кофейник был словно зачеркнут двумя жирными синими линиями. А на второй – точно такая же картинка, но только скрещенные синие линии зачеркивали рыжеволосую голову девушки.