Отрок. Богам — божье, людям — людское - Евгений Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А все же? — непонятно почему заупрямился староста. — Или, может, спросить о чем-то хочешь?
— Да и вопросов тоже много, не для короткого разговора.
— Ну, а самый-то, самый? — Любопытство Аристарха стало уж и совсем каким-то неестественным. — О чем более всего узнать хочется?
«По идее, вы, сэр, должны заинтересоваться своим необычным предназначением — княжья кровь, нестандартные способности и все такое прочее — намеки-то были более, чем прозрачные… и напрочь обалдеть от открывающихся перспектив, а дальше последует вполне банальное: «Слушайся меня и все у тебя будет». Ну уж нет, насчет перспектив мы и сами, как-нибудь…».
— А почему тебя Туробоем нарекли?
— Тьфу, что б тебя! Поехали… балаболка!
Глава 3
Аристарх остановил коня шагах в двадцати от ворот Нинеиного подворья и замер в седле, Мишка последовал его примеру, а отроки, в соответствии с предварительными указаниями старосты, выстроились полумесяцем позади них еще шагах в двадцати. Ждали недолго — Снежана, крутившаяся во дворе, увидала прибывших и тут же кинулась в дом. Минуты не прошло, как из дверей высунулась Красава, зыркнула на Мишку с Аристархом и втянула голову в сени, словно черепаха под панцирь. Впрочем, довольно быстро выскочила обратно и заспешила, куда-то за угол дома. В проеме ворот появились Глеб с Нежданом, удивленно похлопали глазами — Мишка впервые явился в гости в доспехе и вел себя странно — и отпрянули под окриком Красавы.
Почти сразу же Красава вышла из ворот, а следом за ней… Мишкин подарок Нинее — бывший «смотрящий» Иона. Вид у него был вполне ухоженный и благополучный, если бы не совершенно тупое, ничего не выражающее лицо и неподвижный взгляд, упертый в спину маленькой волхвы. Иона, с двумя скамьями подмышками, тащился за девчонкой, как скотина на веревке, ничего вокруг не замечая и повинуясь только жестам соплячки, а та, не удостаивая «подарок» ни словом, ни взглядом, повелительным жестом указала место для установки скамей и мановением руки отпустила Иону.
«М-да, сэр, когда вы решили что «смотрящий» крепко попал, это было еще, оказывается, мягко сказано, такое вам и в голову не приходило. Оказаться «макиварой» для отработки приемов ментального воздействия самодовольной девчонкой, врагу не пожелаешь… ох, мать честная!».
Охнуть было отчего. Мишка подозревал, что Нинея заставит Иону оказывать ей сексуальные услуги, а может быть (чем черт не шутит?) и использовать его в качестве донора «жизненной энергии», по методике своей, то ли тетки, то ли наставницы, бабы Яги, но чтоб с таким эффектом! Нет, она не стала двадцатилетней красавицей, но пожилые-то женщины, ведь, тоже бывают и постарше, и помоложе. Если раньше Нинея выглядела, по меркам ХХ века, хорошо сохранившейся женщиной лет семидесяти пяти, то теперь ей едва можно было дать шестьдесят! Ну, может быть, с очень небольшим «хвостиком».
Нинея была строга и величественна, но Мишка готов был поклясться, что она заметила его реакцию на изменение своей внешности (ну не могут женщины такого не замечать!), и реакция эта ее вполне удовлетворила. Впрочем, Мишке очень быстро стало не до того — Нинея и Аристарх схлестнулись взглядами. Еще не сели, только встали возле скамей попарно — Нинея с Красавой, Аристарх с Мишкой, а уже…
Жрецы разных богов — Перуна и Велеса. Женщина и мужчина, одна считающая всех мужчин (за редким исключением) тупыми скотами, неспособными узреть и понять хотя бы половины сущего, другой, искренне убежденный, что все зло — от баб. Графиня и сельский староста, одна, исколесившая почти пол Европы (а может быть и больше), другой, после того, как стал старостой, даже не участвующий в походах ратнинской сотни — остающийся беречь Ратное. Одна, получившая, по меркам XII века почти энциклопедическое образование, другой… вот о знаниях и умениях Аристарха, Мишка не имел даже приблизительного представления.
Нет, это не было поединком, подобным схватке с отцом Михаилом. Аристарх не шел на смерть, как ратнинский священник, а Нинея не собиралась его убивать, было похоже, что она даже и не рассержена, и не раздосадована появлением главы Перунова братства — просто-напросто они существовали в разных плоскостях бытия, почти не пересекающихся между собой, им нечего было делить, ну, разве что… Мишку. Да, пожалуй, так — Аристарх пришел сюда из-за него.
Ни поклона, ни приветственных слов — глянули друг другу в глаза, что-то там такое увидели (или не увидели?) и все. Нинея медленно опустилась на скамью, радом, столбиком, словно аршин проглотила, пристроилась Красава. Аристарх почти синхронно с волхвой, так же неторопливо и с достоинством, занял свое место, Мишка попытался проделать то же самое, но не вышло — такому тоже надо учиться. И, почти сразу ощутил давление. Кажется, Нинея не делала ничего, но руки у Мишки вдруг зажили самостоятельной жизнью — заерзали по коленям, принялись оправлять пояс, ножны с мечом, потянулись теребить подол кольчуги. Проявилось ли это как-то внешне, неизвестно, но внутри Мишка ощутил приближение паники — Аристарх просил прикрыть его от Нинеиного волховства, а он сам…
«Отставить бздеть!!! Туды тебя в козлодуя трам-пам-пам… не может эта старая кошелка ничего мне… стоп!!! Ощущение знакомое!».
Ощущение, действительно было знакомым — точно так же Мишка не мог совладать с руками, когда пытался изображать из себя посла воеводы Погорынского к боярыне Гредиславе Всеславне… славно тогда волхва его мордой по столу повозила! Мишке сразу же полегчало — то, что понятно, не так страшно. Он поднял глаза и… чуть не выматерился вслух, Нинея на него и не смотрела, а вот Красава уставилась, как очковая змея на мышь. В выражении лица девчонки явственно проступили хищные черты, рот слегка приоткрылся, показав края верхних зубов и стало вдруг совершенно ясно: соплячка испытывает удовольствие — власть ей, власть над людьми подавай!
«Ах, так это ты, посикуха! Ну, погоди, сейчас я тебе покажу видеоролик!».
Еще тогда, когда Аристарх попросил прикрыть его от воздействия Нинеи, Мишка вспомнил рекомендацию волхвы — в случае ментальной атаки «выпускать из себя Лиса» и воображать, как тот вцепляется клыками в горло противника. Раздумывая об этом, Мишка пришел к выводу, что у него имеется весьма существенное преимущество перед людьми XII века — натренированное кинематографом и телевидением воображение позволяло представить себе очень реалистическую картинку, практически любого содержания. Люди же XII века могли себе представить только то, что видели сами, да и то, весьма несовершенно. Вспомнить, хотя бы, иконы и иллюстрации в книгах того времени — такое ощущение, что рисовали не профессиональные живописцы, а дети. Ни подчинения законам перспективы, ни знания анатомии, ни других технических приемов! Нет, построить в сознании реалистичную картинку, да еще не статичную, а в движении, в XII веке способны были очень, очень немногие, а создать чисто фантазийный видеоряд (из того, чего сам никогда не видел), вообще, наверно, никто!
Этим-то Мишка и воспользовался — мысленно начертил между скамьями, на которых попарно сидели собеседники, воображаемую линию и заставил бегать по ней туда-сюда Лиса. Причем, вправо бежал натуральный лис с рыжей, поблескивающей на солнце шерстью, а налево «оцифрованный» — бронзовый, позванивающий металлическими шерстинками и с весьма красноречивой зарубкой на загривке, оставленной Мишкиным кинжалом. Превращение на поворотах живого лиса в бронзового и обратно, получилось настолько эффектным, что понравилось даже самому Мишке.
Что уж там уловили Нинея с Красавой своим экстрасенсорным восприятием (саму картинку или только общие ощущения) понять было невозможно, но Красава, явно испуганно и недоуменно, зыркнула на траву между скамьями, по которой «бегал Лис». Дополнительно Мишка припомнил свое желание выпороть маленькую волхву, после того, как та поизгалялась над дядькой Никифором (помнится, получилось так хорошо, что у Красавы даже зачесалась попка) и постарался максимально энергично «транслировать» это свое чувство в сторону волхвы и ее правнучки. Тут уж Красава откровенно заерзала на скамье и успокоилась только после того, как Нинея едва заметно повела плечом.
С Красавой все явно удалось, а вот Нинея… Мишка глянул на волхву, и у него чуть не отпала челюсть — вдовствующая графиня Палий, вроде бы и не улыбнулась, и не подмигнула, но как-то сумела передать Мишке веселое, даже какое-то озорное, одобрение, как если бы воскликнула вслух: «Ай да Мишка, ай да сукин сын!».
«Чего она веселится-то? Элементарно, сэр! Помните, как сия почтенная дама неоднократно высказывалась на тему: «Если уж я тебя заворожить не могу, так и никто не сможет»? Она и дальше будет всячески поощрять вашу самодеятельность, чтобы вы не превратились в «оловянного солдатика» перуничей. Поняла, надо полагать, что вы не с подачи Аристарха колдуете — Лис-то ну никак в «номенклатуру» Перуна не вписывается!».