Скальпель - Вячеслав Воронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выключи его.
Голос мой прозвучал глухо, словно доносился из подвала.
— Я еще не закончил, и вообще… — возмущенно ответил Руслан.
— Мало что ты не закончил! — заорал я. — Хватит заниматься ерундой! Я выдергиваю из розетки.
— Нет, папа, нет! Ты не понимаешь, что делаешь! Если сейчас выключить, они захватят весь мир, и тогда никто… Не выключай!
Я решительно шагнул к розетке и протянул руку, но Руслан быстро вскочил, словно в теле его сработал мощный механизм, только и ждавший своего часа. Ухватившись за мою руку, занесенную было для нанесения непоправимого ущерба атакуемому миру, он впился в нее зубами. Я вскрикнул и зло оттолкнул сына. На внешней стороне кисти отчетливо проявились кровавые следы от передних зубов Руслана.
— Ты что, с ума сошел?! Ты что это… себе позволяешь?!
Схватив сына за плечи, я развернул его и со всех сил врезал ладонью по ягодицам; ладонь обожгло болью. Несмотря на это, я хотел было влепить еще раз, но Руслан, жалобно вскрикнув, изогнулся всем телом, вырвался и отскочил в сторону.
— Я не могу допустить, чтобы мир был захвачен! — запричитал он пискляво, в глазах появились слезы.
— Он уже захвачен, они давно в твоей голове! — заорал я в ответ. — Я выброшу это все в мусор к чертовой матери! Где эта флешка… дай сюда!
— Если ты это сделаешь… я вообще уйду отсюда!
Его было не узнать, из миловидного покорного ребенка он превратился в ядовитое насекомое, которое сжалось для броска, готовое ужалить в любое мгновение.
— У меня есть лазерное оружие, оно очень мощное! — с непоколебимым упрямством он указал на монитор, на котором чудовища с оскаленными зубами и громоподобным рычанием с неотвратимостью рока наступали на беззащитный мир. — Я уничтожу вас всех! Хочешь убедиться в этом? И никто не сможет мне помешать!
— Вот дурак… — протянул я и в растерянности, в изумлении развел руками. — Что ты несешь?! Кого ты уничтожишь — своего отца? Мать уничтожишь ради своих выдумок?
— Будет уничтожено все, что противится новому миру, — с непросохшими слезами, но с твердостью и какой-то недетской, пророческой монотонностью пробубнил Руслан. Я медленно двинулся к нему, раздумывая, что предпринять — то ли взять ремень и дать выход гневу, то ли поступить как-то более сдержанно. Руслан в ужасе отскочил назад, словно к нему приближался не родной отец, а взбешенный сторожевой пес, который захлебывался в злобном рычании.
— Не подходи ко мне! Плохо будет тебе, и пожалеешь, что родился на свет!
— Да что это творится?! — я в изумлении остановился. — Кто тебя научил такому? Ах, да, кто ж еще…
Снова раздалась бодрая мелодия дверного звонка. Руслан, с завидной ловкостью выдернул из системного блока флешку и бегом, словно спасая жизнь, бросился в коридор. С отчаянной быстротой щелкнув замком, он отворил входную дверь. На пороге стояло трое подростков, все на пару лет старше него.
— Руслан, Руслан, у тебя есть что-то новое, мы знаем! — восторженно наперебой затараторили они, вваливаясь в коридор нескладными телами и пожирая Руслана глазами, в которых сквозило обожание.
— Что-то новое! — презрительно ответил Руслан. — Я дам вам целый мир, а не просто новое! — возвестил он, словно ветхозаветный пророк перед паствой.
Подростки, казалось, исполнились к нему еще большим благоговением. С раскрытым ртом я глядел на это действо с порога гостиной. Никто со мной не поздоровался, никто вообще, казалось, меня не заметил, словно я был не живым человеком, а давно вышедшим из моды предметом интерьера.
— Но здесь у нас ничего не получится… — пробормотал Руслан, опасливо покосившись на меня.
— Тогда пошли ко мне! — бодро скомандовал один из подростков, который на голову возвышался над остальными, в расписанной непонятными письменами футболке.
— Никуда ты не пойдешь, — с жутковатым оттенком в голосе возвестил я.
— Пошли! — выкрикнул Руслан, вдруг наклонился, схватил свои кроссовки и, не надевая их, в мгновение ока выскочил за дверь.
— Стой, я сказал!
Но Руслан не обращал на мои крики никакого внимания. В носках, как был, он запрыгал по ступенькам, решив, что на лифте спастись от возможной погони не успеет. Товарищи его, гогоча и выкрикивая разные глупости, гурьбой ринулись вслед. Я вышел на площадку, надтреснутым голосом кричал вдогонку просьбы и угрозы, но это не имело никакого эффекта. В несколько мгновений, прогрохотав по лестнице, ватага подростков скрылась с моих глаз.
— Можешь отправляться туда, откуда пришел, — не совсем ожидая от себя такого, зло процедил я, едва раскрывая рот. Тотчас меня охватило желание выкрикнуть это во всю глотку, но что-то меня удержало.
— А почему бы и нет? — бормотал я, вернувшись в квартиру и заперев дверь. — Да ему лучше жить так… Он другой, все по-другому… боже, какой я дурак!
С отчаяньем я саданул кулаком в стену, не обращая внимания на боль. Войдя в гостиную, обуреваемый демоном разрушения, который в считанные секунды вселился в меня, я подхватил под низ кресло, и, зарычав, перевернул его. Сверкнув зрачками, отправился на кухню и одним махом смел со стола немытые тарелки вместе с чашками. Большая половина их, ударившись о пол, с глухим треском развалилась на крупные осколки. Я представил, что беру ремень и со звериным вдохновением стегаю сына по ягодицам, плечам — куда придется, словно хочу разбить, расколоть его на части, как кололись чашки с тарелками, упав на пол. Но, несмотря на клокотавшие во мне деспотические фантазии, смутно, сквозь электризующую пелену гнева, я понимал, что в жизнь они не воплотятся уже никогда.
25
Через час после того, как Руслан с ватагой друзей сорвался из дому, приехала Марина — веселая, энергичная, излучавшая сексуальность. Ужаснувшись моему внешнему виду, моим синякам, она стала расспрашивать, что случилось. Я отмахивался — ничего, мол, страшного, «прицепились какие-то пьяные дураки».
— Меньше самому пить надо, — назидательно изрекла она, уразумев, что из меня ничего больше не вытянешь. Войдя в гостиную, она изумилась беспорядку, творившемуся там. Со сварливыми нотками, повысив тембр голоса, некоторое время она выговаривала мне, после чего осведомилась, где Руслан.
— Скоро придет, — зло ответил я, не зная, что ещё сказать, как быть, как вообще жить дальше. Приезд жены, ухватившейся за тряпку и принявшейся стирать с мебели пыль, напоминал попытку поставить все на свои места, вернуться к прежней жизни. Попытку все случившееся за последние несколько дней обернуть дурным сном, который исчезает вместе с пробуждением. Я стоял посреди гостиной, то глядя в стену, то бездумно пялился на монитор выключенного компьютера, где совсем недавно я созерцал что-то для меня не совсем понятное, и такое же не совсем приятное. Марина сновала вокруг меня с веником, требовала, чтобы я отошёл в сторону и дал ей подмести, ругала за разбитую посуду и пустые бутылки, которые валялись под ногами.
Она снова спросила о сыне, и я сказал, что он где-то во дворе. Она осведомилась, почему я не отвечал на ее звонки, и на мое невнятное бормотание о том, что звонков не было, опять сыпала упреками. — Хорошо, что у ребёнка телефон есть. Оставь тебя на неделю…
— Ты ему звонила?
— Конечно, звонила.
— И что он?
— Да ничего. Рассказывал про твои похождения.
— Что он рассказывал?
— Что у тебя много новых клиентов, новых планов — хоть что-то приятное услышала…
— Ага, и клиентов, и планов…
— В самом деле, что у тебя на работе? Что у нас с деньгами? Ты думаешь о том, как заработать больше, как нам жить дальше? Не знаешь — так узнавай, думай, делай; мужчина ты, в конце концов, или нет? Молчишь, как рыба, от ребёнка только и можно узнать. Скоро, кстати, платежи по кредитам, не забыл? И за коммунальные сколько времени не плачено… Чего молчишь?
— Нормально все на работе. Будут деньги, теперь все будет.
К вечеру, когда солнце, которому еще не время было прятаться за горизонт, укрылось в сизую пелену облаков, явился Руслан. Он обрадовался матери, а мать, конечно, обрадовалась ему, но объятия и поцелуи были недолгими — Руслан снова поспешил с головой погрузиться в виртуальный мир.
— Ты даже не спросишь, как мама, — упрекала меня Марина, — а ей уже лучше, давление не такое высокое. Она чаще подымается с постели, и в церковь теперь ходит, свечки ставит; и пусть себе ходит.
— Действительно, что ей еще остается, дуре, — вдруг твердо выдал я, — пусть ходит, конечно.
— Что это ты так про мою мать?!
— Да ничего. Говорю как есть.
— Конечно, говорит он, как есть! У тебя что, в голове уже от постоянных пьянок…
— Ты хочешь быть такой же? Так отправляйся к ней и живи там! — заорал я. — В церковь будете вместе ходить и радоваться!
— Да что это с тобой? Чего ты орёшь на меня? На три дня оставить нельзя, такое тут вытворял, а теперь несешь всякие гадости!