Что за девушка - Алисса Шайнмел

буду, раз больше не должна нравиться Майку, но все равно блевала. И я не обедала, потому что вчера вечером не блевала. Я тянусь за очередной футболкой. Интересно, мама замечает, что живот у меня плоский — пустой, — хоть мы только что поужинали?

Вчера Хайрам сказал, что я и так отлично выгляжу, но я сейчас в такой форме, потому что блюю, — как я могу быть уверенной, что без этого я ему понравлюсь? То есть нельзя сказать, что я блюю ради Хайрама. Но я ведь блюю теперь уже не ради Майка, так ведь?

Я трясу головой, но осекаюсь, пока мама не спросила, о чем я думаю. Может, я блевала, потому что знала, что она будет смотреть, как я одеваюсь, и хотела хорошо выглядеть перед ней.

Я не всегда была такая. В детстве, когда в лагере мы переодевались в купальники в общих раздевалках, меня не волновало, кто что увидит, хотя некоторые девочки вытворяли сложные акробатические трюки, чтобы переодеться не снимая футболки.

Одежда — это как доспехи, если подумать. Те девочки в раздевалке прятались за футболки, потому что в них чувствовали себя защищенно, в безопасности. Одежда позволяет тебе выбрать, что увидит весь остальной мир — в буквальном смысле она определяет, насколько обнажено перед всеми твое тело. А в переносном смысле выбранная тобой одежда определяет, кого увидит мир: крутую спокойную девушку в джинсах и футболке, не боящуюся критики в юбке или платье, стильную девчонку в облегающих брюках и крутых ботинках.

Я подумывала сегодня принарядиться, надеть платье или юбку, но раньше я ходила на «Большую ночь» только в джинсах. Значит, джинсы и футболка. Но какая футболка? Какие джинсы? Я примеряю разные сочетания, но всё не то.

Сегодня все будут на меня глазеть (и не так, как на Джуни — на нее сложно не заглядеться, такая она красивая). Меня раньше никогда не смущали взгляды окружающих. Все смотрели, потому что я была популярная и стильная, и потому что мне так повезло с Майком, и потому что мы были так влюблены. Но сегодня на меня будут смотреть, потому что я девушка, которая обвинила Майка в том, что он меня бил, девушка, которая оставалась с ним три месяца после первой пощечины, девушка, которая вчера после обеда уехала вместе со школьным неудачником, девушка, из-за которой Майка могут исключить.

От одной мысли о том, чтобы войти в дом Кайла, у меня начинают потеть ладони. Я боюсь, что увижу Майка, но еще мне интересно, как он отреагирует на мое присутствие. Посмотрит на меня со злобой? С ненавистью? С любовью? И, может, в глубине души я радостно жду этой встречи, как ждала встречи с ним каждый день в эти полгода.

Джуни сказала бы, что я вольна чувствовать все, что захочу. Но она бы не поняла, почему мои чувства так противоречивы.

Не может же быть такого, чтобы хоть кто-то, кроме меня, испытывал столько разных эмоций одновременно.

Наконец мой выбор падает на футболку с «Лед Зеппелин», хотя я уже надевала ее на этой неделе, любимые темно-синие джинсы, чуть рваные на коленке, и черные ботинки на низком каблуке. Поворачиваюсь к своему туалетному столику и стягиваю волосы в низкий хвост. Надеваю сережки, от которых моя шея кажется длиннее.

— Очень красивые, — говорит мама со своего насеста на краю кровати. Она собирает мои разбросанные футболки, но не складывает, потому что знает, что я все равно потом сделаю лучше.

В отличие от мамы я каждый день застилаю постель. Я раскладываю одежду, и в моем шкафу порядок, а книги на полках расставлены, и не абы как, а по цвету — мне так больше нравится. Однажды я расставила книги в комнате Майка по цветам радуги, пока он занимался, — просто так.

Я кручу на запястье его браслет. По моей комнате разбросаны следы Майка и приветы от него: под кроватью — аккуратно сложенный свитер; наша фотография, которую я распечатала и поставила в рамке на столик. Такая же у меня на обоях телефона. Наверное, мне стоило избавиться от всех напоминаний о нем, прежде чем отправляться в понедельник в кабинет директора Скотт. Так ведь поступают женщины в книгах и фильмах, да? Я не должна хотеть думать о нем после всего, что было.

Но ту фотографию я поставила в рамку уже после того, как он в первый раз меня ударил.

Я пересекаю комнату и смотрю на свое отражение в зеркале над письменным столом. Не могу решить, что делать с макияжем. Синяк прикрыть довольно легко — он уже тает, из розового перетекает в желтый, но его видно, тень под кожей. Замазать или нет, все знают, что он там, — мои одноклассники всю неделю им любовались. Если замаскирую, подумают, что я его стыжусь. Или решат, что он уже прошел и я раздула из мухи слона?

Я наношу бронзер, румяна, укладываю брови. Тушь, блеск для губ.

Я пользуюсь консилером почти каждый день, потому что у меня всю жизнь синяки под глазами. Мама даже жаловалась на них моему педиатру, и он сказал, что это наследственное — со стороны папы, как утверждает мама, — и помочь может только ежедневный прием противоотечных. И хоть мама и хотела, чтобы ее крошка была красивой, но против излишнего употребления лекарств возражала, так что синяки остались на месте. Но как только я доросла до макияжа, — хоть моя мама не из тех, кто заставляет ждать определенного возраста, мне просто не приходило в голову краситься до четырнадцати, — начала замазывать круги консилером.

А это значит, что внешность волновала меня и до Майка. Так что, может, я и без него начала бы блевать.

С другой стороны, мне всегда нравилось краситься и наряжаться. Засовывать пальцы в рот мне не нравится. Иногда приходится мысленно умолять свой рот раскрыться так, чтобы пальцы проскользнули внутрь.

— Ты красавица, — провозглашает мама. Я всегда думала, что все мамы говорят такое детям, и неважно, как их дети выглядят. Я выгляжу нормально, но явно не красавица — не с синяком, который нарушает всю симметрию лица.

А может, мама думает, что я красавица, несмотря на синяк. Может, она так меня любит, что для нее я хороша даже с синяками под глазами — наследственными и нет.

А может, она думает, что я красавица благодаря синяку. Потому что Майк ударил меня, а я сказала: достаточно.

В конце концов.

Что мама скажет, если узнает о том, что в