Спенсервиль - Нельсон Демилль

Ему вдруг пришла в голову мысль, что ни для него самого, ни для Энни не важно, будут ли они снова вместе или нет, – неприемлема лишь перспектива того, чтобы Клифф Бакстер всю оставшуюся жизнь стоял бы у них над душой.

Конечно, можно было бы поступить и так: сложить вещи, сесть в машину и уехать отсюда как можно дальше. Но перед его мысленным взором постоянно возникала Энни – такая, какая она стояла тогда на тротуаре, со слезами на глазах, – он помнил каждое из всех писем, что получил от нее за эти годы, и вызванная всем этим боль постоянно терзала его сердце. «И уехать не могу, и остаться тоже не могу…» Он не имел возможности даже объявить перемирие, потому что Клифф Бакстер воспринял бы такой шаг как проявление слабости и в ответ только усилил бы нажим.

Кит добрался до середины противоположного берега и двинулся в обратный путь по другой стороне озера.

Быть может, размышлял он, все-таки можно будет как-то договориться с Клиффом Бакстером. Они, все трое, могли бы взять по банке пива, усесться вместе, все обсудить и прийти к какому-то решению, и сделать это культурно, по-человечески. «Да. Вот это и было бы лучшим решением проблемы». Без отвратительных сцен, без кровопролития, без риска и похищений. «Мистер Бакстер, ваша жена и я любим друг друга. Мы всегда друг друга любили. К вам она ничего не испытывает. Так что, будьте добры, пожелайте нам счастья. Необходимые для развода бумаги мы пришлем по почте. Спасибо, Клифф. По рукам?»

Конечно, после таких слов Клифф Бакстер обязательно потянется за пистолетом. Вот если бы он обладал способностью и умением ясно выражать свои мысли и чувства, если бы действительно был умным и культурным человеком, он бы ответил: «Мистер Лондри, вы полагаете, будто любите мою жену, но, скорее всего, вы просто одержимы стародавними воспоминаниями, не имеющими уже ничего общего с нынешними реалиями. А кроме того, вам после вашей принудительной отставки нечем себя занять – вот вы и ищете приключений. Добавьте сюда и то, что вам не нравлюсь я сам из-за каких-то конфликтов, которые были между нами в детстве, так что для вас отнять у меня жену – просто способ посчитаться со мной. Это некрасиво, мистер Лондри, и это нечестно по отношению к Энни, которой сейчас приходится очень тяжело, – не говоря уже о том, что окажется разоренным семейное гнездо, что мне самому и без того хватает переживаний и острых ощущений на работе и что вообще все мы уже немолодые люди. Мы с Энни по-своему счастливы друг с другом и ждем того времени, когда я выйду на пенсию и мы будем спокойно доживать свои дни. Так ведь, Энни?»

Если бы Бакстер сказал нечто подобное, Киту бы это не понравилось: в этих или похожих словах была бы доля истины.

На самом же деле никакая беседа такого рода никогда не состоится, и им, всем троим – и Киту Лондри, и Клиффу Бакстеру, и Энни Прентис Бакстер, – суждено выпутываться из создавшегося положения каждому самостоятельно, на ощупь, так, как поступают в подобных обстоятельствах большинство людей, нанося при этом себе и остальным максимальный ущерб и причиняя максимальную боль. И, когда все будет уже позади, у каждого из них останутся только глубокие шрамы на сердце, чувство раскаяния и угрызения совести, но счастлив ни один из них никогда уже не будет.

Кит снова въехал под деревья, нашел ручей и двинулся назад к ферме, преисполненный решимости немедленно сложить вещи и покинуть родной дом, как он это уже сделал однажды, двадцать пять лет тому назад, только на этот раз безо всякой надежды когда-нибудь вернуться сюда снова.

Глава пятнадцатая

В самом начале вечера того же дня Кит сидел на кухне за столом, пытаясь набросать черновик своего окончательного, прощального письма к Энни, однако дело у него продвигалось очень туго. Надо ли предложить ей встретиться в самый последний раз перед тем, как он уедет насовсем? Должно ли это письмо быть кратким и лаконичным, не вдающимся в долгие объяснения, или же, напротив, он обязан полностью раскрыть ей все свои мысли и чувства? Нет, это только сделало бы их обоих еще более несчастными. Никаких долгих прощаний и последних встреч. Нужно быть сильным, благородным, мужественным и кратким.

«Дорогая Энни! – писал он. – Не в наших силах переделать прошлое, мы не можем вернуться назад в прежний Спенсервиль или же в Боулинг-грин. Каждый из нас прожил свою собственную жизнь, вдалеке от другого. Как я тебе когда-то написал, я действительно заглянул сюда проездом и не хочу, чтобы мое пребывание здесь причинило кому-нибудь вред. Будь осторожна и, пожалуйста, пойми. С любовью, Кит».

Вот так. Все кончено. Он вложил письмо в конверт и написал на нем адрес сестры Энни.

Потом встал из-за стола и оглядел кухню. Собрал кое-что по мелочам, но душа у него как-то не лежала к этому занятию.

Он понимал, что письмо надо будет отправить уже после того, как он отсюда уедет; а уехать он намеревался как можно быстрее, прежде чем произойдет что-то такое, что могло бы повлиять на его решение. Каждый проведенный здесь лишний день таил бы в себе возможность открытого столкновения с Бакстером или новой встречи с Энни.

Человек приходит в жизнь, подумал Кит, не по собственной воле; и жизнь его, как бы и сколько бы она ни длилась, тоже складывается не по его выбору; пожалуй, единственный выбор, какой может сделать человек, это уйти из жизни раньше, чем ему предначертано; но вот уйти хотя бы на день позже отмеренного тебе срока невозможно. Однако в промежутке между приходом в жизнь и уходом из нее у человека обычно бывает множество действительно значимых альтернатив; и тут выбор, который он может сделать, попадает в одну из четырех категорий – хороший и плохой, трудный и легкий. И всякий хороший выбор обычно бывает еще и трудным.

– Так, выбор первый: складываться или поужинать? – Он решил поужинать и открыл холодильник. – Что же мне взять на ужин? – Там выбор был невелик. – «Корс» или «Будвайзер»? – Он выбрал «Буд».

Зазвонил телефон, и Кит решил не отвечать, однако телефон продолжал трезвонить не переставая, поэтому Кит передумал и взял трубку.

– Лондри слушает.

– Привет, Лондри. Это Портер. Угадай, который из двоих?

Кит улыбнулся и ответил:

– Гейл.

– Нет, Джеффри. Просто мне яйца шортами защемило.

– Что стряслось?

– Хочу тебе напомнить о сегодняшнем собрании в церкви Святого Джеймса. В восемь вечера.

– Джеффри, я не могу.

– Можешь, можешь.

– Могу, конечно, но не хочу.

– Хочешь.

– Нет.

– Ты что, допустишь, чтобы революция началась без тебя?

– Это было бы прекрасно. Пришлите мне стенограмму. А сейчас я сажусь ужинать.

– Не пудри мне мозги, Кит. Мне еще пятьдесят звонков надо выдать.

– Послушай, Джеффри, я… я решил…

– Погоди-ка… – Джеффри, видимо, прикрыл трубку рукой, но до Кита все равно доносился его приглушенный голос; потом Джеффри произнес: – Гейл говорит, что она согласна на что угодно, только бы ты пришел; и к тому же ты ей должен за те сигареты с травкой.

– Послушай… а впрочем, ладно…

– Вот и хорошо. Сказать чего-нибудь хочешь?

– Да: до свидания.

– Нет, я имею в виду, на собрании. Рассказать о своих впечатлениях о Спенсервиле после двадцатилетнего отсутствия? О своих планах на будущее?

– В другой раз. До встречи. – Он положил трубку и проговорил: – Я еще с прошлым не разобрался.

Попозже вечером Кит отправился в церковь Святого Джеймса. Когда он подъехал, на лужайках вокруг церкви, используемых под стоянки, было припарковано уже около полусотни легковушек и пикапов; такое количество машин Киту случалось тут видеть разве что на Рождество и под Пасху.

Он вышел из машины и направился к церкви. Около входа несколько юношей и девушек раздавали какие-то брошюрки. В притворе группка стоявших там людей приветствовала вновь прибывших. Кит увидел Гейл и Джеффри и попытался проскользнуть мимо, но они тоже заметили его и поспешили навстречу.

– Ну и чем же я могу тебя отблагодарить? – заулыбалась Гейл.

– Одного поцелуя будет вполне достаточно.

Она чмокнула его и сказала:

– Немногим же ты довольствуешься. Я была готова на большее.

– Гейл, пожалуйста, мы же ведь в церкви, – проговорил Джеффри. – Странно, что на нас до сих пор еще потолок не рухнул.

– Да неужто ты веришь в возмездие небес? – заметил Кит.

– Кто знает, – ответил Джеффри.

– Тут уже больше сотни человек, – сказала Гейл. – Все скамьи заполнены, и хоры тоже. Я же тебе говорила, люди натерпелись. Они хотят перемен.

– Нет, Гейл, – возразил ей Кит, – они здесь именно потому, что перемены уже произошли. Эти люди хотели бы повернуть время вспять, а это невозможно. И надо, чтобы они это поняли.

– Ты прав, – кивнула Гейл. – Мы, каждый из нас троих, сами из деревни, но уже забыли, как и что думают тут люди. Надо изменить это мышление, изменить старые привычки и отношения.