Барин-Шабарин 5 - Денис Старый

Дело в том, что в последний месяц даже консервативная прусская пресса и то стала писать, что Пруссия может считаться чуть ли не вассалом России. То же самое было сказано об Австрии. Не так давно русский император посещал Австро-Венгерскую империю, наверное, чтобы убедиться, что Австри, в случае войны с Османской империей встанет на сторону России. Такого пышного и братского приема, какого удостоился Николай Павлович, австрийцы, наверное, никому и никогда не делали. Так что не мудрено, что в Петербурге всерьез считали, что война с османами подготовлена и на внешнеполитической арене.

— Пруссия выступает за умиротворение сторон, — сказал министр иностранных дел Отто Теодор фон Мантейфель, отставляя кофе и венский штрудель.

— А вы после Фридриха Великого только и миротворцы, — снисходительно сказал французский министр иностранных дел Эдуар Друэн де Люис.

— Когда-то прусские миротворцы разгромили Наполеона Бонапарта при Ватерлоо, — огрызнулся прусский министр.

— Не привирайте! — чуть ли не выкрикнул английский посланник.

— Господа, мы должны примирить стороны. На том настаивает и Вена, — поддержал своего прусского коллегу австриец.

Фон Мантейфель кивнул австро-венгерскому министру. Они оба знали, что только Россия стоит между Пруссией и Австро-Венгрией, не давая углубляться их конфликту. Пруссия уже претендует на первенство в немецком мире, и вмешательство русского императора чуть меньше чем три года назад остановило войну между австрийцами и пруссаками.

И этот мир двум немецким государствам пока еще нужен. Пруссии были не важны балканские народы, но и допустить усиления Австро-Венгрии было нельзя.

На следующий же день нота, названная «Венской», была направлена и в Петербург, и в Константинополь.

— Почему вы выступили за принятие примирительной ноты? — недоуменно спрашивал англичанина министр иностранных дел Франции, когда смог оказаться наедине с Чарльзом Стредфортом-Рэдклифом.

— Разве у Франции недостаточно влияния на султана, разве не стоит ваш линейный корабль в Босфоре с нацеленными пушками на султанский дворец, а французский посол в этой стране не шепчет султану на ухо решения? И у Англии достаточно влияния, чтобы турки не приняли «Венскую ноту», — снисходительно отвечал англичанин.

— А и то верно. И нас тогда будет сложнее записать в агрессоры. Мы же призвали к миру, не так ли. Это османы не захотели мириться с наглыми русскими, — улыбнулся французский министр.

— Вы только не уводите пока свой линейный корабль из Босфора. Чуть позже английский пароход может сменить вахту, — улыбнулся англичанин. — Ну не разворачивать же нам войска, что уже подошли к Дарданеллам.

— Вот об этом давайте поговорим подробнее. Передайте, господин Каннинг, по своим каналам, что Франция недовольна тем, что английский корпус столь мал. Вы обещали…

Однако британский дипломат прервал его.

— Мы формируем вторую волну десанта. И сперва еще нужно остановить русских, если они начнут действовать. Будто бы дают нам время подготовиться и совершить самую грандиозную десантную операцию современности, — ухмыльнулся английский посол.

— Не нужно и спешить. Надо дождаться ответа из Петербурга, — проявлял благоразумие француз.

Впрочем, англичанин считал, что это не благоразумие, а безумие. Нельзя русским давать возможность нарастить силы, нужно действовать. Но сколько есть людей, столько мнений. А тут еще и вечные враги, вдруг, решили стать союзниками.

Стоит ли их слушать?

— Сейчас в Синопе формируется турецкий флот, османы собирают всё, что есть. И после мы присоединимся к этим силам, — сообщил англичанин своему союзнику.

И как же неприятно было лайму раскрывать планы лягушатнику! Однако на лице Каннинга прочесть этого было нельзя.

.

Глава 15

— Вот, Федор Карлович, принимайте под опись, — сказал я с некоторым озорством, указывая на кипящую работу по сооружению военно-полевого госпиталя.

По местным меркам это было сооружение так и вовсе грандиозного комплекса. Во время Венгерского похода в армии я ничего подобного и, как я считаю, настолько продуманного не встречал.

— А вы не перестаёте меня удивлять, — серьёзно и деловитым голосом сказал Федор Карлович Затлер. — И поверьте, я знаю, сколь сложно такое устроить. Это только со стороны может показаться, что всё, что вы передаёте армии, — всё это легко и быстро делается. Но чем больше я общаюсь с вами, Алексей Петрович, тем больше убеждаюсь, что вы словно готовились к войне загодя, и очень задолго.

Наконец, и среди военных, пусть и интенданта, появилось понимание, что не может всё возникнуть, словно по мановению волшебной палочки. Что всё, что сейчас я демонстрирую — это не только моя работа, к этому сотни людей приложили руку. А ещё — это потраченные ресурсы — труд, идеи, деньги, время. Но теперь я проигнорировал утверждение о моей осведомленности о начале войны, не стал даже кивать. На такие пассажи лучше всего просто не отвечать.

— Тогда вы сможете оценить то, как устроен лазарет, — сказал я, рукой указывая направление движения.

Начинали мы осмотр с одной из палаток, где могут лежать раненые.

Профессор Пирогов ещё три года тому назад, не без содействия светлейшего князя Воронцова, был направлен ко мне в Екатеринослав. Тогда Николай Иванович служил при светлейшем князе на Кавказе, там и получил возможность исследовать новаторские методы военно-полевой медицины. Я всё ещё помню тот скепсис и недовольство, которые выражал Пирогов, когда я ему за обедом в ресторане «Морица» рассказывал о своём видении будущего военно-полевой хирургии и в целом медицины.

Впрочем, его скепсис можно понять. Я помещик, промышленник, чиновник — пусть, но ведь не врач?

Ну не получилось у меня словесно доказать профессору, что я разбираюсь в том, как может быть устроена военная медицина. Многие в это время, как у Пушкина, учились еще «чему-нибудь и как-нибудь». Едва встав со студенческой скамьи, эти люди считали себя специалистами во всех областях и часто фонтанировали прожектами. Такие завиральные идеи, если бы в это время был развит литературный жанр фантастики, могли бы стать сюжетом книги какого-нибудь графомана. Однако когда я стал показывать Николаю Ивановичу Пирогову рисунки, а потом и то, что уже было сделано, конструкцию тех же больничных коек и операционных столов, переносные, носилки, рукомойники и многое другое, что способствует организации медицинской службы — то увидел, как внимательно он смотрит. Он сразу понял, где и как это применить, и все эти новинки профессор оценил очень высоко.

— И сколько раненых лазарет сможет принять? — прохаживаясь рядом с палатками, спросил генерал интендант.

— Этот — до двухсот, — ответил я.

— При крупных