Аромат рая - Дженнифер Блейк

Вскоре послышался шелест ткани, заскрипела половица. Она резко повернулась в постели. За противомоскитной сеткой виднелась тень, по форме напоминавшая фигуру мужчины. Она уже набрала воздух, чтобы закричать...

Сетка отдернулась, и мужчина набросился на Элен, зажимая ей рот ладонью и одновременно крепко обнимая ее. Чья-то обнаженная грудь прижималась к ее груди, и знакомый запах приятно смешивался с ароматом вина.

– Райан!.. – приглушенно вымолвила Элен.

Он рассмеялся, потом неожиданно быстрым движением крепко прижался губами к ее губам. Когда Райан поднял голову и отнял свои губы, оба прерывисто дышали.

– Я боялась, что ты сегодня... не сможешь вернуться. – Из-за сильного волнения ее голос дрожал. «Он не был у другой женщины! Он вернулся ко мне!»

– Всегда есть способы...

– Наверное, подкупил стражу?

– Они спали слишком крепко, чтобы услышать про деньги.

– Тогда как?

– Частокол уже совсем не тот, что раньше. Особенно на заднем крепостном валу. Я просто пролез сквозь него.

– Но тебя же могли поймать?!

– Я все время думал о том, как ты лежишь в моей постели, такая мягкая и теплая, и решил, что из-за этого стоит рискнуть, даже если придется попасть на день или два в кутузку.

– Очень лестно, – ответила Элен с недоверием.

– А что еще? – спросил Райан и с мучительной медлительностью стал сдвигать открытый ворот ее ночной рубашки на плече Элен и дальше, на округлости ее грудей.

– Страшно. Ты меня испугал, – выдохнула она.

– Прости меня. А что еще? – Его горячее дыхание щекотало ее обнаженную кожу, вызывая дрожь во всем теле.

– Волнующе. Я ведь спала...

Она боролась с желанием подставить грудь под его губы. «Боже милостивый, какой же он все-таки невнимательный!»

– Pauvre petite[22], я укачаю тебя, и ты опять уснешь. А что еще?

Она внезапно замерла, задержав дыхание от восторга, когда его влажные губы прикоснулись к бутону ее соска.

– Я больше не хочу... радовать тебя... только словами, – прошептала Элен.

– Ну, тогда я попробую порадовать тебя и словами, и делами, всеми хитростями, которые только знаю, – проговорил он, прикасаясь к ее груди. – Чтобы ты порадовалась тому, что я здесь, с тобой.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На следующее утро беженцы-мужчины сразу после завтрака разошлись по городу в поисках жилья. Райан тоже ушел, чтобы наладить свои деловые связи, несколько ослабевшие за время его отсутствия в городе. Женщины томились в ожидании возвращения мужчин, собравшись на галерее, которая выходила во двор, и обсуждая роскошь дома Райана. Они строили планы, как отдохнуть в Новом Орлеане и какие шаги предпринять в ближайшее время, начиная от поисков хорошего врача и кончая поисками хорошей губной помады. Несмотря на фамильярность их общения, в разговорах все же чувствовались некоторое напряжение и стеснение, свойственные гостям, которые стоят на крыльце в ожидании экипажа, чтобы уехать домой после окончания приема или вечеринки.

К полудню все они покинули дом Райана. Семейство Мазэнов перебралось в лучшую гостиницу Нового Орлеана, куда потом переехал и Дюран; труппа Морвена поселилась в комнате над таверной на северном конце Бурбон-стрит, а семья Туссаров нашла приют у друга месье Туссара, который совсем недавно ушел в отставку после службы во французской колониальной администрации и поселился в этом городе.

Элен сидела одна на тенистой стороне галереи, наблюдая за журчащими струями фонтана и игрой солнечных бликов, пробивавшихся сквозь листву огромного дуба на камни двора. Услышав за спиной шаги, она обернулась и увидела приближающегося мажордома, который почтительно поклонился ей:

– Извините, если я вас беспокою, мадемуазель. Месье Райан приказал обращаться к вам как к хозяйке дома. Может, у вас будут какие-то указания относительно вашей спальни или ленча, только скажите мне.

В словах слуги содержалась важная информация. В вежливом и уважительном обращении Элен уловила определенный намек Бенедикта на то, что, несмотря на готовность исполнить волю хозяина, ответственным за исполнение ее распоряжений он считает себя. Управление домом, если только она сочтет нужным принять его на себя, все равно будет осуществляться только через него, как это, по-видимому, и происходило в течение последних лет. Естественно, что слуга будет регулировать исполнение ее распоряжений по-своему, так, как сочтет нужным.

Услышав голос слуги, из спальни появилась Дивота. Сообразив, что именно он хотел сказать, она рассвирепела.

– Мадемуазель Элен, – произнесла горничная с устрашающей четкостью, – получила право распоряжаться в хозяйстве гораздо более значительном, чем эта жалкая лачуга, и к тому же задолго до того, как стала носить высокую прическу. А потому она не нуждается в ком-либо, чтобы передавать свои указания. И еще, я в этом уверена, ей не требуются советы для того, чтобы давать распоряжения.

Линия фронта между двумя слугами обозначилась быстро и четко. Элен поняла это и встала, не дав Бенедикту времени на ответ. Она взглянула на лица обоих: и мажордом, и горничная смотрели друг на друга, поджав губы и зло сощурив глаза. Бросив на Дивоту предупреждающий взгляд, она повернулась к Бенедикту.

– В Новом Орлеане я человек новый и поэтому не знакома с вашим образом жизни, с тем, например, что имеется на рынке из продовольствия. Так что пока оставляю все это на ваше усмотрение, Бенедикт. Однако мне доставит большое удовольствие, если вы ознакомите меня с домом и расскажете, как управляетесь с хозяйством, – сказала Элен спокойным и дружелюбным голосом.

Дивота и Бенедикт одарили друг друга победными взглядами. Дивота была довольна, что хозяйка заняла подобающее в доме место, отдав мажордому свое первое распоряжение, облеченное в форму мягкой просьбы; Бенедикт был рад, что его важная роль в доме оказалась непоколебимой.

Бенедикт взглянул на нее, по-видимому, сомневаясь, стоит ли сразу оставлять «поле битвы».

– Вы хотите идти сейчас, мадемуазель? – спросил он нерешительно.

– Если не возражаете. – Ответ прозвучал вежливо, но твердо.

Они начали с гостиной, которую называли «салон», – самой просторной и наиболее строго обставленной комнаты в доме. И, несмотря на полумрак из-за задернутых штор, комната все равно выглядела изысканно. Как и в спальне хозяина, в ней были красивые английские диваны и секретеры, французские столы, зеркала, канделябры и настенные панели из тканей, имеющих яркую бело-красную расцветку вертикальными полосами, что было сейчас модным. Прилегающая к гостиной столовая была обставлена в том же стиле.

Как подсчитала Элен, в доме было тридцать комнат, не считая гарсоньерки (так назывались комнаты в пристройках для подростков и юношей, как это обычно бывает в больших семьях). В нижней части дома, выходящей на улицу, было несколько комнат, которые использовали для хранения товаров, а в остальных помещениях первого этажа вокруг двора находились кухня, бильярдная, жилые комнаты для прислуги. Все комнаты соединялись между собой и к тому же имели отдельные входы на галерею. Внутренний двор почти всегда сохранял прохладу и тишину, словно оазис, удаленный от шумной и многолюдной улицы. Такое устройство дома во многом напоминало постройки на островах и обеспечивало удобное проживание в городе, несмотря на жаркий климат тропиков.