Пятьдесят на пятьдесят - Стив Кавана
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Харпер наклонилась ко мне, и я растворился в ее глазах. Мои чувства были наполнены ею.
– Я прекрасно провела вечер, – сказала она.
– Я тоже. Нам стоит…
Но больше я уже ничего не сумел сказать. Я не доверял тому, что могло сорваться с моих губ.
Мы были друзьями. Я заботился о ней больше, чем о любой другой женщине после Кристины. Мой брак распался как из-за меня самого, так и из-за моей работы. Моя дочь росла в доме со своей мамой и другим мужчиной. Я был рад за Кристину, поскольку не мог сделать ее счастливой, но господи, до чего же я скучал по своей дочери! Эми быстро взрослела. Подросток, отец которого никогда не работал с девяти до пяти, как большинство других отцов.
В основе всего лежал страх. Я боялся заводить отношения с Харпер – я не мог опять испортить чью-то жизнь, и мне нравилась наша дружба. Я не хотел все это разрушить. Это было бы глубоко неправильно. Мы работали вместе. Если б я поставил ее в неловкое положение или каким-либо образом поставил под угрозу нашу дружбу, то никогда не смог бы себе этого простить. Ее безупречное овальное лицо было совсем близко от моего. Харпер посмотрела мне прямо в глаза. Кончик ее языка коснулся верхней губы. На миг мне показалось, что она думает о том же, о чем и я. Я не хотел, чтобы все пошло наперекосяк. Это слишком многое значило. Харпер выпила с полдюжины стаканов скотча – она не была пьяной, но и трезвой тоже не была. Я не мог сделать первый шаг. Только не тогда. Это был просто неподходящий момент.
Она чмокнула меня в щеку, пожелала спокойной ночи и выбралась из такси. Я пересел на ее сторону сиденья, чтобы проследить, как Харпер доберется до входной двери, – хотел убедиться, что она благополучно оказалась внутри. Харпер так и сделала – оглянулась и помахала мне рукой, прежде чем закрыть за собой дверь.
Такси не тронулось с места. Я посмотрел на водителя, но он все еще таращился туда, где только что стояла Харпер. Должно быть, почувствовал, что я смотрю на него.
– Приятель, эта дама на тебя запала. Бедняга, тебе еще многое предстоит узнать о женщинах, – сказал таксист.
Я не мог с ним спорить.
Полчаса спустя, после нескольких советов о том, как распознавать женские сигналы, таксист высадил меня на Западной сорок шестой улице. Я дал ему на чай больше обычного и поблагодарил за совет. Прошел короткое расстояние до крыльца своего дома и вдруг остановился как вкопанный.
На его ступеньках кто-то сидел. Одетый во все черное.
Уличное освещение было слабым, время подошло к часу ночи. Я не мог разглядеть, кто это. Но явно не какой-нибудь бездомный, ищущий место для ночлега. Фигура была темней и меньше.
Дойдя до подножия крыльца, я увидел лицо под черной бейсболкой.
София.
Она была одета в черный беговой костюм из лайкры и черную худи.
– Здравствуйте, мистер Флинн. Я пыталась до вас дозвониться. Я нашла вас в телефонной книге, и там был указан только этот адрес. Я не знала, что это ваш офис. Я думала, вы здесь живете. Я просто сидела здесь и пыталась сообразить, как с вами связаться, потому что не могла дожидаться завтрашнего дня, чтобы поговорить с вами.
– В чем дело – что-то случилось?
– Просто для меня все это становится невыносимым, – сказала София, закатывая рукав худи. Под ним я увидел темный рубец у нее на предплечье – она опять порезала себя.
– Давайте зайдем.
Мы поднялись в мой офис, и я провел Софию в ванную комнату в задней его части. Она сняла худи, и я опять увидел ее обнаженные руки, но на сей раз губы у нее подрагивали и она повесила голову. София была смущена. В первый раз, когда она показала мне свои руки, у нее была причина – доказать, что она не склонна к суициду. Теперь я смотрел на ее изрезанные руки, поскольку ее компульсивность опять вышла из-под контроля, и в основе всего лежал стыд.
– Все нормально, София, – ободрил я ее.
На руке у нее был новый порез, поверх многочисленных белых и розовых шрамов, который все еще кровоточил. Ничего серьезного – артерию она не задела, – но рана выглядела глубже большинства остальных.
Я достал из шкафчика в ванной марлю и пластырь, промыл и заклеил порез. Кровь продолжала просачиваться даже сквозь пластырь. На другом запястье у нее все еще белела повязка на месте укуса, нанесенного ею себе в полиции. В тот момент я не особо представлял, что мне следует сказать. В итоге решил, что в нотациях она не нуждается.
– Вот полотенце, прижмите его как следует, – велел я, отклеивая пластырь – было еще слишком рано его накладывать.
София поблагодарила меня, и мы вернулись в мой кабинет. Она присела на диван, и я налил ей стакан бурбона.
– Кофе у меня нет, как раз сегодня закончился. Просто потягивайте это потихоньку, а когда будете готовы, тогда и поговорим.
Она кивнула и сняла бейсболку, распустив темные волосы. Выпила одним глотком сразу половину стакана, и я наполнил его опять.
– Не спешите. Пейте маленькими глотками, – посоветовал я, наливая и себе; потом сел в кресло для клиентов и развернул его так, чтобы оказаться к ней лицом.
Мы сидели вместе, молча потягивая бурбон.
– Так вы живете где-то поблизости? – наконец спросила София.
– Я живу здесь. В задней части дома есть раскладушка, кое-какие книжки. Ванная, туалет… Это все, что мне требуется. Но нужно найти нормальное жилье, чтобы моя дочь могла приезжать и оставаться на выходные.
– Вы часто видитесь со своей дочерью? – спросила София, и по мере того, как она говорила, в глазах у нее все усиливался отстраненный блеск. Как будто этот вопрос на самом деле относился вовсе не ко мне.
– Мы проводим время вместе каждые выходные. По субботам ходим в торговый центр, а по воскресеньям – в парк. Сейчас ей четырнадцать. Я заметил, что торговый центр теперь ей нравится больше, чем парк.
– Вы покупаете ей всякие вещи? – спросила она, опять словно уставившись на что-то в тысяче миль отсюда.
– Покупаю. Ну, вообще-то даю ей карманные деньги, и она их тратит. Я не разбираюсь в косметике или в том, какие журналы она сейчас читает. Но
