Взятка по-черному - Фридрих Незнанский

Грязнов протянул Райскому сложенный пополам факсовый отпечаток. Вадим развернул, тупо в него уставился и покачал головой — не то укоряя себя, не то восхищаясь обликом задумчивой женщины. После недолгой паузы произнес растерянно:

— М-да-а… Ну той до этой далековато… слов нет.

— Так на чем особенно настаивала Нина Георгиевна? Кроме того, что просила впредь именовать ее в твоих разговорах со мной Еленой Александровной?.. Вы с ней, вообще, где беседовали? У нее в кабинете, в Следственном комитете? Или в фонде у Брусницына? — язвительно спросил Грязнов.

И вот тут окончательно Райского сдуло. Похоже было на то, что все, чем старательно «накачали» его заказчики, вышло вон. И Вадим обрел наконец способность рассуждать здраво и прагматично, чем, надо сказать, и нравился Гордееву, с улыбкой прощавшему приятелю многочисленные его «заблуждения»…

Филипп Кузьмич Агеев просто обожал устраивать мелкие провокации. Хлебом не корми — дай душе порезвиться. Ну и кулакам — тоже, но без тяжких последствий. Не «в умат», как выражаются уголовники. То есть так, чтоб мама родная потом все-таки узнала пострадавшего. И, как в прошлом говаривал легендарный советский лидер, в этой связи (с непременным ударением на букву «я») задание Вячеслава Ивановича пришлось ему «в цвет».

А этот термин уже из другого лексикона. «Выйти в цвет» — такое выражение пришло к сыщикам еще из царской охранки, а туда перекочевало из охотничьей терминологии. Так охотник по каплям крови, оставленным на земле, выходил на подраненную дичь, «в цвет». Ну а в охранке появился, естественно, другой смысл — охота на человека.

Итак, задание было «в цвет», и Филя немедленно договорился с Володей Демидовым, что тот подыграет ему в нужный момент. Это ведь очень впечатляет, когда на помощь растерянной женщине вдруг, невесть откуда, является добрый спаситель в образе этакого скромного на вид человека, в критический момент проявившего недюжинные, прямо-таки поразительные способности! Да его ж после этого надо немедленно начать усиленно и страстно уважать! И чем крепче и чаще, тем, извините, лучше! А что «спасаемая дама» наверняка пожелает проявить чисто женскую — какую же еще! — благодарность, причем по самому высокому счету, об этом Филя узнал все от того же Вячеслава Ивановича, а тот, соответственно, из своих источников. Значит, требовалось только создать максимально правдивые, естественные условия для выполнения ответственного задания. Оставляя при этом отдельные аспекты морали и этики в стороне, ибо настойчивое добывание истины иной раз заставляет исполнителя относиться к вышеуказанным общечеловеческим понятиям с некоторой снисходительностью.

Чтобы в дальнейшем не ошибиться и не спутать нужный объект с посторонней женщиной, Агеев с Демидовым подъехали к Следственному комитету МВД и подождали, пока дама выйдет. Наконец, сидевший с ними в машине Вадим Райский показал на невысокую, крашеную блондинку, крупную в плечах и бедрах, но с узкой талией. Она немного косолапо шла от дверей к закрытой автостоянке на таких высоких фигурных каблуках, что ее явно коротковатые ноги с рельефными, как у бывшей спортсменки, икрами, в общем-то, представлялись даже по-своему стройными. А кривизна — ну что ж, может, она в юности конным спортом занималась.

Позже, когда они высадили Райского и остались вдвоем, чтобы приступить к операции, Демидыч скептически заметил:

— Филя, ты только не надорвись, говорю как профессионал профессионалу. Ну а что касается портрета лица, то…

— То что? — мрачно спросил Филипп. — Оно в данном случае не показатель. Ну, скажем, ничего особо выдающегося. А фигура — так даже вполне ничего.

— Ты ведь знаешь великую истину, что искусство требует жертв? — успокаивал Демидыч. — А в нашем деле жертвы не всегда оправдывают затраченные усилия. Но мы идем на них, как все остальные бойцы невидимого фронта!

— Чего это тебя на трибуну потянуло? Вроде повода нет, — уныло заметил Агеев.

— Я к тому, Филя, что женщины подобного типа, по моему глубокому убеждению, никогда не доверяют своему первому впечатлению. Поэтому и про любовь с первого взгляда можешь сразу забыть. Ты ж не рискнешь заявить ей, что она — красавица, а ты всю жизнь только и мечтал о такой, как она, любовнице? Не рискнешь, ибо она не поверит ни единому твоему слову. И, больше того, немедленно насторожится, и тогда тебе там больше делать нечего. На твоей мякине ее не проведешь. Да и, судя по информации, тертая баба. К чему я говорю? А к тому, Филя, что подъехать к ней ты сможешь только в том случае, если она будет в полнейшем шоке, а твой внешний вид недвусмысленно продемонстрирует ей твою истинную героическую сущность. И что из этого следует? Догадываешься, нет? Это значит, что мне придется поработать с тобой, Филя, без всякого снисхождения. На совесть. Иначе никакого доверия.

— Ну ты все-таки не очень… — помолчав, пробурчал Филипп. — Мне ж с людьми встречаться. Ну, грим там, пластырь — это еще ладно, боевые шрамы украшают, шрамы, Демидыч, а не следы мордобоя, усекаешь разницу?

— Ох, — вздохнул Владимир, — вечно с тобой сложности… Попробую…

Дальнейшие события развивались практически в соответствии с составленным заранее планом.

«Гелендваген» Нины Георгиевны Ершовой нырнул под квадратную арку во внутренний двор, лихо подкатил к дверям подъезда «сталинки» на Кутузовском проспекте, в котором она с недавних пор проживала. Там автомобиль развернулся и сдал на стоянку, возле низкой оградки, окружающей древонасаждения и кустарники. Нина Георгиевна, совершившая вечернюю пробежку по магазинам, типичную для одиноких женщин, устало выбралась из машины, забрала с соседнего сиденья несколько тяжелых пакетов со всякой всячиной и, активизировав сигнализацию, вразвалочку, словно утка, направилась к своему подъезду. Нести покупки было неудобно.

Филя наблюдал за ее действиями, сидя на подостланной газете, на ступеньках небольшого крыльца. При ее приближении он поднялся и учтиво поклонился.

— Я не ошибаюсь, вы — Нина Георгиевна? — спросил он, и в глазах его засверкали чертики, которые вполне могли сойти за откровенное восхищение женщиной.

— Да, — сразу нахмурилась она и стала совсем некрасивой. — А что вам надо? Вы — кто?

— Извините, не представился, — улыбаясь, произнес он, — я был уверен, что Вадим нашел возможность сказать вам обо мне. Зовут меня Валера. Валерий Разин к вашим услугам, если желаете. Давайте, я помогу вам донести. — И он протянул руки к ее пакетам.

— Ничего не понимаю, — сухо ответила она, отстраняясь. — Почему я должна что-то знать о вас? И при чем здесь какой-то Вадим? Он — кто?

— Я совсем сдвинулся, увидев вас, — рассмеялся Филя. — Вадим Райский, адвокат. А я его — ну как сказать? — «личка». Охраняю то есть.

— Разве он нуждается в охране? — Филя увидел, что она вспомнила, о ком речь. — А вы-то что здесь делаете? Решили и меня тоже поохранять? Нет необходимости. Благодарю вас. А Вадиму Андреевичу — да? — передайте, чтоб он не делал глупостей. Тогда и нужда в охране у него отпадет. Всего хорошего, молодой человек.

«Нахалка, — беззлобно подумал Филя, — это я-то молодой? А впрочем, ей это в будущем, возможно, и зачтется…»

— Вы меня, извините, Нина Георгиевна, не поняли. Или я так бестолково пытаюсь объяснить. Постойте еще минуточку, я постараюсь уложиться. Вадим просто боится сейчас выходить на вас.

— Да? Странно! И с чего бы это? — Она не верила ни одному его слову — и это было весьма заметно.

«Ах ты моя надменная!..» — подумал Агеев, а сам продолжал:

— После вчерашней встречи с вами, у Игоря Петровича, — Филя понизил голос почти до свистящего шепота, — у Вадима и в консультации, и дома раздалось несколько неприятных и тревожных для него телефонных звонков. Мы сейчас проверяем, но трудно определить, поскольку разговора, как такового, практически не было. Одни угрозы.

— Какие? — Ершова поставила наконец на землю свои пакеты, и в одном из них предательски звякнуло стекло. «Наверняка не „боржоми“, — подумал Филя, — это хорошо, может пригодиться».

— Ну ему сказали, типа того, что если влезешь в дело и отодвинешь Гордеева — вы знаете, о ком речь…

Она кивнула — уже с интересом, хотя по-прежнему с недоверием.

— Так вот, откажись, мол, пока не поздно. Причем сказано было в резкой и безапелляционной форме. Он даже подумал, что за ним проследили, когда он ехал на Старую Басманную, понимаете? — Филипп говорил уверенно, поскольку обладал полной информацией, почерпнутой из исповеди Райского, которую ему передал Денис. — Ну и, возможно, сделали определенные выводы. Естественно, пришлось думать и ему — угрозы были нешуточные. Нет, он просил передать вам, что от вашего с ним договора он не отказывается и работать будет. Гордеев, конечно, не простой орешек, но физическое его состояние сейчас таково, что он просто вынужден будет принять предложение Вадима о помощи. Тот же, как известно, вначале и сам предполагал привлечь себе в помощники Райского, так что ничего странного не произойдет. Вот, собственно, это он и просил меня вам передать. А теперь, — Филя открыто улыбнулся, — полагаю, я могу быть свободным? Или все-таки помочь донести до двери этот ваш груз?