Давно пора (СИ) - Хользов Юрий

— Василиск? Они в камень не обращают взглядами?

— Обращают, но этот молодой совсем, не больше пары лет, не умеет еще.

— А мамку мы тут не встретим?

— Василиски не охраняют потомство, из всей кладки выживает тот, кто сожрет братьев и дальше самостоятельно добывает пищу.

— Жалко птичку, поможем?

— Хочешь перебить гоблинов? — Алактон уставился на меня как на дебила

— Ну да, Василиски же не нападают на дозоры, только выглядят страшно, — я пожал плечами.

Не знаю, мне больше нравилась зверюга, и я не хотел, чтоб ее сожрали эти зеленые утырки.

Я спрыгнул с уступа и направился к месту сражения, рисуя восьмерки клинками. Карнажик разделился, тень осталась при мне, а мой маленький герой побежал промеж ног дерущихся к василиску.

Куси птичку в глаз, чтоб не мешалась, шкура толстая.

Я поднял правую руку, давая Алактону сигнал ждать, и сам замедлился, напряженно наблюдая за своим питомцем. Паучок споро пробежал мимо всех коротышек, забрался на ящерку по лапе, добежал до морды, и цапнул прямо в глаз. Ящер на мгновение взвыл, а потом просто завалился на брюхо. Гоблины закричали, и было бросились к добыче, но вдруг самый быстрый упал замертво. Алактон начал свой танец, и мне пора.

— Эй, инопланетяне, я пришел с войной! — на меня обернулись охотники, ставшие добычей.

Мы довольно быстро справились. Все же драться, когда умирают противники не только и не столько перед тобой, сколько в задних рядах — гораздо приятнее и проще. По своему обыкновению, последняя пара гопников развернулась и побежала от меня. Одного я проткнул в спину, а второму василиск оторвал половину туловища одним укусом. И уставился на меня, мерно елозя хвостом по полу. Мышцы вдруг как будто налились тяжестью, мы смотрели друг другу в глаза.

Не умеет он, ага. Умеет, только пока не так силен.

— Значит так, птичка. Я тебя спас и в благородство играть не буду, — я убрал клинки в ножны, под удивленным взглядом вытянувшегося лица моего напарника, — сваливаешь по–быстрому и жрешь гоблинов с кобольдами, а нас не трогаешь.

Мы стояли так около минуты я, подняв руки, показывал василиску ладони. Демонстративно отступив на пару шагов. Он сверлил меня своими глазами. Затем тяжесть пропала, и ящер медленно начал отступать, я двигался синхронно с ним назад. Когда между нами было метров тридцать, ящер развернулся и дал деру в ближайшее ответвление.

— Ни разу такого не видел, — Алактон был впечатлен.

— Люблю зверушек, они лучше людей, — я пожал плечами и пошел осматривать поле боя.

— Ты оскорбил Ссапиль, она женщина, не простит. Мы должны ей подчиняться.

— У меня на родине говорят «Всем кому должен я уже простил», — проговорил я, отпинывая тело очередного гоблина.

— Что ты ищешь?

— Осмотрись, что видишь?

— Поле бо… это лагерь! Они не охотились на василиска, это он сюда пришел. Но зачем?

— Заблудился, или был слишком голоден, чтобы думать, — мне знакомо чувство, когда желание жрать сильнее брезгливости и даже инстинкта самосохранения.

Вы знали, что протухший лук из мусорки гораздо вкуснее протухшей картошки оттуда же? А я знаю. По себе.

Я разбирал тряпки, посуду, оружие. Гоблины были не в пример богаче тех, которыми верховодил наш камнеголовый друг. Наконец, я нашел, что искал.

— Это… ожерелье?

— Ага, как думаешь, Саньке понравится? — я был доволен. Собаку можно задобрить мясом, а бабу блестяшками.

— Марк, она Дроу, маг и женщина. Она не примет, — он осуждающе качал головой и смотрел на меня как на труп.

— Спорим? — я лукаво улыбнулся.

— На что?

— Если я прав, то ты научишь меня блинкаться!

— А если прав я, то расскажешь, что за навык, парализующий!

— Согласен! — я подал руку, Алактон не понял, пришлось ему объяснять, как заключаются пари с помощью рукопожатия.

Возвращались мы с разным настроем, я был весел и доволен собой, мой напарник был напряжен и… Боялся?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Саньку мы застали на том же месте, она сидела и медитировала. Еды готовой не было почему–то. А вот десяток сосулек были. Они висели полукругом над ее головой и смотрели своим острием прямо на меня. Я хотел было поздороваться, но меня бесцеремонно оборвала сосулька, которая сорвалась в мою сторону и полетела прямо в грудь. Я на пределе своей скорости успел вынуть клинки и отбить ее.

— Фу, как невежливо!

— Ты умрешь, человек, за то, что оскорбил меня! — дамочка была настроена серьезно. Еще одна истеричка. А я ее даже клавой не называл.

Дальше начался дикий танец, в меня летели сосульки, я отбивался и уворачивался, исполняя кульбиты и перекаты. Она была сосредоточена и зла. В том, что она пытается меня убить не приходилось сомневаться. Когда сосулек над ней осталось всего три, вокруг моих ног опять возникло кольцо льда и сковало движения, а все три снаряда полетели мне в лицо.

Психуешь, потому и ошибаешься

Я выставил перед лицом оба клинка плашмя, заслонив лицо полностью. Было бы сложнее, направь она свои снаряды в разные части тела. Я бы швырял в ногу, плечо и лицо. Без вариантов закрыться. Но Сашка была в бешенстве. Или ей просто не нравилось мое лицо. Однако, сила удара была такая, что лезвия в которые влетели сосульки, ударили меня в лицо, откинув назад и разбив нос.

Очко.

— Ты — всего лишь мужчина, у тебя нет шансов выстоять против меня, человек!

— У тебя, кажется, усы дыбом встали, пора на процедуры.

На мгновение она замешкалась, и мне этого мгновения хватило, я подпрыгнул, оттолкнулся от стены и прыгнул в нее парящими клинками. Это был конец, она не выживет. Ну, если бы я был маньяком, то не выжила бы.

В последний момент я убрал клинки в ножны, приземлился рядом с ней на согнутые ноги, наклонившись вперед, затем используя инерцию, влетел в нее корпусом, обхватил за жопу, поднял и прижал к стене.

Она больше не пыталась меня убить, смотрела поверх меня, отрывисто дышала, пухлые губки были сухими от волнения. Я поднял на нее глаза и прошептал:

— Занимайтесь любовью, а не войной, — и нежно, едва коснувшись, поцеловал ее, — я с дарами, в знак извинения. Примешь?

— Отпусти! — она уперлась своими ручками в мои плечи и толкала, но не очень сильно.

— Примешь мой дар, прекрасная Ссапиль?

— Приму! Только отпусти меня!

Я опустил ее, достал из заплечного мешка ожерелье, оно было прекрасное, несколько кроваво–красных камней, соединенных золотой цепочкой.

— Очень подходит твоим глазам, — я поклонился как подобает и показал ей ожерелье в одной руке.

— Алактон, помоги надеть, — наш ассасин стоял и не верил своим глазам, он даже не сразу понял, что от него требуется.

— АЛАКТОН!

— Да, да, Ссапиль, конечно, — он, наконец, пришел в себя, и быстро надел ожерелье.

Сашка наколдовала непрозрачное ледяное блюдце прямо перед собой в воздухе и придирчиво осмотрела свое новое украшение.

— Чушь. В рейдах только внимание привлекает, — да–да, все мы знаем, что настоящая леди сначала выгибается, а только потом нагибается.

— Это украшение не для рейдов, оно для красоты, чтобы радовать глаз, — я встал смотря прямо на эту девчушку. А у нее глаза были на мокром месте, видимо, это был первый подарок в ее жизни.

— Я принимаю твой дар, человек. Но впредь не смей со мной так обращаться!

Ути боземой, ну прям злой котейка. Злой жопастый котейка.

— Привет, извращенец! — я медитировал в своих покоях, Ксюха влетела с парой бутылок какого–то поила под ручку с Лорой. Они обе были уже изрядно пьяны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Марк, — Лора поклонилась.

— А че у нас за праздник? — я встал и натянул домашнюю рубаху.

— Это у нас праздник, а мужланам не положено. Тем более тем, кто клеится ко всем женщинам в своем окружении, — она плюхнулась в кресло и ждала, пока Лора разольет напиток.