Грани воды - Джордж Элизабет

Несмотря на то что Коротышка был настроен против всеобщего тюленьего психоза и постоянных внеочередных совещаний наблюдателей, голова у него работала отлично. Он заинтересовался проблемой, как только Дженн рассказала ему о передатчике, который Нера должна была бы сбросить. Раз передатчик не сброшен – значит, и шкура не сбрасывается, вот как это сформулировала Дженн. Что Коротыш на это скажет?

Он немного помолчал, переваривая услышанное, а потом взялся за ноут и начал вбивать какой-то запрос. В его формулировке первой проблемой был передатчик. Кто его на ней закрепил и зачем? Вторым вопросом стала линька. Что она за тюлень вообще? Может, она из тех тюленей, которые не линяют?

– Типа, мутант? – задала вопрос Дженн.

Ведь мутация была одним из начальных предположений Энни.

– Может быть. – Тут он приостановился и посмотрел на нее. – А почему тебе все это так важно?

Дженн сразу подумала: «Потому что это важно для Энни Тэйлор». Тем не менее она не сказала этого вслух, потому что пока точно не знала, что именно имеет в виду. Она промямлила:

– Вся эта тюленья шумиха… Айвор Торндайк… Этот чокнутый Эдди Беддоу… не знаю. Просто стало интересно.

Они немного порыскали по Интернету, но, к немалому разочарованию Дженн, Коротышка пришел точно к такому же выводу, что и Энни. Снимков Неры было множество, но ни на одном не было четко видно закрепленного на ней передатчика. Коротышка сказал: чтобы понять, почему на ней передатчик, нужно приличное фото.

Дженн проворчала:

– Понятия не имею, как мы получим такой снимок. Вряд ли она подплывет позировать, когда я вдруг окажусь на пирсе с камерой.

Он сказал:

– Если хочешь, я могу еще посмотреть и поспрашивать людей. Могу спорить, что найдется человек, который сможет объяснить насчет передатчика – почему он вообще на ней оказался. – Он помолчал, глядя в потолок и задумчиво ероша свои рыжеватые волосы. – А что до линьки, – медленно проговорил он, – то, знаешь ли, в океанариуме в Сиэтле наверняка есть специалисты. Думаю, они с нами поговорят. Можем сказать, что это для школьных занятий.

Чувствуя, как у нее просияло лицо, она спросила:

– Ты это для меня сделаешь?

Пожав плечами, он ответил:

– Конечно. Что тут такого?

Она порывисто его обняла.

– Красавчик, ты – самый лучший! – заявила она. – Пожалуй, я тебя за это поцелую.

– С открытым ртом? – спросил он.

– С открытым ртом, – подтвердила она.

Он начал целоваться – и Дженн убедилась, хотя ей более или менее понравилось, что поцелуй Коротышки оказался длиннее прежних поспешных чмоканий, соприкосновение языков ей не особенно приятно. Она прервала поцелуй первой. Она снова его обняла и дружелюбно сказала:

– Коротыш, Коротыш, ты лучший!

Никаких других слов у нее в тот момент просто не нашлось. И тут он снова начал ее целовать. И, к ее немалому ужасу, она почувствовала его руку у себя на груди.

– Эй!

Она стремительно вскочила.

– В чем дело? – спросил он удивленно.

– То есть как это – «в чем дело»? – возмутилась она.

– Тебе не понравилось?

– Коротышка! Какого черта?..

– «Какого черта»?

Он густо покраснел, но впервые Дженн не могла точно сказать, что это означает. Это явно не было стеснительностью, которую она всегда ему приписывала. Сиськи от стеснения не щупают.

Она сказала:

– Я же… Черт!.. Блин!.. Знаешь, Коротышка… Ну, нельзя же просто…

Она шумно выдохнула, отошла к окну, в которое стучал дождь, вернулась обратно к дивану и посмотрела на сидящего там Коротышку. Уперев руку в бок, она спросила:

– Что с тобой происходит?

– Ничего. Господи, Дженн! Ты вела себя так, как будто…

Он взялся за ноутбук, запуская Интернет.

– Как будто что? – вопросила она.

– Забудь, – сказал он. – Я просто подумал, тебе этого хочется.

– Этого? Чего? Твоей руки на моей сиське? Твоего языка у меня во рту? Чего?

– Уй. Прекрати язвить. И я ведь сказал – забудь.

– Мы друзья, и я от тебя не отстану. Что происходит?

– Ничего. Ясное дело. Ничего не происходит.

И больше Коротышка ничего ей сказать не пожелал.

Презентация работ по цивилизации Запада началась на следующем занятии. Ненавистный мистер Кит поставил себе на стол большую картонную коробку, куда будут складываться письменные части их докладов, а как только урок начался, он достал мешочек со жребиями, откуда вытащил первую бумажку с именами учеников-напарников, которым предстояло представить классу устную часть.

Началось обычное шевеление, перешептывание, хихиканье и бормотание, на что мистер Кит сказал – тоже как обычно:

– Успокойтесь, народ. Вы знали, что этот день наступит. Вы должны были подготовиться. – Он нарочито-торжественно развернул бумажку, на которой значились имена невезучих первых докладчиков. Подняв от нее взгляд, он возвестил: – Кинг и Шуман!

Дженн постаралась скрыть ухмылку. Это обещало быть забавно. Интересно, как далеко зайдет дело, прежде чем Лишние Трусы в очередной раз не покажет, почему именно его прозвали Лишними Трусами.

Она увидела, что Толстозадиха встала с места и вытащила из уха наушник. Кто-то с задних столов тихо пробормотал:

– Вперед, Лишние Трусы. Покажи нам, на что способен!

Жирдяйка посмотрела на своего напарника, который не только не стал вставать, но и вцепился в крышку стола так, словно вытащить его с места можно было, лишь отгибая ему пальцы силой. Он повернул ко Всезнайке полное ужаса лицо. Дженн услышала, как Жирдяйка говорит ему:

– Давай докладывать, хорошо?

Ее подбадривающий тон был адресован человеку, больше всего напоминавшему оленя, в которого вот-вот врежется грузовик.

До Дженн донесся шепот Тода Шумана:

– Я ее не приготовил.

– Что?!

Лицо Толстозадихи стоило запечатлеть на картине. Она явно понятия не имела о том, что пытался объяснить ей Шуман Лишние Трусы.

– Моя часть доклада, – сказал он. – То есть я приготовил, но не приготовил. Я не могу. Я никогда… Я ведь… Ты должна…

– Мистер Шуман! – Голос мистера Кита гулко разнесся по классу. – Вы готовы? Потому что если не готовы…

– Нет-нет, он готов, – сказала Жирдяйка. – Мы готовы. – И тихо добавила, обращаясь к Тоду: – Давай.

– Ты не понимаешь! – отчаянным голосом сказал он.

– Псс, псс, пись-пись-пись, – попытался подсказать ей кто-то.

Тут Тод Шуман уронил голову на стол. И до Толстозадихи, похоже, дошло. Ее оставила решимость. Плечи ее поникли. «Тра-ля-ля!» – подумала Дженн.

– Мистер Шуман, – сказал мистер Кит. Тод не отреагировал. Мистер Кит зарычал: – Мистер Шуман! Либо выходите к доске с мисс Кинг, либо получайте кол!

Тод Шуман даже не шевельнулся.

– Вы сознаете, что это – общая оценка для вас и мисс Кинг? – вопросил мистер Кит.

Тод Шуман кивнул. Толстозадиха повернулась к мистеру Киту. Мольба у нее на лице читалась настолько ясно, что даже Дженн неловко заерзала на месте. Однако мистер Кит остался совершенно неумолимым, и потому Жирдяйка потащилась к доске. Там вместо кафедр установили два нотных пюпитра, и она заняла место за одним из них. За вторым не встал никто. Уж конечно, Шуман Лишние Трусы не собирался там появляться: его непреходящий позор оказался бы тогда на всеобщем обозрении.

Это было довольно мучительно – даже для Дженн, которая терпеть не могла Бекку Кинг. Она почти пожалела ее, но очень быстро избавилась от этого чувства, потому что в следующий раз из своего мешка мистер Кинг извлек бумажку, на которой были их с Коротышкой имена. Они успешно представили свою работу – чего и ожидали все их одноклассники: со схемами и использованием презентации Пауэр-пойнт, так что мистер Кит готов был рыдать от радости. Контраст между презентацией номер один и презентацией номер два был таким образом четко зафиксирован в анналах цивилизации Запада, и единственным, что могло бы стать украшением торта, каковым ей представлялось отчаяние Толстозадихи, было бы выступление Деррика Мэтисона и Эмили Джой Холл следом за ними. Однако этого не случилось. Сделали доклады еще три пары, и хотя ни одна из них не приблизилась к тому, что представили Коротышка с Дженн, им удалось сделать жалкую попытку Бекки справиться без Тода похожей на выступление скулящего червяка.