Скинхед - Наталья Нечаева

— Сейчас такси поймаем, и ко мне!

— Как? — обмерла Валюта. — Зачем? С родителями знакомиться? Мы же выпимши! Не поеду!

— Да нету предков! — обрадовал Алик. — Они в Таллин на выходные укатили. Только послезавтра утром приедут. Так что у нас тобой свободная хата на целых два дня!

В такой квартире, как у Алика, она не бывала ни разу. Высоченные потолки, лепнина по всем периметрам, полы просто лоснятся янтарным блеском наборного паркета, а мебель…шелковые полосатые диваны на золоченых гнутых ножках, такие же стулья, резная полированная горка, сверкающая хрусталем, торшер в форме лилии… А стены… Валюша не удержалась, рукой провела: будто шелковая парча с выпуклым золотым узором. Музей!

— И ты тут живешь? — замирая от восторга, спросила она.

— Еще чего! — хмыкнул Алик. — Эту рухлядь давно пора на свалку. Мы с тобой вот тут жить будем! — И втолкнул ее в боковую дверь.

Валюша только успела ухватить глазом большие музыкальные колонки, стоящие по углам, да письменный стол. И тут же оказалась на мягком диване. Ну и…

Утром, пока Алик еще спал, она пошла искать туалет. Открыла ванную и чуть не ослепла от зеркального, с пола до потолка, кафеля, в котором тут же отразились сотни испуганных Валюшек. На полочках теснились разномастные бутылочки с дефицитными шампунями, баночки с кремами, другая невидаль. И огромная чуть меньше залы, кухня поразила ее тоже. Круглым обеденным столом человек на десять, урчащим холодильником с иностранной надписью и множеством сверкающих банок, красных, в нарядный белый горох, с надписями «мука», «крупа», «сахар»…

Почему-то очень захотелось тихонько одеться и сбежать из этого чужого, невиданной роскоши, дома. Она, может, так бы и сделала, но как раз проснулся Алик и снова утащил ее на диван.

Прямо тут, на диване, они ели в перерывах какие-то вкусности, принесенные из холодильника, снова кувыркались до одури в мягких подушках. А потом, как были, нагишом, пошли в ванну. Дурачились, плескались, несколько раз меняли остывающую воду. А когда Алик в очередной, сто пятьдесят девятый раз, вознамерился проткнуть ее неутомимым членом, в дверь вдруг кто-то громко и требовательно постучал.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ваня тоскливо смотрит в зарешеченное окно. Снаружи серая сырость. Это видно по мелким капелькам на стекле. Такой странный декабрь. Идет снег и тут же превращается в дождь. Прямо не долетев до земли. Хорошо, что на подоконнике немного снежка задержалось. Белый, чистый, как и должно быть перед Новым годом.

За окошком — покатая низкая крыша. Не то сарай, не то гараж. Часто слышен звук моторов, но машин не видно. Совсем вдалеке проглядывает какой-то высокий забор. Каменный или кирпичный — не понять, мрачный, высокий. За забором — жизнь. Наверное, большая шумная улица, потому что прямо в воздухе переливаются новогодние гирлянды. Красивые, раньше таких Ваня и не видал. Сначала вспухает большой разноцветный шар. Потом шар рассыпается на мигающие огонечки, гаснет и снова расцветает, теперь уже огромной хризантемой, сначала белой, потом зеленой, а напоследок — розовой. И — все сначала.

Жалко, Катюшка не увидит этой красоты. Она так любит Новый год! А может, еще и увидит. Следователь сказал, что суд совсем скоро, значит, Ваню вот-вот отпустят и он пойдет домой. Тогда мать съездит за Катюшкой в Архангельск, и они встретят Новый год все вместе. Еще с лета у Вани лежит для сестренки подарок — смешной резиновый клоун. Ваня в тире выбил сто из ста и заработал приз. Можно было взять пиво, но зачем? Сам он не пьет, а так — радость Катюшке. Матери пока подарка нет. Но у него же будет хоть немного денек. В ящике письменного стола припрятано триста рублей, как раз на большую коробку любимых материных конфет. Еще и Бимке на косточку хватит.

Ваня представляет, как они вместе садятся за стол: Катюшка в костюме Снегурочки, сам он нацепит бороду и усы, как Дед Мороз, Бимке на шею повяжут ленту шуршащей мишуры. Конечно, пес ее через минуту с шеи стащит и разорвет, но он делает это так весело и смешно, что украшения совсем не жалко!

А елка? Как же без елки? Искусственной у них нет, а настоящую он купить не успеет. Или успеет? В крайнем случае, на углу у метро каждый год продают хвойные ветки. Поставят в вазу на стол, чем не елка? Совсем-то без елки нельзя, Катюшка может расстроиться!

Далекий шар снова загорелся зеленым, Ваня отошел от окна и прилег. Вот уже неделю — или больше? — он жил в этой комнате совершенно один. Вернее, в камере. Ему так и сказали, что переводят в тюремную больницу. Странно только, что ехать никуда не пришлось. Сначала его везли на каталке по каким-то лестницам, потом на лифте. И все. Он и не знал, что при больницах существуют настоящие камеры. Или это вся больница тюремная?

Вот она, камера. Кровать да стул. Он же стол. Раковина в углу, а за шторкой унитаз. В двери — квадратное окошко, когда оно открывается, видно чье-то лицо, внимательно наблюдающее за обстановкой. Надзиратель, в тюрьме так положено. В камере — ни радио, ни телевизора, ни газет. Поэтому большую часть времени Ваня спит. Он никогда так много не спал. Не любил. А сейчас и хочет проснуться, да никак. Так и дремлет целыми днями. А может, это и от уколов. Вон ему сколько их колют: четыре раза в день по два шприца. Он не жалуется. Охота побыстрее поправиться. Тогда, наверное, и голова станет ясной, и спать столько не потребуется.

Скорее бы суд — и домой. Противный следователь после того раза, как заставил Ваню подписать какой-то документ, больше не ходит, зато два раза был адвокат. Странный какой-то, перепуганный. Сидит на стуле и все время оглядывается на дверь с окном, будто боится, что Ваня на него сейчас набросится с кулаками. Адвоката зовут Юрий Викторович. Он положен Ване от государства, потому что у матери нет денег заплатить частнику. Так сказал сам адвокат.

Если бы Ваню спросили, он бы ответил, что ему защитник вообще не нужен. Зачем? Если ты не виноват, от кого защищаться? А он следователю сто раз говорил, что не убивал. И докторша Клара Марковна сказала, что на суде разберутся. Конечно, разберутся! Ваня там все честно расскажет и про Бимку, и про то, как студенческий выронил, и что ни разу ударить не успел. Конечно, судья будет спрашивать: а кто же тогда убил? «Если б знал, то сказал бы», — честно ответит Ваня. Он ведь и в самом деле ничего не видал! Прибежал, когда все кончилось. Да и ребята подтвердят. Следователю-то они могли говорить все что угодно, а на суде скажут правду. У скинхедов так положено: своих никогда не подставлять и из любой беды выручать.

Ваня прикрывает глаза. Вызывает в памяти длинный, прикнопленный к стене в организации лист со строгой надписью: «Правила скинхедов». Глаза послушно бегут по знакомым строчкам.

«Настоящий скинхед не должен дружить с инородцами и не должен общаться с ними ни при каких обстоятельствах».

Не то, дальше.

«В любых случаях запрещается помогать инородцу, жалеть его или сочувствовать…»

«Твоя агрессия по отношению к инородцу — твое священное право! Бить, оскорблять, издеваться над инородцем — долг настоящего скинхеда. Помни, ненависть и презрение к инородцу ты должен выказывать ему при каждом удобном случае!»

Правил много, Ваня, конечно, знает их все наизусть, но сейчас почему-то хочется дойти до того, искомого пункта. К тому же вот так, с закрытыми глазами, представляя знакомую стену в организации, он вообще ощущает себя среди своих. И от этой мысли так не хочется отказываться!

— Изучаешь? — хлопает по плечу Костыль. — Правильно! Это — основа нашей жизни.

Вникай и неси знание в массы!

Так, дальше правила, как себя вести. Если встретишь черножопого с русской девушкой… Снова не то, тут и дураку понятно: чурке накостылять, а девушку не трогать! Дальше о необходимости активной деятельности на благо организации — расклейке листовок, распространении литературы, дружбе с братьями по разуму, вернее, по расе. А, вот, кажется дошел.

«Если ты видишь драку, в которой участвуют скинхеды, твой долг — присоединиться к бойцам, не выясняя причин. При любой возможности настоящий скинхед обязан помогать своим, особенно членам своей группы. Помни, ты не просто солдат, ты мститель! И если кто-то обидел твоего товарища, приди и отомсти. Если понимаешь, что твоих сил недостаточно, собери единомышленников и отомсти! Ни одна обида, причиненная скинхеду, не должна остаться неотмщенной!

Если не хватает сил твоей группы, объединись с другими командами, но отомсти!»

«Ну вот, — Ваня удовлетворенно улыбается, — конечно, свои не дадут меня в обиду! И я против них слова не скажу. Хоть пытайте!»

Они отпрыгнули друг от друга, расплескав полванны на зеркальный пол, застыли в потрясении: кто?

— Алексей, ты здесь? Открой! — раздался высокий требовательный голос. — Ты там с кем?