Грозный призрак - Вера Крыжановская

Мэри дрожала от негодования; она отлично понимала, что баронесса зла, теряя любовника и подозревая, что тот интересуется ею, Мэри. Она силилась унизить, очернить и представить в смешном виде бедного Вадима Викторовича. Чтобы положить конец этому потоку оскорблений против любимого человека, Мэри встала.

— Благодарю вас, дорогая Анастасия Андреевна, за добрые советы, которым придаю подобающую им цену, но, извините, я прощусь с вами: мне надо еще уложить вещи и встать завтра очень рано.

Еще раз поблагодарила она за оказанное гостеприимство и, с внутренним отвращением приняв прощальные объятия баронессы, Мэри убежала в свою комнату, счастливая, что избавилась, наконец, от противной бабы, которая под видом добродушия и дружбы поливала грязью любимого будто бы человека.

Оставшись одна баронесса задумалась, а потом позвала Феню, свою старшую горничную и поверенную, которая обычно доносила все, что делалось и говорилось в доме. Расспросив ее, она узнала, что Мэри с доктором долго гуляли вдвоем и вернулись очень веселые, точно влюбленные. Глумливая и злая усмешка скривила лицо баронессы при этом докладе. Приказав подать шкатулку с золотыми вещами, она достала хорошенькие часики с цепочкой и подарила их горничной. Затем, получив от барыни приказание, Феня вышла и скоро вернулась, неся в фартуке золотую цепь, украшавшую статую Кали, с висевшим на этой цепи медальоном в виде сердца.

Баронесса внимательно осмотрела эту своеобразную вещь. Цепь была массивная и в каждое кольцо, на месте соединения, был вделан маленький рубин, сверкавший на свету, точно капля крови. Медальон был также весьма оригинален, точно это было настоящее человеческое сердце, только в половину обычной величины. Прозрачное, как чистой воды рубин, оно висело на застежке, изображавшей золотую лапу тигра или льва, с изумрудными когтями.

Баронесса положила индийское ожерелье в футляр, из которого вынула нитку жемчуга с медальоном, написала записку и все вместе передала горничной, приказав отнести Марии Михайловне.

— Возьми и увози его с собой. Пусть он принесет тебе то заслуженное счастье, которого я от души тебе желаю, — проворчала она, когда Феня вышла, и ее лицо исказило выражение дьявольской злобы.

Для того, чтобы объяснить подобное пожелание, необходимо привести разговор, бывший за несколько дней до этого между баронессой и князем Елецким. Произошло это утром; князь работал в музее над описанием предметов древности, когда вошла Анастасия Андреевна. Подойдя к статуе Кали, она внимательно рассматривала ожерелье и особенно рубиновое сердце, а потом заметила:

— Вот оригинальная вещь. Воображаю, сколько зависти возбудит она, когда я надену ее зимой на бал. Неправда ли, что гораздо умнее украсить себя таким роскошным ожерельем, нежели оставить его на шее противного истукана?

— Берегитесь, баронесса, прикасаться к ожерелью. Горе тому, кто будет владеть им и носить эту страшную вещь, — сказал князь, взглянув на баронессу так строго и неодобрительно, что она, в ту минуту по крайней мере, отказалась от своего намерения.

Зато теперь баронесса сочла полезным подарить драгоценную вещь ненавистной сопернице, ничего не знавшей о гибельном значении ожерелья.

Мэри укладывала в своей комнате последние вещи, когда Феня принесла ей футляр и записку баронессы, где та в самых любезных выражениях просила принять от нее подарок на память о Зельденбурге.

Мэри была неприятно удивлена, но, чтобы не обидеть баронессу, она не могла отказаться и потому написала благодарное письмо, которое Феня и унесла. Только после этого Мэри открыла футляр, но ожерелья Кали не узнала, так как ни разу не рассматривала его подробно, да кроме того ей не могло прийти в голову, чтобы можно было снять украшение со статуи, которой так дорожил барон, и подарить ожерелье ей, наконец, со времени видения подползавшего к ней тигра она не переступала порога музея. Однако в данную минуту, несмотря на свою бесспорную ценность, вещь эта внушала ей смутное отвращение, и не рассматривая ее дольше, она захлопнула футляр и бросила его в корзину.

Пока все эти события происходили в замке Зельденбург, барон спокойно занимался в Петербурге приведением в порядок своих дел. С помощью своего секретаря он составил каталог и размещал в библиотеке новые привезенные книги, а затем занялся устройством комнат, назначенных для будущего музея.

Однажды утром его благодушное спокойствие нарушило письмо баронессы, извещавшей о неожиданной смерти Карла и странных случаях, вызванных этой таинственной смертью.

Это известие произвело неприятное впечатление на барона, и он вспомнил князя, который настойчиво убеждал его бросить в море тигра и статую. Но его размышления прервал лакей, сказав, что его прежний камердинер, Осип, настойчиво просит принять его по важному делу.

Осип был безупречный слуга, семь или восемь лет служивший барону, и если тот не взял его с собой в последнее путешествие, то лишь для того, чтобы оставить жене честного и надежного человека. К своему большому неудовольствию, барон не нашел по возвращении из путешествия у себя в доме Осипа. На его вопрос баронесса ответила, что тот уехал в деревню по случаю смерти отца, привести в порядок дело о наследстве, а когда вернется — неизвестно. Услыхав, что Осип желает его видеть, барон предположил, что тот надеется, может быть, снова поступить к нему, или хочет просить рекомендации, и приказал впустить его.

— Наконец ты вернулся из своей деревни. Ну, если ты закончил раздел с братьями отцовского наследства и хочешь поступить ко мне, я буду рад принять тебя обратно, — благосклонно сказал барон.

Лицо лакея изобразило глубокое изумление.

— Да я, ваше превосходительство, вовсе не был в деревне, мне и делать там нечего, потому что отец, слава Богу, жив и здоров.

Настала очередь барона удивляться.

— Но почему же ты ушел от меня? — уже смущенно спросил он.

— Потому что баронесса отказала.

— За что? — порывисто спросил барон, отбрасывая бумаги, которые читал. Видя нерешительность Осипа, очевидно боявшегося говорить, он нетерпеливо сказал: — Говори смело. Я хочу знать, почему жена отказала тебе.

— Потому что я знал слишком много про ихние дела. По совести говоря, я и пришел для того, чтобы открыть вам правду, и надеюсь, добрый барин, что вы простите мне мою дерзость, но я считаю своим долгом предупредить вас о том, что творится в доме и о чем громко говорят уже все ваши знакомые.

Барон побледнел и выпрямился, нахмурив брови.

— Говори без утайки, Осип. Как бы тяжело мне ни было, но я хочу знать всю правду и буду благодарен тебе за предупреждение.