Хочу быть твоей... - Лилия Сурина

От промелькнувшего горького сожаления и чувства будущей потери, не смогла сдержать слез. Роняю тяжелые соленые капли на обнаженную грудь Дениса, сразу целую, чувствуя горьковатый вкус влаги, и от этого мне еще хуже, хочется отпустить себя, разрыдаться, выплеснуть всю черноту из души.

— Эй… Катёна… что случилось, маленькая моя? Я сделал тебе больно? Голова болит? — у него красивая аура сейчас, алая, вперемешку с белым, только маленькая, обычно больше яркого света, а тут чуть полыхает, видимо устал, силы мало у любимого мужчины.

Я только мотаю головой, не в силах поделиться с любимым своими страхами.

Глава 40

Долго лежать не дал, вытер мои слезы и понес в ванную, подхватив на руки так легко, будто я ничего не весила.

— Сейчас будем наслаждаться в пене, — приговаривает, наливая теплую воду в огромную треугольную ванну, больше напоминавшую джакузи, сыплет какой-то порошок, потом выжимает гель из яркого флакона, кидает в воду еще что-то, из емкости, которых в огромном количестве стоит на полке. По ванной расползается аромат жасмина и хвои, Денис смешивает зелье рукой, и только потом поворачивается ко мне. — Я все решил, завтра заберу тебя из клиники и отвезу в другую, к спецам. Я не дам тебе сделать операцию. Не могу потерять тебя.

Он подходит ближе, и вижу, что хочет еще сказать что-то, но не знает, как, что-то гложет Дениса. Он не понимает меня, не знает, что я уже все решила для себя. Спец меня уже смотрел, и ничего утешительного не сказал. После ванны мы пойдем пить чай, я подсыплю снотворное.

— Катён, я должен тебе сказать… я не изменял тебе, никогда. Тогда ты пришла и увидела меня в постели с девкой… у нас не было ничего. Это брат ее привел, они пили коньяк, а я газировку, и потом очнулся уже когда ты в дверях появилась. И в армии у меня не было ничего с дочкой Грача, они с матерью меня облапошили. Понимаю, что все это выглядит так себе… я как лох попался, и…

Обнимаю любимого, я знаю все, чувствую, что говорит правду. Блаженно вздыхаю, и не даю ему оправдываться, целую теплые вкусные губы.

— Не говори ничего, у нас так мало времени. Я все и так знаю… Ванна готова.

Тяну его к пенной ванне, натянуто улыбаясь. Чувствую себя приговоренной к смертной казни, которой дали последний час для наслаждения. Мне скоро нужно вернуться в клинику, чтобы подготовиться к операции. Не хочу терять время.

— Мы не предохранялись, — напоминает Денис, и я только отмахиваюсь, размазывая ароматную пену по его груди, накладывая пушистую розоватую кучку на темную взъерошенную шевелюру. — Я же не думал, что ты придешь сегодня, не подготовился.

— Успокойся. Уже все равно, забеременею или нет, — срывается с языка, и я понимаю, что выдала себя, стараюсь замять неловкость. Парень хмурится, будто подозревает что-то, но молчит. — Ну милый, вспомни, мы столько старались, и у нас не получилось забеременеть, вот и сейчас у меня безопасные дни, не переживай.

Вру про безопасные дни, они у меня как раз самые опасные, но это уже не имеет значения. Не успеет его семя пустить ростки. Не суждено.

— Кать? — он так меня зовет только когда злится, будто забывая про Катёну. — Скажи, что ты не задумала чего-то плохого? Знаю я тебя. Странные вещи говоришь, сама как напуганный заяц.

— Просто волнительно очень, давно с тобой вот так не была, — распластываюсь на торсе мужчины и закрываю глаза.

Сейчас он мой. В это самое мгновение… еще пять минут неги, еще немного… мой…

Чтобы еще хоть немного отсрочить разлуку навечно, пытаюсь соблазнить Самойлова, ласкаюсь к нему, но получаю категоричный отказ.

— Не-не, даже не пытайся, доктор велел не усердствовать, чтобы не навредить тебе. Вдруг от сильных эмоций станет хуже.

Он улыбается мне, и вдруг кровь отливает от моего лица, прямо чувствую это, руки резко холодеют, будто кровь заледенела в венах. Передо мной в остывающей ванне сидит мой Денис Самойлов. Не чужак с лицом, которое я никогда не видела. И ауры нет. Оглядываюсь, приходя в ужас. Нет ауры ни у одной вещи. Когда я выпала из реальности и зашла в свой выдуманный мир?

Я дышать не могу, хватаю воздух ртом, крик застыл в горле. Потому что такого еще не было, чтобы все без ауры. Все равно какие-то вещи или люди светились. А теперь будто во мглу попала, завязла в ней.

— Что случилось? — встревоженно заглядывает в мои глаза любимый, и я пытаюсь улыбнуться.

— Все нормально, — шепчу, мысленно умоляя ауру вернуться. Я будто потерялась в бескрайнем космосе, откуда нет выхода.

— Да где нормально? Ты бледная, как стена. Болит что-то?

Трогаю затылок, который ноет немного, там, где был осколок. Он в последнее время постоянно болел, и было чувство, будто распирает что-то изнутри, несильно, но неприятно. А сейчас нет этого чувства, только боль странная, ненавязчивая.

— Просто я чай хочу, — выпаливаю и вылезаю из ванны, хватаясь за полотенце.

Видимо произошло что-то во время секса, и я отключилась. И сейчас в том нереальном мире. Как в коме. И все не на самом деле. Раз нет ауры, значит все неправда.

Вспоминаю, что хотела подсыпать снотворное Денису, роюсь в своей куртке, выворачивая карманы. Таблеток нет. Нет маленького полупрозрачного пакетика. В груди еще больше холодеет. Вот, значит точно нереальный мир. Потому что я несколько раз проверила карман, плотно закрыла, чтобы не потерять снотворное.

— Не это ищешь? — в дверях ванной стоит полуобнаженный Самойлов, такой, каким я его впервые увидела в Академии, с ехидной улыбкой на сексуальных губах. А в руках у него знакомый пакетик с таблетками. — Думаю, это снотворное. Ведь ты меня не травить пришла, и не лечить от простуды. Ну или от поноса, или еще от чего-нибудь, я же не болен.

Застываю у вешалки, вцепившись в свою куртку, как в спасательный круг. От стука в дверь подскакиваю и оглядываюсь.

— Чего прыгаешь? Это