Спаситель мира - Андрей Анисимов

— Садитесь вот сюда и чувствуйте себя как дома, — освобождая единственное кресло от кучи всевозможного тряпья, предложил конспиратор. — Можете не снимать пальто. Я экономлю тофф и топлю только на ночь.

Тимур не сразу понял, о чем идет речь, но быстро заменив "ф" на "р", сообразил, что хозяин говорит о торфе.

— Спасибо. У вас действительно не жарко. — Он уселся на краешек кресла, осмотрел груды хлама с надеждой куда-нибудь положить свое кепи, не нашел и пристроил головной убор на коленях.

— Так вы из Петрограда? Удрали от красных? — участливо спросил Мойша.

— Удрал, — признался Тимур.

— Как бы я хотел, чтобы и моя родная девочка оказалась рядом. Но ее муж Абрам служит в Красной армии, и она обязана сидеть там, — горестно пожаловался любящий отец.

— Прекрасно понимаю ваше беспокойство, — посочувствовал Тимур. — Но с вашей дочерью, раз она замужем за красноармейцем, все в порядке.

— Хотелось бы вам верить, — покачал головой Рамович.

— В Ревеле много людей из России?

— Здесь сейчас полно беженцев. Аристократы, евреи, купцы и просто люди, которые не хотят существовать коммуной и иметь общих жен.

— Общие жены — это сказки. Бегут от расстрелов. Большевики берут заложников и стреляют их без суда и следствия. — Карамжанову хотелось побыстрее перейти к делу, но торопить пожилого человека он постеснялся.

Услышав весть о дочери, хозяин разволновался. Он нашел терпеливого слушателя и не мог отказать себе немного поболтать о наболевшем:

— Вы только подумайте! Мойша Рамович стал дедушкой!

— Поздравляю. — Тимур привстал и пожал Раймовичу руку.

— Спасибо, молодой человек, вы принесли добрую весть. Да, мы дожили до того дня, что из России бегут люди. И виноваты в этом, как всегда, евреи. Вы можете мне сказать, что это значит? — И не дождавшись ответа, ответил сам:

—Это значит, что один еврей по фамилии Маркс на деньги другого еврея по фамилии Энгельс написал сомнительное утопическое учение, а третий полуеврей Ульянов решил этим воспользоваться. В конце концов, за коммунизм опять будут бить евреев. Знаете, почему? Не знаете? И правильно. Никто не знает. А я вам вот что скажу. В каждом народе есть пакостники. Поверьте, большинство евреев приличные люди, но нас будут судить за гнусности Маркса и его последователей… Вот и мой зять Абрам воюет за большевиков.

— Я никогда не обвинял людей по их национальному признаку, — пресек Тимур речевой поток хозяина.

— Вы разумный молодой человек, — заключил Мойша и наконец перешел к делу:

— Я помню, что вы намекнули на заказ и приличное вознаграждение? Так я вас внимательно слушаю.

Тимур полез в нагрудный карман жилета, достал кожаный футляр, раскрыл его и извлек мерцающий гранями белый камень. Старый еврей преобразился. Глаза его загорелись, а с лица исчезло жалобное, печальное выражение.

— Какая любопытная вещица! Это горный хрусталь. Но я впервые вижу этот камень такой чистой воды. Можно мне взглянуть на него поближе?

— Конечно. Вам же с ним работать, — ответил Тимур и вложил свой магический кристалл в ладонь мастера. — Я хочу, чтобы вы его скопировали.

Мойша мелкими шажками подбежал к рабочему столу, сдернул с него рогожу, зажег лампу и принялся изучать камень под лупой.

— Вы хотите иметь точную копию, молодой человек?

— Мне нужны две точных копии, — ответил Тимур.

— И вы желаете, чтобы я скопировал письмена на его обратной стороне? — прошептал Рамович.

— И письмена тоже.

— Это очень трудная работа, — шепотом сообщил Мойша.

И Тимур услышал в шепоте профессионала одновременно восторг и ужас.

— Сколько времени займет эта трудная работа, и во что вы ее оцените? — поинтересовался он.

Мастер погрузился в раздумье и засопел. Прошло несколько минут, прежде чем Тимур снова услышал его голос:

— Если я не буду спать ни днем, ни ночью, может, неделя, может, две, а может, никогда. Я подобного заказа не имел. Мне страшно назначать дату. Грани я могу скопировать быстро. Но письмена — это совсем другое дело. А цену я пока назвать затрудняюсь. Кстати, чем вы, молодой человек, собираетесь расплачиваться?

Заказчик расстегнул плащ, извлек из внутреннего кармана мешочек с золотом и протянул хозяину. Достав из мешочка монеты, старый ювелир выложил золотые кружочки на ладонь и, прикрыв глаза, кончиками пальцев проверил их подлинность.

— Полный порядок. Это таки настоящие деньги. Сейчас в Европе скверное время. А золото всегда золото. — Рамович убрал монеты назад в мешочек и протянул заказчику.

— Оставьте их у себя. Так вам будет спокойнее работать, — предложил Тимур.

Но мастер отказался:

— Нет, во-первых, брать деньги вперед — плохая примета. А во-вторых, если бы вы нашли возможность помочь дочери! Вы наверняка знаете, как ваш отец, пусть земля будет ему пухом, получил сведения о моей родной девочке. Если моя работа вас устроит, перешлите немного золота ей.

— Не уверен, что это в моих силах. Я не скоро вернусь в Россию.

— Как бы я хотел увидеть дочь и внука, — прошептал Мойша. — Вы не спросили вашего отца, как он узнал о Рути и что у нее родился сын?

— Я не мог спросить. Эти сведения отец мне передал уже после смерти, — печально сообщил Карамжанов.

Раймович вновь побледнел и уставился на гостя.

— Что вы сказали? Или я ослышался?

— Вы не ослышались. Ваше имя он мне тоже назвал после гибели.

В комнате ювелира наступила гробовая тишина.

— Вы смеетесь над старым человеком? — дрожащим голосом наконец изрек Раймович.

— Не удивляйтесь, мой отец обладал возможностями общаться с другим миром.

Его дух поборол утрату тела и явился ко мне с последним напутствием. Он и меня обучил этому.

— Я вам не верю, — прошептал хозяин.

— Сейчас поверите, — ответил Тимур и, скинув пальто, поднялся с кресла.

Вынув из кармана шелковый узелок, он на глазах пораженного еврея добыл из него бронзовые статуэтки тибетских божков, постелил шелковый платок на пол и расставил фигурки треугольником. Затем извлек из кармана плоскую кремневую зажигалку и поджег маленькую веточку. Рамович с недоумением следил за его действиями. Хвойная веточка наполнила воздух странным благовонием, и над комнатой поплыло розовое облако, обволакивая все вокруг. Мебель и предметы словно исчезали. Вместо них перед изумленным хозяином возник южный дворик, яблони, увешенные плодами, моросящий мелкий дождь и молодая женщина, укачивающая под навесом летней кухоньки малыша. Рядом на плите в кастрюле что-то кипело, и Рамович уловил из-под крышки запах чеснока и перца.

— Доченька, — прошептал он и шагнул вперед. Молодая женщина подняла голову и посмотрела в его сторону:

— Папа, как я часто думаю о тебе! Ты ведь даже не знаешь, что стал дедушкой. Внука мы с Абрашей в твою честь назвали Мойшей. Посмотри, какой он красивый. — И она подняла замотанного в одеяло малыша. Тот испугался и закричал. Молодая мама уселась на лавку и стала укачивать ребенка.

Постепенно розовый туман рассеялся, и комната ювелира вернула свои очертания. Рамович сидел, закрыв лицо руками, не в силах вымолвить ни слова.

Тимур собрал фигурки, снова завязал их в шелковый платок и спрятал в своем кармане.

— Я схаботаю вам копии этого гохного хусталя и напишу письмена на обхатной стохоне, — пообещал старый мастер, продолжая сидеть с опущенной головой.

Тимур не сразу понял, о чем ему толкуют. Он задумался и на минуту перестал исправлять для себя дефект речи собеседника. Но быстро включил мозг и, расставив букву "р" в нужных словах, с улыбкой направился к двери.

— Обязательно сработаете. Ведь отец сказал, что вы единственный ювелир на свете, способный это сделать.

Пораженный старик не смог проводить гостя. Переживание, связанное с мистическим видением дочери, отняли у любящего отца слишком много сил.

Слава Синицын шел по улице, вытянув шею. Мгновениями ему казалось, что он видит этого человека, потом тот словно растворялся среди прохожих, и старший лейтенант думал, что потерял преследуемого. Когда он уже решил повернуть назад, седая голова возникала снова. Слава шел быстро, переходил на бег, но расстояние между ними оставалась то же. Сколько времени длился этот марафон, Синицын не понимал. Он не знал, идет по следу пять минут или час, просто перестал ощущать время. Сидя в пельменной с коллегами, молодой следователь случайно глянул в окно и увидел темные глубокие глаза, взирающие на него с улицы. Это был тот же пожилой мужчина или очень моложавый старик, которого старший лейтенант видел из квартиры писателя Каребина в дверной глазок во время первого ночного дежурства.

Капитан Лебедев был прав. Не узнать этого человека Синицын не мог. Слишком уж поразила его тогда внешность незнакомца. Седой затылок опять мелькнул впереди, и Синицыну показалось, что его объект свернул в какое-то здание. Слава метнулся туда и оказался возле вахтерши. Бабка сидела на стуле и спокойно перебирала спицами. Вахтерша вязала носок. Увидев запыхавшегося незнакомого молодца, она быстро встала и преградила ему дорогу.