Подлинные сочинения Фелимона Кучера - Андрей Ветер

Я часто заглядывался на Графа и его индейского спутника. Сам Дик Диксон ездил верхом прекрасно и очень, как я уже успел отметить, смело и красиво. Он любил горячить коня и скакал со всей выразительностью своенравного молодечества, красуясь и позволяя другим полюбоваться. На нём была замечательная охотничья куртка яркого пурпура из выделанной оленьей шкуры, превосходно вышитая пёстрыми шёлковыми нитями. Похоже было, что куртка та была сделана какой-то красавицей-индеанкой, постаравшейся вложить в изделие всю страсть любви к своему возлюбленному. Но теперь эту куртку носил Граф, купив её в агентстве. На нём также были кожаные штаны, мокасины, шапка и двуствольное ружьё за спиной. Весь облик Диксона, сидевшего на разгорячённом коне, был восхитителен.

Что до молодого Оседжа, то он всегда ехал следом за Графом на красивом коне, рыжая грива которого дико трепетала на скаку. Голова и грудь дикаря были обнажены, единственной одеждой его был кусок шкуры, перекинутый через чресла. В одной руке индеец держал ружьё, другой правил лошадью. Казалось, он был готов в любую минуту помчаться следом за Графом, куда бы тот ни приказал ехать.

Пылкий воображением, Граф уже представлял бездну приключений и дерзких подвигов, совершённых бок о бок с молодым индейцем на охотничьей земле Поуней.

Проехав несколько дальше, мы перебрались через глубокий ручей по крепкому мосту – остатку старой плотины бобров, не увидев, впрочем, никаких следов этого трудолюбивого семейства четвероногих строителей.

Около половины десятого мы сделали привал в лесу и пустили лошадей на свободный корм. Разложив огни, мы принесли воды из ближайшего ручья, и очень скоро наш французик сварил для нас кофе. Когда мы пили его, Горбушка указал на что-то. Мы все обернулись и увидели старого индейца-Оседжа. Дикарь приблизился к нам, подавая знаки, коими хотел сказать, что потерял свою лошадь.

– Он принадлежит к небольшому отряду Оседжей, который прошёл тут недавно, – объяснил Горбушка. – У него пропала лошадь.

– А может быть, он просто лазутчик, нанятый враждебно настроенными дикарями?

– Ерунда. Он почти совсем слепой, потому-то и кобылу свою упустил.

После завтрака все принялись развлекаться по своему усмотрению. Одни палили из ружей в цель; другие лежали и спали, укрывшись в густой тени и положив под голову седло; третьи разговаривали возле огня, и дым вился от костра сизой струйкой, утопая в широких ветвях. Лошади хватали дикий виноград, другие в наслаждении катались по земле.

Мы же устроились под высокими деревьями, которые своими прямыми и гладкими стволами напоминали колонны. Искристое солнце струилось сквозь прозрачные листья, расцвеченные осенней пестротой, и мне чудилось, что солнечные лучи скользили по раскрашенным окнам величественного готического собора, обрамлённого колоннами. В самом деле, во многих лесах царит какая-то торжественность и ощущается благоговение, которое во мне пробуждают такие же чувства, какие я испытывал во время посещения огромных церквей. В солнечных лучах клубилась золотистая пыль. Такая же дымка бывает в храме, когда его тёмное пространство пронизывается вдруг косыми солнечными полосками.

Около полудня звуки рожка пригласили нас к отъезду, и мы скоро собрались в дорогу, надеясь приехать в лагерь ренджеров ещё до наступления ночи. Он был от нас, если верить словам старого Оседжа, не более четырёх или пяти часов ходу.

Мы проехали одинокий пруд в лесу, покрытый водяными лилиями, прелестнейшими из всех, какие мне доводилось видеть за мою жизнь. Между лилиями шныряли сотни диких уток, сияя яркими цветами своих пышных перьев. Затем мы спустились к берегу Арканзаса, где следы бесчисленных подков, уходящих в воду, ясно указывали на недавнюю переправу охотничьего отряда Оседжей, которые шли на равнины к бизонам.

Мы напоили наших коней и некоторое время шли вдоль берега; наконец, завернули к степи, где приметили далёкий дым. Этот дым заставил нас ускорить бег наших лошадей, маня очевидной близостью бивуака. Вытягиваясь по тропинке, мы примчались к лугу, где паслись несколько лошадей. Но это оказались лошади вовсе не наших ренджеров, к которым мы так усердно торопились.

Чуть впереди возникла деревня Оседжей на берегу Арканзаса. Наше появление наделало много шума. Старики толпами повалили к нам, брали каждого из нас за руку, здороваясь. Женщины и дети жались друг к другу, собираясь кучками. Они бросали в нашу сторону робкие взгляды и посмеивались, общаясь между собой шёпотом. Молодёжь со всей деревни, как нам объяснили, отправилась на охоту, поэтому в деревне остались только старики и женщины с детьми.

Тут Питерсон, не сходя с лошади, обратился к индейцам. Он объяснил цель предпринятой им поездки и возложенных на него обязанностей.

– Если говорить честно, то меня прислало правительство. Тьфу, дьявол, вы же понятия не имеете, что такое правительство. Вам говорит о чём-нибудь слово «правительство»? Нет? Правительство- это сборище удачливых мерзавцев, которые думают о том, как бы не допустить к своему корыту менее удачливых мерзавцев. Для этого они выдумывают всяческие программы и втирают людям очки, будто бы без этих программ простой люд ни шагу ступить не сможет. Впрочем, что такое очки, вам тоже не очень понятно… Так вот, правительство направило меня к вам, чтобы я способствовал установлению мирных отношений между племенами западных равнин. Я тут у вас уже не первый раз, кое-кто меня помнит. Когда я приезжаю сюда, я повторяю одно и то же, надеясь убедить вас в правоте моих слов. Война, конечно, дело паскудное, что тут говорить, и вам надобно поставить на ней крест, прекратить междоусобицы и прочую воинственную возню. Понимаю, что вам трудно отказаться от ваших кровожадных забав, ведь вы думаете, что достоинство мужчины зависит от совершённых им подвигов. Вы заблуждаетесь, но сейчас я не стану говорить об этом. Дело в том, что скоро вы просто не сможете забавляться в своих военных походах, не будет у вас возможности снимать скальпы и воровать лошадей. Не понимаете? Я объясню, всё предельно просто. – Питерсон вспотел от волнения и протёр мокрый лоб ладонью. – Вы всё больше и больше привыкаете к присутствию здесь белых людей. Вы получаете от них всякие удобные для вас вещи типа латунных чайников, винтовок и карманных часов. Но всё это делает вас зависимыми от племени Бледнолицых. Всё это – ваша гибель. Разве плохо вам жилось, когда вы пользовались луками и стрелами и не знали ничего о винтовках и пистолетах?

– Но пулей легче поразить оленя, – ответил кто-то из индейцев.

– Да, легче. И вы привыкаете к лёгкости существования. Вы теряете свои традиционные навыки. Но однажды белые люди отберут у вас ружья, и тогда вы останетесь ни с чем. Как вы будете охотиться тогда, если вы разучитесь стрелять из лука? Кроме того, с помощью ружей вы бьёте животных направо и налево, не прикладывая особых усилий, и потому губите много лишней дичи. А раз у вас много лишнего, вы не заботитесь о том, чтобы съедать всё мясо. Раньше вы срезали с убитого зверя всё до последнего куска. Теперь же вы выбираете только лакомые кусочки. Но если так пойдёт дальше, то очень быстро вокруг вас не останется ни бизонов, ни оленей.