Откуда я иду, или Сны в Красном городе - Станислав Борисович Малозёмов

– Да нет – Виктор снял с неё сапог, шапку, поднял на руки и унёс в тёмный зал. К большому окну, за которым только что зажглись фонари вдоль домов. Свет Лариса не включила. – Жить вообще смысла нет. Но ты всё равно выходи за меня. Или как?

– С радостью, дорогой.– Прошептала Лариса и уложила свою красивую голову, пахнущую тонким ароматом духов «Рижская сирень» латышской марки Dzintars на широкое плечо Виктора – Только за тебя.

Они долго стояли так возле окна. Она на руках у будущего мужа, который мог так же держать её сутки, а то и больше. За окном кончался январь. День ему осталось прожить. Было много искристого снега под лучами вечерних фонарей и одинокая ворона гуляла по снегу, ухитряясь выклёвывать снизу что – то, наверное, вкусное.

– Поужинаем и спать пораньше.– Сказал Виктор.– Мне завтра утром по делам в Зарайск надо. Хотя нет – идём спать без ужина. У меня нет желания. Ты есть хочешь?

– Нет. На руднике в столовой хорошо с девчонками пообедали. Про любовь не надумал поговорить? – Спросила она, спрыгнув на пол.

– Не, не надумал! – Захохотал Сухарев.– Любовь- тайна. Её надо один раз всего раскрыть. Чтобы обоим навсегда запомнить. Я скажу тайну эту. Скоро.

Вместо ужина они послушали в спальне на радиоле пластинку Вертинского с романсами, легли и последнее, о чём подумал Сухарев, было: « Дай бог, чтобы больше сегодня я не слышал голоса Разума. Хорошо и без него. Да так оно, кстати, и было.

Утром Сухарев поймал себя на том, что просыпается и говорит. Причём не «Доброе утро» или «Какой ядрёный денёк будет!». А повторяет один к одному фразу из последней лекции Голоса :

«– У вас на земле был давно философ Шопенгауэр. Он считал что весь смысл жизни человека сводится к страданиям. Человеку приходится постоянно вести борьбу с природой, обществом, другими людьми и даже с Богом.»

– Я ничего не поняла, Витя.– Сонно пролепетала Лариса, перелезла через Виктора и пошла готовить завтрак. – Смысл жизни в страданиях. Это из Библии?

Сухарев сел на кровать и не верил тому, что сам от себя услышал. Выходит он это выучил наизусть? Как? Его ещё в школе ругали за то, что маленькое стихотворение до конца запомнить не может. А тут – надо же! Если вспомнить все сны, которые ему показывал якобы Разум Вселенной, то… Он начал перебирать их в памяти и обалдел. Все тексты легко повторялись в том самом виде, в котором Голос их диктовал.

– Нет. Это что – то с мозгом моим. Аномалия. – Виктор поднялся, сделал зарядку минут за двадцать и в трусах вышел в зал. – Он сам всё придумывает, мозг ненормальный. Лекции вот эти на очень важные темы сам собирает в кучу. Всю, случайно услышанную моими ушами информацию, а потом выдаёт мне её во снах, чтобы я поумнел. Вроде института заочного. Я – то духовную семинарию окончил. Там близко ничего такого не слышал. О другом говорили, другому учили. Да… Надо ехать к психиатру.

Он огляделся. Пока его не было – квартира преобразилась до неузнаваемости, а вечером без света он и не пытался разглядывать жильё. С чего бы? А теперь глазам своим не верил. И обои стали бежевыми, под цвет портьер, на полу лежал ковёр одного цвета – светло коричневого. Как стол и вся мебель, и телевизор. Пустой книжный шкаф сам собой наполнился книгами. Стал смотреть книги.

Паустовский, Симонов, Толстой, Горький, Фолкнер, Диккенс, Флобер, Гоголь, Ильф и Петров, Пушкин, Чехов, Лермонтов, Блок, Тургенев, Достоевский, Пастернак, Булгаков, Бунин и незнакомые Сухареву Зощенко, Платонов, Липатов. Арбузов, Розов, тонкая книжица какого- то Шукшина.

Кто – то написал пять томов, четыре, семь, были и одинокие экземпляры. Столько книг вместе Сухарев видел только в Челябинской библиотеке. Там побольше книжек раз в сто, но у Виктора книжный шкаф был шириной метра в три. Тоже не дохленькая полочка с пятью книжками, как у многих. С четырьмя дверцами был шкаф. Снизу доверху забитый работами больших писателей. Да, это Лариска! Где взяла только? Деньги немалые хорошие книжки стоят. А тут только хорошие. Классики.

Люстра появилась. Красивая. С разноцветными свисающими сосульками, под которыми мелькали три лампочки. Четыре картины появились на стенах. Живопись маслом. Офигительно замечательные. Художников Сухарев, увы, естественно, не знал. Но зал приобрёл такой вид, будто жили в квартире ужасно утончённые интеллигентные люди с исключительным эстетическим вкусом. Из кухни убрался стол, взятый на время в церковной трапезной и белый навесной шкафчик. Скромный. Тоже в церкви дали. Вместо них Виктор увидел то, чего не заметил, когда приехал. Кухонный гарнитур. Два шкафчика на резных ножках со стёклами, за которыми громоздились тарелки, фарфоровые чашки, вазы для фруктов. Рюмки, стаканы и розетки для варенья из тонкого переливающегося стекла. Холодильник был другой. «Бирюса» Большой. На нём стояла деревянная хлебница с поднимающейся крышкой. Всё остальное Сухарев долго разглядывал и лицо его показывало как сильно нравится ему то, что стояло, висело и лежало.

– Это вообще как? – Спросил он Ларису и сел на край красивого стульчика, к ножке которого приклеили этикетку на непонятном языке исписанную. – Откуда всё? Деньги на это откуда?

– Витя, милый, всё из дома. В моей квартире стояло всё в упаковке. Я всё купила давно, книги привезла из Златоуста. Это мои книги. И картины мои.

Вот смотри – это пейзаж Пластова. Это – Левитана. Вон там, ближе к окну – «Демон» Врубеля. А это – «Венера» Боттичелли. Всё, конечно, копии. Но написанные тоже мастерами, неизвестными, правда. Не фоторепродукции. Настоящие картины великих живописцев в копиях. Я люблю читать хорошие книги, музыку, живопись, шить, вязать, готовить… Ну, и ещё много чего могу из полезных душе и голове занятий. И умных, добрых, сильных людей любила всегда чисто теоретически. До тебя почему- то они мне не попадались.

– А не распаковывала всё добро почему? – Удивился Виктор. Хорошая квартира у тебя.

– Я ведь собиралась уезжать. Папа нашел мне в Златоусте работу.– Преподавать пение в школе. Простые вещицы – то я могу сыграть. А потом случайно тебя увидела. Ты мимо нашего комитета комсомола шел утром. В церковь, наверное. Я догадалась, что ты из гостиницы. Пошла туда. Рядом же. Прошла все этажи и всем дежурным тебя описывала. Ну, на третьем этаже тётя Вера мне про тебя рассказала.

Хвалила очень. Говорила как ты первый кинулся пожар тушить и по карнизу прошел, стекло выбил, человека спас. И что вообще ты очень добрый и сильный. Ты же холодильник здоровенный один притащил на горбу из машины на третий этаж. Хотя тебя и не просили. Но не было никого. Шофёр на улице тебя увидел и сказал, что ему некогда. Иди, говорит, найди ещё пару мужиков. А ты взвалил его на плечо и принёс тёте Вере. Было?

Ну, блин… – Растерялся Сухарев.– Много чего было. Упомнишь что ли всё? Наверное, было, раз кто – то помнит. Так чего же ты в Златоуст не уехала? Отца подвела. Он тебя хорошо устроить смог.

– Я потом пошла в церковь и долго на тебя смотрела. Как работаешь, как с людьми говоришь. Ты даже рядом со мной стоял когда протодиакон Литургию вёл. От тебя так повеяло родным, своим, дорогим… Я потом три ночи спать не могла. Видела тебя часто, ходила за тобой следом до церкви много раз. Но подойти боялась. Несколько месяцев.

На руднике тебя видела и говорила с тобой. Не помнишь? Жора Цыбарев трактор получил. Тебе хвастался. Ты, я знаю, его от погибели спас. Ну и когда напросилась у Жоры, чтобы с подружками он взял меня на новоселье, то решила – или сегодня, или опять издали на тебя пялиться. Ну и поступила как профессиональная шалава. Отдалась сходу. Представляю, что ты обо мне тогда подумал. А я не то, чтобы влюбилась. Нет. Я в тебе увидела настоящего мужчину, мечту свою. Свою судьбу встретила, если уж совсем пафосно говорить. И как сдурела! Гляжу и нутром, сердцем чувствую: вот он – мой человек.