Ближний Восток. История десяти тысячелетий - Айзек Азимов

Персия должна была реагировать. Она подтянула собственную зороастрийскую ортодоксию и объявила войну еретикам. Это само по себе делало вероятным возобновление войны с Римом, причем войны ужасной, ввиду религиозного рвения обеих сторон.

Шапур II ожидал смерти Константина. Когда в 337 г . он умер, империя была оставлена трем его сыновьям, и Шапур рассудил, что империя, управляемая тремя, должна быть слабее, чем империя, управляемая одним человеком. Поэтому немедленно после смерти Константина он начал войну против Констанция, того из сыновей, который правил на Востоке.

Естественно, христиане Персии немедленно и шумно выступили против этой войны. Епископ Ктесифона яростно обличал Шапура. Это было честно, но достаточно глупо. Шапур был не намерен шутить. Он усилил преследования христиан почти до полного их исчезновения.

Констанций не был великим воином и в открытых битвах последовательно проигрывал. С другой стороны, римляне укрепили ключевые города северо-западной Месопотамии, и эти крепости последовательно сопротивлялись осадам. Самой замечательной из этих крепостей был Нисибис, расположенный примерно в 200 км к востоку от Карр и пи разу не попадавший в руки Шапура.

На дальнем западе Римской империи нашелся, однако, один замечательный молодой чело-век. Юлиан, двоюродный брат Констанция, был единственным из его родственников, все еще остававшимся в живых. (Констанций сам проследил за истреблением большинства из них, ибо христианство не изменило старой привычки абсолютных монархов убивать других членов семьи ради предотвращения гражданской войны. На Юлиана, давно опасавшегося казни, христианская любовь и милосердие не производили впечатления, и, несмотря на христианское воспитание, оп втайне вернулся к язычеству.)

Оставив Юлиана в живых, Констанций явно оставил на одного больше, чем было нужно, ибо молодой человек, немногим старше двадцати, одерживал блестящие победы над германскими племенами, которые вторглись в Галлию. Он делал это даже тогда, когда Констанций вяло воевал в Месопотамии, не проявляя ни искры военного таланта. Юлиан был настолько популярен среди своих войск, что, когда Констанций попытался ослабить его, отозвав некоторые легионы, солдаты провозгласили его императором и заставили двинуться на восток.

Констанций умер прежде, чем гражданская война могла начаться, и в 361 г . Юлиан воцарился в Риме.

Юлиану было бы выгодно заключить, на разумных условиях, мир с Персией. Религиозный повод для войны исчез, ибо Юлиан, став императором, сразу же объявил себя язычником. (Негодующие христиане дали ему прозвище Юлиан Отступник.) Оп действительно хотел ослабить христиан, избегая активных преследований, и, конечно, предпочел бы завязать дружбу с Персией против общего врага.

К несчастью для себя, Юлиан поставил перед собой цель более соблазнительную, чем ослабление христианства. Его победы в Галлии напоминали победы Юлия Цезаря, а в мечтах он казался себе новым Александром Великим. В конце концов, он был еще молод, ему едва исполнилось тридцать лет.

Следуя по стопам Траяна, Юлиан двинул свою армию в Месопотамию и повел ее вниз по Евфрату, захватывая города и умышленно демонстрируя эффективность осадных машин. Наконец он достиг Ктесифона. В четвертый раз столица Персии увидела приближение римской армии.

Первые три раза город пал, но теперь, он, казалось, решился не допустить повторения. Он запер ворота, выставил людей на стены и весь дышал неповиновением. Это вызывало тревогу. Тот факт, что вторая армия, которая должна была идти по Тигру и присоединиться к Юлиану в Ктесифоне, не появилась, но, по-видимому, застряла где-то по дороге, вызывал еще большую тревогу.

Юлиан был не в настроении устраивать длительную осаду Ктесифона. Город был взят три раза прежде, но это не давало победы над врагом, так что его захват не был самоцелью. Кроме того, армия Шапура пребывала нетронутой где-то на востоке, и осада серьезно ослабила бы римлян и сделала бы их легкой добычей контратаки.

Юлиан сделал поэтому то, что, как он думал, сделал бы Александр Великий. Он сжег свой речной флот, отрезал себя от собственных баз и бросил свою армию на иранский Восток, чтобы найти армию персов и уничтожить ее.

Но чтобы стать Александром, полезно иметь в противниках Дария III, а Шапур не собирался подражать этому последнему. Он собрал вокруг себя свою армию и отступил. Он не имел намерения рисковать ею в открытой битве против талантливого римского генерала до тех пор, пока захватчик не сократится до подходящего размера. Он следовал политике, которая в нынешние времена именуется «стратегией выжженной земли».

Куда бы Юлиан ни пошел, оп не находил ничего, кроме дымящихся развалин. Вокруг не было ни пищи, пи крова, ни, что хуже всего, врага, чтобы драться. Он оказался не в положении Александра в Персии семью столетиями раньше, но в положении Наполеона в России четырнадцать столетий спустя.

Юлиан был загнан в угол. Слишком поздно он понял, что недооценил своего коварного противника. Он повернул назад, стремясь только достигнуть безопасности, пока лишения, голод и болезни не подготовят путь к истреблению персами его войска.

Как только он начал отступать, персы появились, но только на расстоянии и на флангах. Они вырезали отставших солдат и изводили римлян короткими конными налетами. Армия теряла кровь из сотни маленьких ран, но решительный император способен был удержать ее как единое целое. К несчастью, он был уязвим изнутри так же, как извне. Факт, что он был язычником, не слишком нравился тем офицерам и солдатам, которые были христианами. Легко было распространять слухи, что Бог гонит Юлиана к безумию и гибели за его отступничество и что армия погибнет вместе с ним, если не помешает этому.

В конце июня 363 г ., во время стычки с персами, император был ранен дротиком, и хотя он не умер сразу, ясно было, что он не проживет долго. Офицеры, сразу же собравшиеся, чтобы избрать нового императора, говорили, что это был персидский дротик, но это, вполне возможно, было не так. Это мог быть римский дротик, брошенный христианской рукой.

Юлиан скончался, процарствовав менее двух лет. Он и Александр были одного возраста при кончине, но этим сходство исчерпывается. Генерал по имени Иовиан был избран новым императором. Он был христианин, но это было его единственным достоинством.

Иовиан должен был возможно быстрее вернуться в Малую Азию, чтобы подтвердить свои выборы, но Шапур II не позволил его армии убраться так легко.

Если римляне хотели уйти, им лучше было заключить некоторое соглашение, и Шапур в точности сформулировал его условия. Им оставалось только их подписать.

Иовиан подписал, и этой подписью победа Галерия была полностью сведена к нулю. Все территории, уступленные Риму Нарсахом, были возвращены, и Армения признана персидской сферой влияния. В дополнение (самое позорное) несколько крепостей в верхней Месопотамии, включая Нисибис, который так долго и так мужественно сопротивлялся армиям Шапура, были переданы персам.

От всего этого Иовиан не выиграл ничего, ибо умер на пути назад и никогда не был утвержден и коронован.

Шапур между тем испытывал значительные трудности, пытаясь установить только что завоеванную и пока теоретическую власть над Арменией. Попытки раздавить христианство в этой горной стране потерпели полную неудачу, и Шапуру лет двенадцать пришлось бороться с римскими интригами, постоянно поддерживавшими армян в состоянии восстания против него. В конечном счете, однако, Шапур купил армянское подчинение ценой терпимости к армянскому христианству. (Армяне в целом остаются христианами до сего дня, несмотря на столетия порой ужасных преследований, — торжество упрямства, сравнимого только с упрямством европейских евреев.)

Столетне анархии

Теперь, однако, никакой мирный договор, сколь угодно разумный, не мог дать ничего. Борьба на Евфрате между римлянами, с одной стороны, и иранскими народами — с другой, продолжалась уже четыре столетия, и не было способа ее прекратить. Она сделалась безумным, но неизбежным образом жизни, даже когда обе державы падали на колени перед натиском варварских племен. Пятое столетие борьбы принесло с собой невообразимый хаос.

Отчасти он поддерживался из-за быстро меняющихся судеб различных вариантов различных религий. Были, например, моменты, когда казалось, что христиане могут добиться терпимости в Персии. Эта возможность ни разу не материализовалась полностью, но, когда Яздигерд I в 399 г . взошел на трон, она почти осуществилась.

Его, как и прежних персидских монархов, осаждали драчливые магнаты и могущественное духовенство. Дошло до того, что монарху не оставили практически ничего, кроме руководства на войне. (Быть может, именно поэтому персидские цари так охотно шли на войну: это давало им возможность проявлять власть хотя бы в ограниченной сфере.)