Попытка вторжения - Юрий Павлович Валин

в своем новом жилище. Нынче Лоуд была юна — на вид лет семнадцать, не старше, платьице служанки сидело на ней изумительно. Даже чересчур — того и гляди завязки корсажа полопаются.

— Сиськи бы поубавить, — намекнула Катрин.

— Понимаю, конкуренцию кто ж любит, — закивала оборотень. — Может, впалую грудяшку сделать? Для жалостности? И еще я кашлять могу.

— Давай без фанатизма и чахотки. Мы гармонии добиваемся. С такими буферами ты повыше меня ростом должна быть, а сейчас вообще не очень понятно, как равновесие удерживаешь.

Лоуд немедленно прибавила в росте, заценила реакцию мужчин — тех роскошная баскетболистка несомненно впечатлила, особенно взлетевший до колен подол. Впрочем, боред тут же проворчал «ну, закудхала», и оборотниха завершила провокационные

экстерьерные эксперименты.

— Волосы можно чуть короче, — посоветовала Катрин.

— Под косынку уберу. Все равно постоянную длину держать трудно, отвлекают эти патлы, — доверительно призналась специалистка. — К цвету придираться будете?

— Блондинка так блондинка. Мы же вроде бы северянки.

— А как же! Блистательная госпожа кого попало в служанки не возьмет, тут тонкости важны…

— Увянь.

Оборотниха усмехнулась.

С мужчинами проблем не возникло: оставались в обычном виде, только Уксу была выдана рубаха посвежее. Боред без возражений снял свое тряпье:

— Благодарю милостивую леди. Давно собирался поменять, да все как-то времени не имелось.

— Спецодежда за счет нанимателя. Завершим дело, штаны и сапоги выдам. Сейчас тебе в старых логичнее погулять.

— Как скажете. Леди. Если не секрет, что такое «чахотка»?

— Болезнь легких. Ткани разрушаются, выхаркиваются с кровью. Здешние места боги миловали, этот недуг дальше к северу встречается. Изредка. Что такое «буфера» объяснять?

— В принципе уже понял.

— Вы вот разговоры разговариваете, а могли бы мне тростника подсунуть, — намекнул возящийся в тесной клетке Минимум.

Обустроили «дзот», заверили узника, что в следующий раз заготовится клетка пошире. Катрин собрала лишнее оружие и амуницию в мешок, пошла к воде.

Сиге ждал, жуя свежепойманную рыбешку.

— Бутерброд будешь? — спросила Катрин.

Селк схарчил краюху хлеба с кашей, забрал тяжелый мешок.

— Буй обычный поставишь? — на всякий случай уточнила командирша.

— Ооообычный. Нееее воооолнуйся.

В общем-то, все было готово. Катрин подсунула сучьев в костер и легла под плащ на супружеское ложе.

— Я все ж несколько волнуюсь, — прошептал Спаун.

— Не трясись, я буду нежна и осторожна.

Шпион хихикнул:

— Ты, как всегда, изумительно тактична. Жаль, что только шутишь.

— Да, настроение неэротичное. Не люблю я в эти поддавки играть, маловато во мне лицедейства. С другой стороны, самый короткий путь в их лагерь.

Шпион согласился, рассказал поучительный случай из практики городской работы под прикрытием и задремал. Все ж нервы профессиональные. Хотя, может это юный возраст.

Катрин смотрела сквозь ресницы на огонь костра, слушала звуки реки и берега. Быстрее бы, что ли…

* * *

Сыграли как по нотам. Гости заявились в лучших традициях — с первой рассветной

серостью.

…Первым взволновался, зарычал-заскулил в своей клетке Мин. Успел вскочить на ноги изображавший часового Укс — стремительно атаковавшие из кустов полуголые воины вырвали из его рук острогу, сшибли на землю. Прогалина лагеря заполнилась свирепым воинством, выкарабкавшегося из-под плаща Спауна мигом придавили к земле, сорвали ремень с кинжалом. Голосила Лоуд, рычал и почему-то лаял Мин. Катрин пыталась удержать сдергиваемый с нее плащ:

— Господа разбойники, смилуйтесь! Боги вознаградят!

Плащ разодрался. Воины, заценив добычу, заржали:

— Шлындра арна! Сларагерва!

Хвостачи были как хвостачи — ничего выдающегося. Собственно, после анатомического вскрытия любой вид как-то ближе становится. Катрин ахала — пленников столкали в кучу возле костра — и пыталась определить командиров среди захватчиков. Звонко всхлипывала Лоуд, кряхтели помятые мужчины, вокруг рыскали ощутимо пованивающие воины, энергично рылись в пожитках, попутно пинали и грозили саблями пленникам-мужчинам, алчно гыкали на женщин. Потом воинство столпилось у клетки, с хохотом разглядывая черного лохматого зверька — Мин забился в угол. Упитанный хвостач начал тыкать неведомого зверя острием сабли.

— Ошалели, что ли? — заорала Катрин. — Он денег стоит! Чистым серебром плачено! Попортите товар, господа налетчики. Как так можно⁈ Шестьдесят «корон», а вы ножиком тычете!

Усатые и безусые рожи озадачено обернулись.

— Шлындра? Деньги? Хде?

Произношение у героев было еще то, но понять вполне можно.

Катрин хлюпнула носом:

— Никаких шлындр. Честные женщины. А зверь больших денег стоит. Для перепродажи везем, бережно и с кормежкой. Выгодное дело, говорю. Это ж реликтовый карликовый вег-дич. Такого за полторы сотни «корон» сбыть можно.

Хвостачи переглядывались, толстый опять взялся за саблю, норовя поддеть зверька и глянуть что в нем такого ценного. Мин злобно зарычал.

— Не трожь его! Он же плюется ядовито, — Катрин демонстративно харкнула на истоптанную траву, ухватила бореда за дырявую штанину. — Вон прорехи какие — всё заплевал реликт-карлик. Убытки несем ежедневно…

Хвостачи ухмылялись, но от клетки на всякий случай отступили.

— Тих, шлындра! — начальственно рявкнул упитанный разбойник. — Опцы, ись!

«Опцы» пихаясь и ворча, выстроились в шеренгу, упитанный командир обратился к подчиненным с краткой речью, состоящей из сплошных «ых, гых, нах». Общий смысл, тем не менее, был вполне понятен — командир напоминал о недопустимости мародерства. Потом старшина сунул сабелюку за свой веревочный пояс и принялся обыскивать личный состав. Ему приходилось приседать, поскольку все трофеи подчиненных таились в шароварах. Реквизированное бросалось на обрывок плаща: ложки, мешочек с приправами, запасная Катеринина косынка, кресало, ножны ножа, вялые весенние картофелины… Видимо, важна была не ценность добычи, а сам увлекательный процесс приватизации. В строю стояло пятнадцать рыл, обобранные встречали каждую находку одобрительным тыканьем, еще не обысканные помалкивали. Коллективное негодование вызвал найденный на заднице одного из воинов узелок с остатками походного сала. Потрясенный старшина завернул тряпицу с сокровищем и крепко врезал под дых бесчестному мародеру — тот свалился на траву, соседи по строю не замедлили порядком напинать мерзавцу.

Наконец, изъятие ценностей закончилось, старшина обратился к строю с кратким утешительно-ободряющим словом. Приободренные воины ответили троекратным «сларагерва!», затем было исполнено что-то музыкально-торжественное.

— Вот пополам мне провалиться, ни слова не поняла, — прошептала между всхлипами юная Лоуд. — Это чего за заунывный шмондец?

— Молитва, — ответил образованный Спаун. — Ты лучше помалкивай.

Катрин терзали смутные сомнения. Логично было предположить, что в сочетании со сларагервством и сальными чубами должен прозвучать несколько иной мотив, но выли храбрые воины что-то другое. Хотя и смутно знакомое. Катрин знала,