История Древнего мира - Сергей Нефедов

Однако народы и племена, приведенные в движение гуннами, продолжали крушить остатки Империи; в 455 году Рим был захвачен вандалами, которые 14 дней грабили город, а потом сожгли то, что осталось «Вечного города». После ухода вандалов в Италии хозяйничали командиры варварских наемников, возводившие на престол и свергавшие императоров; в западных провинциях господствовали германцы, а в Константинополе правили свои императоры, которых не заботила судьба Рима. В 476 году вождь наемных дружин Одоакр низложил последнего римского императора Ромула Августула и отправил его корону в Константинополь. Италия превратилась в одно из варварских королевств — такое же, как королевство готов в Галлии и королевство вандалов в Африке. "Вечный город" опустел, лишь кое-где в развалинах обитали люди, на форуме росла трава и паслись свиньи. Вокруг возвышались полуразрушенные мраморные дворцы и лежали свергнутые с пьедесталов статуи; среди руин огромных терм жили отшельники, сеявшие пшеницу в некогда роскошных садах. На закате, когда солнце опускалось среди ничего не поддерживавших колонн, они собирались на вечернюю молитву и, склонившись головой в прах, пели старый псалом отверженных:

Для чего, Боже, отринул нас навсегда?Возгорелся твой гнев на овец твоих?Знамений наших не видим, нет уже пророка,И нет с нами того, кто знал бы, что будет…

ГРАД БОЖИЙ

Римский мир рушится, но не склоняется наша высоко поднятая голова!

Христиане с давних времен проклинали Рим, этот оплот язычников — и в то время как одни горевали, другие радовались его падению. Святой Августин написал книгу о граде земном и граде Божьем; град земной — символ зла и насилия — отождествлялся с Римом, а град Божий — со святой христианской церковью: град земной пал, но град Божий стоит нерушимо. Многие христиане называли Градом Божьим Константинополь — вот он, Новый Рим, он стоит, и высоко поднимается его глава! Западные провинции стали добычей варваров, но Империя устояла, и жители восточного Средиземноморья по-прежнему называли себя римлянами. По-прежнему процветали огромные города, шумели рынки и толпа на ипподроме приветствовала императора: «Многие лета августейшему!» Когда гунны отступили в свои степи, императоры сумели организовать оборону границ; как и раньше, вдоль пограничных валов селили германцев-федератов, а в тылу стояли мобильные армии — но теперь это были не римские легионы, а разноплеменная наемная конница. «Мы поставили волков вместо сторожевых собак», — предупреждал императора Аркадия один из его сановников — однако жители Востока уже давно разучились держать в руках оружие; только малоазиатские горцы-исавры еще сохраняли свою воинственность — но они были столь же ненадежны, как варвары. Так же, как на Западе, варварские наемники пытались захватить власть, и одно время императоров ставили на престол готы, а потом — исавры. В 491 году восставшие жители Константинополя изгнали исавров, и с этого времени императоров возводили на царство не воины, а беспокойное население столицы. На огромном ипподроме, вмещавшем сотни тысяч людей, во время состязаний происходили встречи императоров с народом: толпа могла приветствовать, а могла и освистать самодержца или начать скандировать: «Другого императора ромеям!» Зрители делились на две партии болельщиков, поддерживавших возниц в голубых или зеленых одеждах; если, к примеру, побеждали колесницы «зеленых», то недовольные «голубые» могли затеять драки на трибунах; если одна партия освистывала императора, то другая его приветствовала. Иногда «голубые» и «зеленые» объединялись, чтобы потребовать снижения налогов, и императорам приходилось идти на уступки — однако это приводило к сокращению жалования федератам и военным мятежам в провинциях.

Тяжелые военные налоги были не единственным бременем, лежавшим на жителях христианской Империи. К концу V века Восток оправился от военных бедствий, но вслед за восстановлением деревень снова пришло время перенаселения и малоземелья. Обремененные долгами крестьяне продавали свою землю ростовщикам и становились арендаторами-колонами. Снова вошло в силу сословие крупных землевладельцев-сенаторов; сенаторы пользовались налоговыми льготами и в обмен на землю предлагали крестьянам свое покровительство, "патронат". Передав свои надел патрону, крестьяне становились его колонами, освобождались от казенных налогов и какое-то время могли сносно существовать — пока хозяин не увеличивал свои требования. Патронат был официально запрещен, но провинциальные чиновники не исполняли законы; они сами, как могли, обирали народ и выступали в роли патронов. Повсюду возникали огромные поместья новоиспеченных земельных магнатов с величественными дворцами, парками и собственной военной стражей.

История повторялась, всё это — разорение крестьян, обогащение помещиков, Сжатие, голод — всё это уже было во II веке до н. э., а потом во II веке н.э. За каждым Сжатием следовала революция и гражданская война, в которой гибла большая часть населения; богатые подвергались резне, их землю делили между бедняками — и в опустевшей стране на некоторое время воцарялся мир. Но через полтора-два века численность населения возрастала в несколько раз и снова начиналось Сжатие, снова бедняки продавали свою землю богатым, снова нищие брели по дорогам и голодные поднимали знамя очередной революции. История распадалась на циклы длиной в полтора-два века: революция, война, передел земли, столетие мирной жизни, многократный рост населения, нехватка земли, голод, скупка наделов богатыми, еще голод — и снова революция, война, гибель половины населения и передел земли. Историки называют эти циклы развития ВЕКОВЫМИ или ДЕМОГРАФИЧЕСКИМИ ЦИКЛАМИ. Каждая революция порождает монархию, которая пытается дать землю крестьянам и установить справедливость, но очередное Сжатие сводит на нет благие устремления монархов: ведь они не могут обеспечить землей народившиеся новые поколения и не могут удержать крестьянина, когда он в голодный год отдает свою землю за мешок зерна. Кроме того, обнищавшие крестьяне не могут платить налоги, а армия, не получая денег, поднимает мятежи — все эти беды накатываются одна за другой, и мало кто может противостоять им. Однако истинный монарх и в трудную минуту не должен опускать рычаги управления, он должен действовать решительно и властно — так, как действовали Септимий Север или Юстиниан.

Юстиниан был сыном бедного пахаря из маленькой деревеньки в македонских горах, набожным крестьянским парнем, привыкшим к скудной пище и тяжкому труду. Когда его дядя Юстин, выслужившийся из солдат офицер гвардии, по прихоти судьбы стал императором, он вызвал племянника в столицу и усадил его учиться наукам. Выучившись, Юстиниан стал помогать неграмотному дяде управлять государством, но при этом не оставил своих деревенских привычек, скромно одевался, постоянно постился и ходил в церковь. В церкви он познакомился со своей будущей женой Феодорой, знаменитой красавицей, которая в прошлом была актрисой, развлекала толпу на ипподроме и, по слухам, много грешила — а теперь вела благочестивую жизнь и замаливала грехи перед богом. Бог был той силой, которая направляла Юстиниана: император повсюду ссылался на божественное вдохновение и все свои указы ставил под покровительство Господа. Позднее, одержав великие победы, Юстиниан воздвиг себе огромную конную статую и начертал на ее пьедестале слова из Библии: "Он воссядет на коней Господних и езда его будет во спасение".

В 527 году Юстиниан унаследовал императорский престол и попытался навести порядок в управлении; многие вельможи потеряли свои посты, а их поместья были конфискованы, чтобы пополнить пустую казну. Привыкшим уклоняться от налогов столичным торговцам и ростовщикам пришлось платить недоимки — это вызвало недовольство многочисленных константинопольских буржуа. В 532 году в столице вспыхнуло восстание; знать подстрекала народ и раздавала бунтовщикам оружие и деньги. Юстиниан был осажден во дворце, а на ипподроме сенат и "народ" избрали нового императора. Юстиниан уже думал о бегстве, но Феодора остановила его: "Нет лучшего погребального покрова, чем царская пурпурная мантия", — сказала императрица, и Юстиниан решил сражаться до конца. Были вызваны гвардейские отряды, которые ворвались на ипподром и устроили страшную резню; погибло 30 тысяч восставших — и с этого времени никто не думал о сопротивлении реформам. Привыкшие воровать чиновники были заменены, и новые служилые приносили присягу на Библии; под угрозой Страшного Суда Божьего они клялись управлять "без обмана и подлога", "неподкупно и без насилия". К губернаторам были приставлены церковные старосты, епископы, которые следили за соблюдением закона и "божеской справедливости". Вместо прежних разрозненных и противоречивых законов был создан единый кодекс, до сих пор являющийся образцом для юристов; новые законы вывешивались на всеобщее обозрение в церквях. Священники пересказывали неграмотным суть законов и объясняли, что налоги собираются государем не для себя, а для содержания войска и защиты верующих, что их уплата — это дело благочестия, священный долг. Подати были тщательно расписаны в зависимости от состояния плательщиков, и, если бедняк не мог уплатить налог, за него платили зажиточные соседи.