Записки экспедитора Тайной канцелярии - Олег Рясков

– Ну-ка, тихо!

Между тем Глаша, так звали избранницу пожилого господина, войдя в спальню, деловито повесила плащ на крючок и принялась не спеша раздеваться. Ох, как она это умела! Не зря мадам подсовывала ее только самым важным гостям. Девушка вертела бедрами, бросала кокетливые взгляды на любодея, спускала чулки медленно, чтобы ночной гость успел насладиться всеми прелестями точеного колена. Она и впрямь была хороша: черные блестящие глаза, лукавая улыбка, молодое упругое тело – налитая ягодка, да и только!

– Козочка моя! – восхищенно пыхтел старик, мешкая, однако, из-за чего-то. И хотя девица, оставшаяся уже в одних панталонах, заманчиво крутилась возле постели, он все копался: снял шляпу и парик, начал расстегивать камзол, но при этом суетливо искал что-то в больших карманах. Наконец нащупал небольшую склянку, отвернулся, чтобы Глаша не заметила, и несколькими глотками выпил почти все содержимое. Девица, правда, и не следила за ним. Ей надоело развлекать этого старикашку, она присела на кровать, нарочно спиной к нему, при этом лукавая улыбочка мигом слетела с ее лица и губы невольно сложились в презрительную гримасу. Господин покончил-таки с приготовлениями, облегченно вздохнул, обхватил предмет страсти за талию и потянул было к себе, но вдруг странно задергался, захрипел, а затем так же внезапно обмяк у нее на коленях. Глаша инстинктивно оттолкнула его, но после присмотрелась к лицу и помертвела от ужаса: глаза у старика вылезли из орбит да так и застыли, дыхания не было. Мгновение девушка и сама не могла вздохнуть, а потом закричала что было силы.

Конечно, встревоженная хозяйка и другие девицы тут же вбежали в комнату. Зрелище им открылось малорадостное: на кровати навзничь раскинулся почтенный гость, вид его не оставлял сомнений в печальном исходе любовного приключения, Глаша спряталась в угол за кресла и тоненько всхлипывала от крайнего испуга, не в силах даже как следует зарыдать, трясясь всем телом, и категорически не желала выходить. К счастью, мадам Софи была женщиной опытной, греховный бизнес научил ее не теряться ни в каких ситуациях. Она живо вытолкала девиц из спальни, не трогая, однако, до времени Глашу, спешно начертала что-то на бумаге и подозвала Лили – самую толковую свою подопечную. Та, хоть и была взволнована не меньше товарок, с готовностью выслушала, куда и кому она должна доставить письмо, сжала в руке листок и спешно отправилась выполнять поручение.

Вот как вышло, что в тот злополучный вечер в двери Самойлова постучалась девица легкого поведения, да еще и настоятельно потребовала от заспанного Егорки разбудить хозяина. Такой возмутительный номер никак не должен был пройти – Егор стоял стеной и твердо намеревался не допустить до барина сомнительную гостью.

– Я ж вам говорю, они почивают.

К счастью, Иван не спал: в сей поздний час, развалившись на кровати, он увлеченно листал пухлый том, доставшийся ему в наследство от погибшего Маслова. «Vitae parallelae»[15] в изложении Плутарха так увлекли его, что он не сразу услышал неурочный шум в прихожей. Но едва различил взволнованный женский голос, тут же вышел посмотреть на посетительницу.

Лили сразу догадалась, кто перед ней, отстранила докучливого Егора и кинулась к Самойлову со словами:

– Меня прислали от месье Ушакоф. Он просил передать это письмо вам.

Иван засунул массивный том под мышку, развернул письмо, пробежал его глазами. Оно было коротким:

«Ваше Сиятельство,

Вы не раз говорить мне, что я могу рассчитывать на ваш помощь, если возникнет какой нужда. У нас в салон случился большой беда, прошу поскорее приехать.

Ваша Софи».

Ниже убористым почерком стояло: «Посмотри, что там, я скоро буду!»

– Хорошо, сейчас едем. Запрягай, – велел Иван Егорке.

Тот согласно кивнул, с приказами Ушакова спорить он не привык. Тут из своей комнаты выглянула Лиза. Она уже почти уснула, но вдруг почуяла неладное. Так и есть – к Ванюше (от Пелагеи переняла она это обращение и всегда мысленно так называла Ивана) опять в ночи прибежал кто-то. Сейчас он оденется и уйдет, а ей до его возвращения теперь не спать и маяться! Лиза давно поняла, что за беспокойная служба у ее. Кого же? Не отец он ей, да и молод для отца, и не брат. Говорит, мол, опекун. Ну пусть так и будет. Только роднее его нет у нее никого в целом свете. Потому-то девочке и казались все эти странные посетители дурными и опасными людьми, уводившими от нее ее Ванюшу. Как была – босая, в одной рубашке – вышла она к Самойлову и хмуро поинтересовалась:

– Это кто?

– Ей… нужна моя помощь, – запнувшись, ответил Иван.

Он немного растерялся, вот уж кому совсем не следовало знать о том, что за гостья пришла к ним в столь поздний час, так это малолетней девчушке. Сам вид девицы легкого поведения был неподходящим для глаз ребенка, а если посетительница, не дай бог, сболтнет чего о своем распутном ремесле? Надо поскорее выпроводить ее.

– Хорошо, подожди снаружи, сейчас едем. – обратился он к Лили.

– На ночь глядя? – Лиза совсем насупилась.

Знал бы он, как мучительно тревожно у нее на

душе! Но сказать она не умела, оставалось только смириться и ждать. Егора, однако, развеселили Лизкины слова. Он-то смекнул уже, что сейчас вместе с хозяином отправится в бордель, да к тому же ночью, как на грех, и все это само по себе жутко щекотливо и занимательно. Подавленный смешок вышел каким-то совсем уж хрюкающим, Иван взглядом осадил весельчака и постарался объяснить Лизе как можно мягче:

– Беда приходит, не выбирая, что на небе светит: солнце или луна. Иди спать!

Девочка смерила презрительным взглядом «беду», что свалилась на голову ее Ванюши нежданно-негаданно, упрямо шмыгнула носом и, буркнув «Ну-ну», зашлепала босыми ногами к себе в комнату.

– Ох, коза растет! – усмехнулся ей вслед Егор и побежал закладывать лошадей.

Оказавшись, наконец, в карете наедине с ночной гостьей, Самойлов приступил к допросу.

– Так что случилось?

– Один посетитель умер прямо у нас! – донесла Лили ужасную весть.

– Всего-то? – нарочито легкомысленно усмехнулся Иван. Побывав уже не в одной переделке, он мог себе позволить некоторое хладнокровие перед лицом новой беды. К тому же молоденькая девица так забавно выговаривала слова, чуть картавя (видать, нездешняя), волнуясь и расширяя при этом глаза для пущей значимости, что Ваня просто не смог удержаться.

– Он умер в постели! – не унималась Лили. Затем перешла на шепот, хотя их и так вряд ли кто-нибудь мог слышать. – И он очень важный!

– Важный? – иронично переспросил Самойлов. Тьфу, пропасть! Ну что за снисходительный тон привязался! Иван все пытался заговорить серьезнее, да только больно не вязался титул «важный господин» с тем неважным местом, где предстал он перед господом.

– Очень! – подтвердила девица.

На том короткий допрос и завершился. Чувства подсказывали Ивану, что более ничего путного его спутница не знает, да и пора было поразмыслить и прикинуть, как браться за это дело. Оставшуюся дорогу они ехали молча.

Глава II,

в коей выясняется, что пути господни неисповедимы, а договориться с Ушаковым не всегда возможно

Едва Самойлов зашел в маленькую гостиную «дома свиданий», как к нему кинулась взволнованная дамочка лет тридцати с небольшим, судя по всему, хозяйка заведения. Остальные девицы, впрочем, тут же стайкой окружили их.

– Мой бог! Это такое пятно на мой дом. Нашел, где умереть, подлец! – восклицала мадам Софи.

Надо сказать, что она была женщиной сильной воли, во власть эмоций попадала редко. По воле случая еще молоденькой девушкой оказалась в чужой стране совсем без средств – ее в качестве трофея Гангутской баталии привез с собой с далекого Аландского острова молодой русский офицер. Он, правда, был с ней ласков, но только вскоре по прибытии в Санкт-Петербург скосила его лихорадка, от коей он и помер. Как мыкалась юная финка, не имевшая никаких связей, изгнанная с казенной квартиры, совсем не понимавшая чужого языка – один бог знает. Но только она не растерялась и воспользовалась своим природным богатством – молодостью, миловидностью и умом. Обольщая одного за другим нужных людей, она сколотила кое-какой капиталец, он-то и позволил ей открыть сие заведение – пусть небольшое, но чистенькое. Даже важная клиентура им не брезговала, комнаты почти никогда не пустовали. Теперь уже не нужно ей было своим телом добывать деньги. Пять нанятых девиц (все, кроме злосчастной Глаши, – иноземки, из бедноты, но с манерами) работали с клиентами, принося мадам Софи (Суви по-фински, но ей нравилось называть себя Софи, на французский манер) немалый доход. Нынешний случай совсем не входил в ее планы, и она скорее рассердилась, чем испугалась. Оставалась надежда только на заступничество все тех же нужных людей, одним из которых был Ушаков. Он, правда, использовал ее девочек совсем в других целях, но обязан ей все равно был – тут уж как ни крути.