Неизвестная Канада - Борис Кригер

Сам я никогда подобных геройств не совершал и потому не могу художественно поделиться весьма ценным опытом шагания по снегу вдали от последних форпостов цивилизации. Поэтому трудно сдержаться и не предъявить читателю пространную цитату из Джека Лондона, тем более, что наверняка это благородное занятие мало чем изменилось за последние сто, да куда там, тысячу лет...

«...Нет труда изнурительнее, чем прокладывать дорогу. На каждом шагу широкие плетеные лыжи проваливаются, и ноги уходят в снег по самое колено. Потом надо осторожно вытаскивать ногу – отклонение от вертикали на ничтожную долю дюйма грозит бедой, – пока поверхность лыжи не очистится от снега. Тогда шаг вперед – и начинаешь поднимать другую ногу, тоже по меньшей мере на пол-ярда. Кто проделывает это впервые, валится от изнеможения через сто ярдов, даже если до того он не зацепит одной лыжей за другую и не растянется во весь рост, доверившись предательскому снегу.

Кто сумеет за весь день ни разу не попасть под ноги собакам, тот может с чистой совестью и с величайшей гордостью забираться в спальный мешок; а тому, кто пройдет двадцать снов по великой Северной Тропе, могут позавидовать и боги. День клонился к вечеру, и подавленные величием Белого Безмолвия путники молча прокладывали себе путь. У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее – Белое Безмолвие в его бесстрастности. Ничто не шелохнется, небо ярко, как отполированная медь, малейший шепот кажется святотатством, и человек пугается собственного голоса. Единственная частица живого, передвигающаяся по призрачной пустыне мертвого мира, он страшится своей дерзости, остро сознавая, что он всего лишь червь. Сами собой возникают странные мысли, тайна вселенной ищет своего выражения. И на человека находит страх перед смертью, перед Богом, перед всем миром, а вместе со страхом – надежда на воскресение и жизнь и тоска по бессмертию – тщетное стремление плененной материи; вот тогда-то человек остается наедине с богом».

Через несколько дней отправившегося во второе путешествие Камеруна отвлекли от его уединенного общения с Богом. Обмороженное, хотя еще дышащее тело случайно подобрали какие-то честные браконьеры, и поскольку он показался им несъедобным ввиду полной иссушенности в сочетании с упорной свежезамороженностью, эти благородные рыцари капкана сдали Камеруна на руки взволнованной семье.

Нужно сказать, что в оба путешествия Камерун брал с собой собак, но возвращался исключительно один. В первом путешествии его любимую собаку почти сразу же съели волки. Судьба собаки, сопровождавшей Камеруна во второе путешествие, осталась невыясненной. Некоторые недоброжелатели подозревают, что Камерун сам ее съел. Наверное, поэтому, когда упорный Камерун собрался в третье путешествие, сожительница не дала ему свою собаку. Она нежно сообщила ему, мол, пусть подыхает сам, а бедное животное здесь ни при чем!

Но на этот раз Камеруну улыбнулось счастье, и он, несмотря на сорокаградусный мороз, прошел национальный парк с севера на юг, совершив таким образом поступок, достойный настоящего идиота.

И что, вы думаете, произошло после достижения заветной цели? Ничего особенного. Камерун отправился в четвертое путешествие, причем по тому же маршруту. В этот раз его снова спасали с вертолетом...

Откуда такое стремление подвергать себя смертельной опасности? «Скука!» – скажете вы. Не иначе – скука. А может, и правда, поиск общения с Богом? Может быть, Бога больше нет в храмах, и теперь, чтобы перемолвиться с ним словечком, нужно полностью отдаться на милость Белому Безмолвию?

Сотрудница, поведавшая мне эту эпическую историю Камеруна-первопроходимца, тоже увлекается опасными занятиями в свободное от работы время. Она часто смакует воспоминания о полученных травмах в результате падения с лошади, игры в женский хоккей на траве с применением мячика, изготовленного из цемента. Прыгала она и с парашютом, бросалась с высоты вниз головой, будучи привязанной за ноги, каталась на роликах по тонкому весеннему льду на озере и даже лазала по обледенелому столбу вверх за призами, причем практически голая по пояс... Но особенно ей нравится рассуждать об эволюции цвета синяков.

– Вот тут у меня был синяк размером со сковородку, – гордо заявлет эта весьма увесистая барышня, демонстрируя упитанную коленку. – Сначала синяк был багровым, потом посинел, а затем с краев стал фиолетовым, а в середине черным! – говорит она с сожалением, что этот чудо-синяк остался в прошлом.

А сынишка сотрудницы поделился собственными воспоминаниями о спуске на старом диване через пороги горной реки, прыжках с обрыва, попытке полетов с крыши, игре в бейсбол, в результате которой ему делали операцию в отделении востановительной хирургии лица, а также прочих мелких шалостях.

Из вышесказанного можно сделать вывод, что как бы ни была спокойна и размеренна жизнь человека, все равно при желании он найдет себе приключений вдоволь. Куда нам до местных жителей Канады, этих титанов-пионеров, строителей могучей северной страны! Так и хочется встать и спеть гордый гимн, чтобы почтить память всех безвременно покинувших этот мир, чья жизнь внезапно оборвалась в момент триумфальной погони за восхитительным синяком размером со сковородку.

Револьверные выстрелы

Иной раз хочется понять, откуда берутся разные типажи людей. Особенно это занимательно в провинции, где многие поколения остаются на одном месте и взаимоперемешивание народонаселения случается нечасто. Видимо, необходимо обратиться к истории, чтобы понять, отчего мои добрые соседи столь необщительны (за долгих семь лет мы не только не перебросились маломальским словечком, но и вообще не видели друг друга), или почему местный человек предпочитает сидеть дома впроголодь и курить траву, а не пойти и не заработать себе на что-нибудь более питательное.

Все началось более ста сорока лет назад, когда некто по имени Хант обосновался на берегу тогда еще пустынного водоема и решил, что здесь возникнет населенный пункт, который впоследствии, разумеется, назвали Хантсвилль И где я был тогда? Если б я вовремя подсуетился, то этот населенный пункт назвали бы Кригерсвилль, хотя, впрочем, это совершенно не звучит... Так что, может, оно и хорошо, что я не подсуетился и прибыл сюда с некоторым опозданием.

Так или иначе, мистер Хаит запретил употребление алкогольных напитков на своем берегу, и все питейные заведения сконцентрировались на противоположном. Рассматривая старинные фотографии, поражаешься тому, как похожи их герои на сегодняшних окрестных жителей. Вот те же Джоны и Фрэнки стоят с увесистыми пивными кружками, только одежка более стильная. И неизменно на грязных шеях повязаны галстуки. А как же... Кругом ведь плескался девятнадцатый век. Эпоха обязывала.

В 1877 году корреспондент одной захудалой газетенки, проезжая через деревню, ставшую впоследствии славным городом Хантсвиллем, рапортовал: «Несчастная, потребительская деревушка, в которой проживает, пожалуй, не больше ста жителей». Другой журналист в 1879 году призывал остановить пьянство и перестрелки, которые в основном губили молодое население. Его коллега добавлял масла в огонь: «Улицы этого селения полны дохлых лошадей, куч навоза и прочих отбросов, а также непроходимой грязи, которой могла бы гордиться любая индейская деревушка времен первопроходца, досточтимого Жака Картье».

Нравы того времени отлично отражены в правилах местной гостиницы с гордым названием «Альбион». Правила гласили: «Джентльмены, ложащиеся в постель не снимая сапог, должны платить сверх прейскуранта; три удара в дверь означают, что произошло убийство, и вам нужно явиться для расследования; пожалуйста, напишите ваше имя на обоях, чтобы мы знали, что вы здесь были; недостающая ножка стула, если она вам понадобится, находится в шкафу; револьверные выстрелы – не причина для беспокойства; за керосиновые лампы требуется доплата, свечи – бесплатно, но они не должны гореть всю ночь; не отрывайте куски обоев для раскуривания ваших трубок (обои нужны для ведения записи имен постояльцев); если идет дождь и на вас капает через дырку в потолке, – зонтик под кроватью; крысы не опасны, даже если они гоняются друг за другом по вашему лицу; двое джентльменов, проживающих в одной комнате, должны договориться пользоваться одним креслом; если в наличии нет полотенца, пользуйтесь одеялом».

Если вы полагаете, что я выдумал эти правила, то вы не угадали. Я переписал их из исторической брошюры, описывающей наш край (Larry D. Cotton. Wiskey and Wickedness. Vol. 3. Muskoka and Parry Sound Districts, Ontario 1850 to 1900).

Приятный нрав местных жителей проявлялся и во время великих потрясений, постигших наш город. Самый страшный пожар в истории Хантсвилля случился в 1894 году. Выгорел весь центр города как раз по ту сторону реки, где, по завещанию Ханта, было запрещено употребление горячительных напитков. Немедленно, как только начался пожар, жители послали призыв о помощи в близлежащие населенные пункты Брейсбридж и Гравенхёрст. Однако добровольные пожарные команды прибыли, когда огонь уже был потушен. Поскольку пивные оказались на другой стороне реки и не пострадали от огня, пожарники прямиком отправились туда. После нескольких стаканчиков виски они затеяли драку, и самые шустрые были арестованы местным констеблем. Оставшиеся пожарники обступили констебля и предъявили ультиматум: если их товарищей немедленно не освободят, то они завершат разрушение того, что не уничтожил пожар. Арестанты были немедленно отпущены, и пожарники покинули город со следующим поездом.