Мой лучший друг генерал Василий, сын Иосифа - Валентин Ежов

— Ого! У вас отличные данные, — удивилась Нинель.

— Говорят, — пожал плечами Бобёр.

Актриса заметила, что все смотрят на него. И, чуть смутившись, рассмеялась.

— Боже, как же я сразу не догадалась. Вы же тот самый знаменитый, несравненный Бобров! — Она протянула руку. — Нинель Шумская, актриса театра оперетты.

— Теперь понятно, В оперетте все нужно уметь, кивнул Бобер.

Они двинулись по коридору. Нинель кокетливо жаловалась:

— Ужасная тоска, Я второй месяц здесь.

— Можно что-нибудь придумать.

— Уже пытались. Здесь жуткие строгости.

— Пугаете?… Попробуйте через полчасика спуститься в сад.

— Хорошо. Но я думаю — все равно ничего не выйдет, — пожала плечиками Нинель.

Она пошла к себе в палату, а Бобер, прихрамывая, пошел к столику, где сидела Ксюша.

— Уважаемая Ксения Николаевна, разрешите позвонить?

— Звоните… только недолго.

— Видите ли… у меня личный разговор… — доверительно шепнул Бобер.

Ксюша вспыхнула, встала и ушла. Бобер набрал номер.

— Костя?… Слушай внимательно. Передай Толику — мне нужна машина и две формы… Одна — моя, вторая — поменьше, совсем маленькая… Потом объясню… Чтоб как штык был у больницы со стороны сада!.. Да… Да… Молодец, правильно догадался… Ближе к вечеру.

Под вечер Бобер и Нинель спустились в сад, где гуляли редкие больные, зашли за разросшийся куст сирени у больничной ограды. Бобер тихо свистнул. Из-за забора раздался ответный свист.

— Вбрасывай! — скомандовал Бобер.

Через забор пролетел небольшой тюк и застрял в кусте сирени. Бобер развязал тюк. В нем оказались две военные формы: одна офицерская, другая солдатская, с погонами сержанта. Бобер развернул солдатскую форму и недовольно сказал «забору»:

— Не мог еще одну офицерскую найти?

За забором обиделись:

— Сам сказал маленькую. Вот я свою и привез… Выходи быстрее, мы под «кирпичом» стоим.

Нинель, совершенно не стесняясь, сбросила пижаму. Стояла раздетая, в одном белье. Бобер взглянул на нее и не мог оторвать глаз от ее точеной фигурки.

Нинель улыбнулась.

— Что смотришь?… Переодевайся скорее.

Бобер вдруг шагнул к ней, обнял и приник к ее губам долгим поцелуем. Она ответила на поцелуй, потом, освободившись, сказала тихо;

— Не торопись, центрфорвард.

Бобер снова решительно притянул ее к себе.

— Выходи за меня замуж. У меня никого нет.

— Ну и атака! — Нинель, улыбаясь, посмотрела ему в глаза. — Что ж, стоит подумать… Может получиться неплохая пара.

Они быстро переоделись. Бобер застегнул китель, свернул свою и ее пижамы и бросил через забор, крикнул:

— Держи пас!

— Есть. Принял на голову, — ответили из-за забора. Бобер смерил взглядом высоту забора, сказал Нинель:

— Ладно. Пойдем через проходную… Если что, скажем, навещали Боброва.

Форма на Нинель была размера на два больше, сапоги тоже, но пилотка очень ловко сидела на ее пышных волнистых волосах.

На проходной старичок вахтер с удивлением оглядел их, спросил:

— Товарищи военные, у вас есть пропуск?

Бобер спокойно ответил:

— Есть. — И протянул вахтеру пятерку. Вахтер взял деньги, кивнул:

— Проходите.

Выйдя на улицу, Нинель весело рассмеялась, взяла Бобра под руку и, прижавшись к нему, пропела:

— «…Нам нет преград на море и на суше!»

Так, почти в обнимку, они пошли дальше, не зная, что неподалеку, на другой стороне улицы, было зданий военной комендатуры. На крыльце его стоял сам начальник комендатуры, долговязый седоватый полковник В тщательно отутюженных брюках и в кителе с начищенными пуговицами. Рядом с ним стоял патруль — капитан и двое солдат с повязками на рукавах'. Полковник им что-то говорил. Увидев идущих в обнимку по улице старшего лейтенанта Бобра и сержанта Нинель, так явно нарушивших все уставные нормы, начальник комендатуры даже замер от изумления. Потом зычно скомандовал:

— Товарищ старший лейтенант! Товарищ сержант! Ко мне!!!

Бобер, не повернув головы, сквозь зубы сказал Нинель:

— Убери руку. Военным не полагается под ручку. Быстро за угол! — И прибавил шаг.

Полковник приказал патрульному офицеру:

— Задержать!

Капитан и двое солдат перебежали улицу и перед самым углом перегородили дорогу Бобру и Нинель.

— Товарищ старший лейтенант, товарищ сержант, подойдите к полковнику!

Бобер с растерявшейся Нинель были вынуждены подчиниться. Они подошли к мрачному полковнику. Тот оглядел их, все больше наливаясь гневом, и наконец разразился криком на всю улицу:

— Вы что себе позволяете, товарищ старший лейтенант?! Безобразие!!. Вы где находитесь?!. Может быть, в лесу или на пляже?! Может быть, вы прямо на улице совокупляться начнете?!

Нинель, задохнувшись от возмущения, повернулась к Бобру.

— Сева, как он смеет?

— Товарищ полковник, я попросил бы вас выбирать выражения, — отведя в сторону глаза, сказал Бобер.

Полковник обалдел. С такой наглостью он встретился впервые за всю свою службу.

— Что-о-о?! — Гнев перехватил ему горло. — Как… как стоите?! Смирно!!!

Бобер подтянулся, а Нинель как стояла, по-балетному выставив ногу, так и осталась стоять.

Полковник судорожно рассмеялся.

— Ишь… «Как я смею»?1 Вы, старший лейтенант, пойдете под арест! А вы… — он повернулся к Нинель, которая смотрела на него с гневным возмущением. — Вас, сержант, я сгною на гауптвахте!.. Вы у меня до конца службы будете сортиры мыть! — Протянул руку. — Документы! — Посмотрел на Бобра, снова на Нинель. — Ваши документы!

Нинель отвернулась.

— Я с вами вообще разговаривать не желаю. Вы грубый и невоспитанный человек!

От такого неслыханного поведения полковника чуть не хватил удар, он растерянно и тихо протянул:

— Ч-ч-что?…

Бобер спокойно произнес:

— У меня нет с собой документов. Я Бобров, футболист ЦСКА.

Капитан, сразу узнав его, обрадовано вскрикнул:

— Точно — он! Бобер!.. Центрфорвард!

— А сержант со мной, — продолжал Бобер. — Из нашего… армейского ансамбля.

Полковник злорадно пропел:

— А-а-а… Все ясно!.. Артисты-футболисты!.. Тем более пойдете под арест! Только позорите форму Советской Армии!

К комендатуре подошла машина. Полковник взглянул на часы и приказал капитану:

— Оставить их здесь до утра. Завтра я с ними разберусь.

Он сошел с крыльца, сел в машину и уехал.

— Что поделать, товарищ старший лейтенант… Придется вам здесь ночевать, — смущенно развел руками капитан, начальник патруля.

— Это возмутительно!.. — притопнула здоровенным сапогом Нинель.

Бобер рассмеялся.

— Будем считать, что это наша первая брачная ночь. — Он повернулся к капитану. — Может, отпустишь до утра, капитан?

— Я бы отпустил… Но никак не могу, товарищ Бобров. Полковник меня со свету сживет. Это же известный всей Москве зверь! Полковник Ярцев!

— Тогда нас в одну камеру, — потребовал Бобер.

Капитан подмигнул.

— Это сделаем.

Из-за угла выскочил злой Толик в гражданской одежде. — i

— Сева! Ты куда пропал? Я ж под «кирпичом» стою!

Нинель дернула плечиком, холодно сказала:

— Извините, Всеволод Михайлович, но на такую брачную ночь я категорически не согласна. Спасибо за; приключения. Пусть твой приятель принесет мне пижаму, и я вернусь в больницу. Служба в армии мне уже надоела.

Бобер взял ее под руку.

— Погоди, послужи еще часок. — Обратился к капитану:- Разреши, друг, позвонить… Маме.

— Валяй!

Бобер подошел к телефону-автомату, стоящему возле комендатуры, набрал номер. Послышались длинные гудки. Телефон не отвечал.

— Толик! — подозвал он к себе Шустрова. — Достань хоть из-под земли майора Астафьева. Пусть позвонит сюда. — Крикнул капитану: — Капитан, какой у тебя здесь телефон?

— Б5-45-55,- быстро назвал номер капитан. Бобер повернулся к Толику:

— Повтори.

— Б5-45… А где я его сейчас найду? — спросил Толик.

— Поезжай в гостиницу «Москва», в бильярдную, они все наверняка там.

Толик побежал к машине, повторяя на ходу:

— Б5-45-55… Б5-45-55…

По широкой мраморной лестнице гостиницы «Москва», ведущей в ресторан, бегом поднимается Толик Шустров, все время повторяя:

— Б5-45-55… Б5-45-55…

Забегает в огромный, как ангар, зал ресторана. На эстраде звучит цыганская музыка; со слезой, надрываясь, поют цыгане. За столиками полно военных с дамами. Толик, совершая круг по ресторану и оглядывая столики, все время продолжает бормотать: «Б5-45-55… Б5-45-55…» Выбегает из ресторана и несется по коридору к дверям бильярдной.

Первое, что увидел и услышал Толик Шустров, приоткрыв дверь бильярдной, это стоящего на четвереньках под большим бильярдом тучного, с налитым кровью лицом, генерала, который кричал во весь голос: «Ку-ка-ре-ку!..» Покатывался со смеху Василий в белой рубашке, заправленной в брюки с лампасами, и с кием в руках. Рядом с ним возвышались еще два хохочущих авиационных генерала в полной форме и с орденами на груди. Трое полковников, отвернувшись, тоже ржали. А в стороне стоял и устало улыбался майор Астафьев.