Опасайся человека одной книги. В преддверии - Игорь Сотников

– Слышь. Мы тебя сука, запомнили, – всё-таки собравши волю в кулак, сумел-таки выкрикнуть из под тела мордоворота, тот, кто нашёл, где можно просто полежать.

– Странно, честное слово, такое слышать, – на отзвуки скрежета зубов оглянулся назад и выразительно посмотрел Фома. А ведь если быть объективно честным, то и Фома не в меньшей степени запомнил их. И прежде чем заявлять подобное, то надо, наверное, подумать, чьё же положение оказалось в более выгодном положении для запоминания. Впрочем, его тоже можно понять, ведь то положение, в котором он оказался, не слишком-то способствует работе мысли.

– Ладно, я тебя услышал! – Фома всё же был не таким неотзывчивым, и, решив, что не в его стиле быть совсем уж букой, даже очень громко проявил свою отзывчивость.

Глава 3

Индивидуальный подход.

Зачитанная до дыр и выжженная в сердце либерала, главенствующая выдержка из свода его библии: Либерализм провозглашает права и свободы каждого человека высшей ценностью и устанавливает их правовой основой общественного и экономического порядка.

«Она получала удовольствие, а я, значит, должен за это отвечать? – закинув ногу на ногу, не сводя своего взгляда с зашедшей в автобус беременной молодой особы, выразитель этой глубокой мысли, Яшка расплылся в голливудской улыбке. – Нет уж, за всё нужно платить».

Следом, но всё же шепотом, Яшка добавил эту фразу, обращенную к сидящему рядом с ним Фоме, не испытывающему таких же благостных чувств, что и Яшка. Не получив никакого ответа и не удовлетворившись молчанием Фомы, он ищет в нём причины такой невнимательности к такому насущному факту:

– Ты чего такой набыченный-то? О чём задумался? – пытается растормошить Фому Яшка, чьи действия, не имея свидетельств этих действий, теряют всю свою ценность для него.

– Много о себе не надумаешь, если есть чем думать, – втянувши голову, и вправду набычено смотрит на Яшку не переживающий за него на этот счет Фома.

– Но если нечем думать, то можно додумать до того, до чего не додумается и создатель, – на этот же счёт, Яшка уже вызывает беспокойство у Фомы.

– Ну, я даже не думал, что ты такой, – Яшка дал своё определение Фоме и, развернувшись обратно, заметил, что нашлись паршивцы, совсем не считающиеся с его мнением и уступившие место этой беременной особе.

«А какой я, и кто я, собственно, такой? – вдруг решил для себя выяснить Фома. – Ага, попробуй тут не в двух словах выразить это. Вот, например, как охарактеризовать свой возраст, не задействовав числовые параметры? Хотя, впрочем, в моём случае можно сказать, что я перестал донашивать уже не рубашки, а куртки, что, в принципе, можно соотнести и с моим развитием качеств, заявив, что я наконец-то перестал донашивать чужие мысли.

Так, что ещё? Ну, добавлю, что я не слишком разносторонний человек и могу похвастаться только двумя выдающимися моими сторонами: интровертной и экстравертной, которые и включают в себя весь мой спектр качеств. Так что, многие меня знают только с этих двух сторон. И если в кругу друзей я экстраверт, то для всех остальных я остаюсь интровертом.

Ну а кто, обо мне всё-таки может что-нибудь рассказать, то, наверное, это тот, с кем я полностью откровенен и с кем могу общаться на равных, а именно – техническое средство, присутствующее у каждого в доме, с коим, надо признаться честно, я частенько разговариваю после бурно проведенного вечера. Оно-то уж умеет выслушать и, скажу честно, такого наслушалось, что даже мне подчас становится стыдно.

Вот ведь наговорил больше двух слов, а толку никакого. Блин, ещё попроси себя рассказать что-нибудь смешное», – Фома вдруг явственно хмыкнул и резюмировал свой себе ответ:

– Да и вообще, кому в нынешнее время ты интересен кроме себя. Вот то-то же.

– Ты тоже заметил! – приняв это всхлипывание Фомы за что-то своё, обрадовался Яшка.

– Да, чёрт, достал уже, – Фома выпрямил спину и начал озираться по сторонам, пытаясь рассмотреть, что же такого он, по словам Яшки, заметил.

А между тем, всеобщим вниманием завладел зашедший в автобус очень нетрезвый гражданин, несущий в себе все те атрибуты, которые сопровождают такого рода господ: смердящий невыносимый запах, вызванный стычками с окружающим приземленным миром, потрепанный внешний вид и явно читающееся в его взгляде пренебрежение ко всему миру. Нетрезвый гражданин тут же, без лишних слов и какого-либо предупреждения уселся промеж сидящих на ближайшем к нему сидении пассажиров, несущественного для него образа, которые сразу же, чтобы не испытывать судьбу, слегка поворчав и не найдя защиты у кондуктора, мигом перебрались в другую часть салона автобуса. Но, может, действительно, сейчас кондуктор как одно из должностных лиц, отвечающих за порядок на этом транспортном средстве, подойдёт и своим строгим взглядом на этого, своим видом однозначно портящего внешний ландшафт жизни, пропойцу, заставит его заплатить за всё?

Но к удивлению и разочарованию пассажиров, этот пропойца не стал бузить, а достал смятые денежные купюры и сполна заплатил за свой проезд. Так что, это должностное лицо, кондуктор, не найдя иных причин для вопросов к нему, оставила всё как есть и развернувшись отправилась на своё высокое место, чтобы с него обозревать всех нарушителей общественного порядка, в основном тех, у кого растут длинные уши.

Ну а сильно нетрезвый гражданин, между тем, с сознанием дела поднял вверх руку с билетом, ознакомил всех рядом сидящих и стоящих с этим наличием его права и, показав одному, сильно от этого его действия изумленному очкарику с козлиной бородкой язык, чем несказанно ещё более сильно удивил подругу этого, по мнению нетрезвого гражданина, козлиной бороды («Ты что, его знаешь?» – ущипнула за локоть этого очкарика его нервная подруга, внеся еще больше сумятицу в мысли уже ничего не понимавшего козлиной бороды), со всем своим настойчивым вниманием принялся лицезреть, сидящую напротив него, ту беременную молодую особу.

– Ты про этого, что ли? – кивнув в сторону нетрезвого гражданина, спросил Яшку Фома.

– Ага, – поддакивает Яшка, любитель всяких таких острых действий, чьи запахи не доносятся и, как правило, происходят на расстоянии от него.

– Чем-то на тебя смахивает, – замечание Фомы выбивает из радостной колеи Яшку, вгоняя его в легкий недоуменный ступор.

– Не понял… – наконец-то искренне недоумевает Яшка.

– А что непонятного то? – ухмыльнулся Фома.

– Едет себе этот нетрезвый гражданин, имеющий на всё про всё такие же права, что и все его окружающие пассажиры. И вроде билет купил и даже, если не считать своего несколько беспардонного занятия места под этим солнцем, едет, никого не трогает, а при этом между тем беспокоит всех. Вот не внушает его настырный взгляд спокойствия, хоть ты тресни. А он едет и едет, а все между тем ждут, когда эта вонь, пробирающая не только его печень, (что есть результат его выбора), но и наши, не имеющие отношения к этому выбору гражданина, сформируется во что-нибудь и выкинет из себя.

– Значит, я также сижу и воняю? – было дёрнулся Яшка.

– Вернее будет сказать – лицезришь и на основе своего аналитического ума делаешь выводы.

Взгляд Фомы не менее жесток, чем у Яшки, который, не сумев переглядеть Фому, идёт на попятную и улыбнувшись, хлопает себя по колену, и со словами: «Ну ты и приколист!» – слезает с этой, грозящей целостностью его зубам, темы.

– Я же только образно. Я-я-я-ков! – Фома, делая упор на полном именовании, которое записано прописью в паспорте, Яков, выбивает последние подпорки из-под ног Яшки-Якова, на что тот, потерявшись и глотая спёртый воздух, не знает, что и ответить. А ведь стоящая перед ним проблема собственного именования была не так проста, как кажется. Вот же родители подкинули свинью собственному сыну, отказывающемуся от употребления, как свинины, так и всего животного. Так, Яшка, для него звучало определенно по-шкетски, когда как в Якове, он видел некоторое скрытое подтрунивание над собой, чего не мог вытерпеть даже самый последний сидящий в нем Яшенька.

– Тьфу, мам. Не называй меня так больше при всех! – слишком кипуч Яшка, стоит ему лишь заслышать своё имя в неправильном ключе, который при всех его раскладах только таким и был.

Но может, тогда ему пойти другим путем, как это делают все те, кого природа вознаградила полётом мысли его родителей, и выбрать для себя если не псевдоним, то, по крайней мере, другое имя? Но, как ни странно, для Яшки, несмотря на всю его именную неупотребительность, было дорого это его имя. Вот и поди разбери после этого, отчего он тогда так на Фому закусился, что даже себе губу прокусил.

– Зашибись, – прежде чем прикусить свою губу, Яшка обратился к своей любимой присказке, которая во всех относительно неопределенных случаях служила ему универсальным ответом на полученный результат.