Пушкин - это Россия - Илья Бражнин

А теперь, оставив разыскания, относящиеся к стихотворению «Я помню чудное мгновенье…», обратимся еще к одному примеру, доказывающему, что все поэтическое наследие Пушкина есть монолит, прочно сцепленный своими отдельными частями между собой. Для доказательства этого положения позвольте привести еще один пример.

Вот «Памятник», написанный в тридцать шестом году, а вот четыре черновые строки, не вошедшие в сороковую, заключительную строфу второй главы «Евгения Онегина», написанные двенадцатью годами раньше:

И этот юный стих небрежныйПереживет мой век мятежный.Могу ль воскликнуть, о друзья:Воздвигнул памятник и я.

Следует заметить при этом, что последняя строка первоначально была дана как цитата Горация и читалась

Exegi monumentum я.

Таким образом, вторая глава «Онегина» кончалась тем, чем начинался «Памятник», в котором «Exegi monumentum» поставлено эпиграфом.

Как видите, к цепочке связей «Дубравы…», «Я помню чудное мгновенье…», «Евгений Онегин» прибавляется еще одно звено: «Памятник». Но и это еще не последнее звено цепи. Мотив «Памятника» ощутимо проступает в стихотворении «Андрей Шенье», написанном годом позже цитированной мною второй главы «Евгения Онегина». Вот несколько строк из «Андрея Шенье»:

Я скоро весь умру. Но, тень мою любя,Храните рукопись, о други, для себя!Когда гроза пройдет, толпою суевернойСбирайтесь иногда читать мой свиток верныйИ, долго слушая, скажите: это он;Вот речь его. А я, забыв могильный сон,Взойду невидимо и сяду между вами.

Вглядитесь в строки: «Я скоро весь умру. Но…», «Храните рукопись…», «Сбирайтесь иногда читать мой свиток…» Разве они не сродни строкам «Памятника»?

Нет, весь я не умру — душа в заветной лиреМой прах переживет и тленья убежит.

Еще одна параллель. В известнейшем стихотворении «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор…») седьмая строфа начинается ведомыми всем и каждому строчками:

Друзья мои, прекрасен наш союз!Он, как душа, неразделим и вечен…

А вот что записал Пушкин в альбом друга своего Пущина перед выпуском из Лицея, десятью годами раньше:

…но с первыми друзьямиНе резвою мечтой союз твой заключен;Пред грозным временем, пред грозными судьбами,О милый, вечен он!

Иной раз переходят из стихотворения в стихотворение отдельные слова и выражения, пришедшиеся снова к месту. Так, в «Цыганах», в последнем восклицании закалываемой Земфиры: «Умру любя…», мы слышим отзвук последней строки стихотворения «Желание»: «Пускай умру, но пусть умру любя!» То же со словами «Заутра казнь…», которые мы находим и в «Полтаве» и в «Андрее Шенье». Состояния Кочубея и Шенье в канун гибели схожи: они и думают сходно, и говорят одни и те же слова.

Случается перекличка не только одних стихов с другими, но и стихов с письмами друзьям или близким. Вот в письме к жене 25 сентября 1835 года Пушкин из Михайловского пишет: «В Михайловском нашел я все по-старому, кроме того, что нет уж в нем няни моей и что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия, молодая сосновая семья…»

А день спустя, 26 сентября, Пушкин снова пишет о них же, о «молодой сосновой семье», но на этот раз уже в стихах:

На границеВладений дедовских, на месте том,Где в гору подымается дорога,Изрытая дождями, три сосныСтоят — одна поодаль, две другиеДруг к дружке близко, — здесь, когда их мимоЯ проезжал верхом при свете лунном,Знакомым шумом шорох их вершинМеня приветствовал. По той дорогеТеперь поехал я, и пред собоюУвидел их опять. Они все те же,Все тот же их, знакомый уху шорох —Но около корней их устарелых(Где некогда все было пусто, голо)Теперь младая роща разрослась,Зеленая семья; кусты теснятсяПод сенью их как дети. А вдалиСтоит один угрюмый их товарищКак старый холостяк, и вкруг негоПо-прежнему все пусто.Здравствуй, племяМладое, незнакомое!

Стоя перед могилой Пушкина и читая высеченные на камне слова «Здравствуй, племя младое, незнакомое!», едва ли кто сопоставляет эти слова с письмом к жене о «молодой сосновой семье».

А между тем, связь одного с другим — жизненного факта и факта поэтического — очевидна и неразрывна. Все, что в строках и между строк, выросло из жизни, и все, что в строках, врастает друг в друга, переплетается, взаимодействует. Все строки, все стихи, все творчество поэта — единое, неразрывное целое. Все строки и вся жизнь — единое и нераздельное целое. Все ветви единого древа поэзии тесно сплетены в одно. И все корни — густая сеть переплетенных между собою нитей, питающих и сплетенные ветви, и цветы, и плоды.